Дороги не расскажут. Ч 2. Лида. Г 5. Дорога домой.
Жанр:
Историческое
Вид:
...ДОРОГИ НЕ РАССКАЖУТ.
Повесть.
Русаков Олег Анатольевич.
г. Тверь.
Часть 2.
ЛИДА.
Глава 5.
Дорога домой.
5.1. Близкий взгляд.
Ночью с 5 на 6 октября войска Западного фронта были отведены на рубеж Осташков, Селижарово, Ржев и ржевско-вяземский оборонительный рубеж. Войск для обеспечения защиты обустроенных, с привлечением населения, оборонительных рубежей катастрофически не хватало. Основные силы РККА, или правильно сказать их остатки, концентрировались из расчета лобового удара фашистов в направлении Москвы.
Немцы, прорвав оборону советских войск под Вязьмой, не пошли на лобовое столкновение с резервами Красной Армии. Имея многократное превосходства, как в численности войск, так и в вооружении, не встречая достойного сопротивления на северном направлении, колоннами, по пустым дорогам со скоростью от 20 до 60 километров в сутки, войска группы армии «Центр» двинулись в северном направлении, охватывая Москву в сторону Осташкова, Старицы.
Седьмого октября Лида прибежала на Ленинградский вокзал очень рано. Поезд на Калинин отходил в семь тридцать, билеты на него Лида купила еще вчера, после дежурства, зайдя на вокзал после работы.
…
Вечером шетого октября Лидочка бежала домой счастливая, с приветливым лицом улыбаясь встречным женщинам и мужчинам, идущим по тротуару, и легко вприпрыжку, ловко обгоняя попутных прохожих. В кармане лежал билет на завтрашний поезд до Калинина. По проезжей части улицы не часто проходили машины, чаще военные, прошел хлебный фургон, за ним еще один. Неспешно навстречу по дороге процокал конный разъезд. Людям не было весело, каждый из прохожих думал о своем, наступление фашистов не веселило москвичей, а Лидочка светилась мыслями о скорой встрече с родными. И она знала, что никакие немцы не смогут растерзать ни Калинин, ни Москву. А люди шли ей навстречу погруженные в нелегкие думы приближения фронта, в городе активно началась эвакуация предприятий и учреждений. Несмотря ни на что, Москва продолжала гудеть по утрам сиренами заводов, зовущих людей на работу. Город настороженно и значительно реже слышал клаксоны автомобилей в шуме улиц и площадей, которые по-прежнему наполнялись звоном трамваев на железных поворотах рельсового пути. Иногда собранное, но слегка испуганное пространство почти прифронтовой Москвы, наполнялось сиренами противовоздушной обороны. Временами, по вечерам стали отключать свет, и на стенах домов появились плакаты, призывающие ставить на окна квартир светомаскировку и выключать свет при воздушной тревоге, чтобы не привлекать к жилым кварталам вражеские бомбардировщики, а под плакатами, и на стендах объявлений, газетных стендах появились инструкции как заклеивать стекла окон, что бы их не выдавило взрывной волной. Вдоль тротуара улицы, со стороны Казанского вокзала, выдвигаясь на Комсомольскую площадь, как длинная серая кишка, стояли дирижабли, наполненные водородом. Именно в это время, уже несколько дней, их начинали поднимать над городом на ночь. Днем немцы не решались на прямые бомбежки столицы.
"...Если бы на улицах не было бы военных и этих картинок, можно подумать, что и нет никакой войны... – обиженно, правда не понятно на кого, думала Лидочка, в добром состоянии духа рассматривая, ставшие суровыми, дома и улицы Москвы. - Правда, день пасмурный... а тепло... – мысли шли несвязанными обрывками - Какая темень, фонари совсем не горят. Неужели завтра буду дома. Мамочка - завтра обнимемся, и папочка... – перед глазами проплыли лица мамы, папы, брата. - Вроде и виделись на майские, а как будто в другой жизни... - она шла и смотрела в озабоченные лица прохожих, в которых не было радости. - Неужели там, где-то у Смоленска стреляют..." - Лидочка задорно передвигалась по тротуару. Она, своей детской возбужденностью, не могла предположить, что именно сейчас немец прорывает оборону наших войск под Можайском, которая уже не может удерживать многократно превосходящие силы противника. Там просто погибли все защитники. Они все погибли…
…
Народу в поезд садилось много. Большинство были с большими тюками. Люди бежали из Москвы в провинцию, боясь, что чуть ли не завтра могут начаться уличные бои, а в деревне их как будто ждало спасение. Женщины, дети, старики, и конечно иногда и мужики набивали отходящий в сторону Калинина состав. Они не знали, что уже со вчерашнего вечера, под Можайском была прорвана наша оборона, и фашисты колоннами устремились на север в обход Москвы. Люди не знали, что они едут почти наперерез наступающим немцам, находящимся на этот момент уже под Нелидовом, Ржевом, Зубцовым, Шаховской и некому было остановить врага.
Поезд вышел почти по расписанию. Вагоны были закопченные, в мирное время они были всегда чистенькими, блестящими, теперь и вагоны, и здания вокзала не мыли от паровозного дыма, скорее всего рабочие были мобилизованы либо в ополчение, либо на специальные оборонительные работы. Поезд дернулся, затем дернулся повторно и, как будто с большим трудом начал медленно набирать ход. Перрон, столбы, заборы, дома, Москва… Химки, Ховрино, Подсолнечная. Селения еще мирного Подмосковья проплывали вокруг Октябрьской железной дороги, по рельсам которой на Калинин двигался вагон со смотрящей в окно, не уверенной в правильности своих действий, Лидочкой… В Клину поезд встал. Стоял несколько часов, пропуская и пропуская военные составы, идущие на север в сторону Калинина. Техника и вооружение на платформах не закрывали брезентом, а в действиях смотрящих за этой техникой солдат ощущалась нервозность. Не смотря на приподнятое настроение ожидания встречи с близкими, Лида, смотрела на проходящие и проходящие военные составы с большой тревогой, если не сказать страхом. Она видела рост напряженности среди военных, которые перемещались по станции возбужденно и настороженно. Крики офицеров сурово гоняли связных и солдат охраны. В воздухе висело ощущение беды. Только во второй половине дня поезд двинулся дальше, но доехать смог только до Решетникова и там опять был поставлен на запасной путь. Здесь стояли не долго. Но к пяти часам доехав до Завидово по вагонам объявили, что состав дальше не пойдет. Люди начали интересоваться у проводников, почему поезд не едет в Калинин, ведь билеты проплачены. На все вопросы получали один короткий ответ, что сегодня поезд до Калинина не пойдет. На вопрос о завтрашнем дне проводники не говорили ничего. Приблизительно через 20 минут проводники объявили о том, что пассажирам надо немедленно очистить вагоны. Не обращая внимания на огрызающихся пассажиров, проводники настойчиво требовали вагоны освободить. Одна пассажирка начала грубо припираться с проводником угрожая ему, что из вагона не выйдет. Уговоры не помогали. Терпеливый железнодорожник наконец не выдержал и заорал на нее матом.
- Ты чего с..а не поняла, что это не просьба а приказ. Я тебя сейчас за шиворот на перрон вытащу как собаку и скажу конвойным, что бы тебя расстреляли…
После этого инцидента в течении минуты вагон опустел.
Лида сидела на своем месте, не зная, как ей быть, то ли подчиниться настойчивому требованию железнодорожников, то ли начать ругаться, чего она делать не умела. Лида не представляла себе, как она доберется до дома, если встанет и выйдет из вагона. Страх остаться одной не понятно где был убийственным. Когда плацкартное купе покинул последний попутный пассажир, Лида, не понимая от страха, что она делает, быстро вскочила на нижнее сиденье, затем на стол, затем опираясь коленкой на вторую полку начала вскарабкиваться на третью полку где обычно лежали матрасы. С трудом, но у нее это получилось. Она попыталась максимально съежиться в углу этой полки, и старалась дышать как можно тише. Мимо купе, в котором она схоронилась, еще проходили люди, затем мимо прошли проводники разговаривая друг с другом негромко:
- Говорят немцы фронт прорвали, теперь железная дорога полностью мобилизована под армию, этот состав тоже под какую-то часть отдали, вот -вот погрузка начнется.
- А куда повезем-то?
- Да вроде в Калинин повезем.
- А в Калинин то зачем, немец то к Москве рвется, а от Калинина до фронта как до неба. – замолчав тот же голос продолжил - А немцы то где вообще?
- Да пес их знает, сегодня же утром «СовИнформБюро» слушала, там передавали тяжелые бои под Вязьмой. А Вязьму-то вроде как еще вчера сдали. А сегодня уж и про Зубцов, и про Нелидово, и про Ржев слухи были, толи они уже под немцем, толи там бои идут…
-Ну а сейчас-то они где?..
Изо всей силы прислушиваясь к разговору проводников, Лида уже не могла разобрать, о чем те говорили дальше. «Ничего себе Ржев взяли – это ж километров сто от Калинина…».
В вагоне наступила полная тишина. «Поезд-то в Калинин пойдет. – думала Лидочка – Вот я домой и доеду, а там будь, что будет». Так прошло несколько минут. Лида решила посмотреть вниз. И только опустив свой взгляд на лавку на которой сидела увидела свой узелок. Он лежал в углу лавки, а она, в своих переживаниях, о нем ни разу так и не вспомнила. «Вот растяпа. – подумала она про себя – Как же я про него забыла то. Надо его достать.» Но дотянуться до него было невозможно, надо было слезать. Она привстала на локти и хотела уже спрыгивать вниз, предварительно спустившись на вторую полку, но в это время вагон закачался и кто – то из тамбура скомандовал:
- Заполняем купе по шестнадцать человек, первые зашедшие заполняют верхние полки, остальные по четыре человека на сидение, осторожно с винтовками, держать их только вертикально. Штыки у всех отстегнуты? Ну-ка, вы балбесы – штыки отстегнули… Вот теперь вперед орелики…
По вагону раздался тяжелый топот кирзовых сапог. Курочкина опять съежилась в углу третьей верхней полки. В воздухе появился запах гуталина и стираной хозяйственным мылом военной формы, которая долго лежала на складе.
Александр Роднов был родом из Клина Московской области, парню два месяца назад исполнилось семнадцать лет. Но две недели назад Сашка вместе со своими дружками из ФЗО, школы фабрично-заводского обучения пошли в военкомат и подали заявление добровольцами в армию. На их удивление, не смотря, на то что они еще не достигли призывного возраста их всех записали добровольцами и призвали в ряды Красной армии. Роднов в 1938м закончил семилетку и по стопам отца, как старший сын пошел работать на Клинский, «Чепельский» - как его называли в простонародье, литейно-механический завод подмастерьем. Уже в начале 41 года, желая стать токарем, мальчишка начал учиться в ФЗО при заводе. К новому году он должен был сдать экзамены, выточив сложную деталь, получить второй разряд токаря-фрезеровщика и стать большим мастером токарного производства завода. Все бы так хорошо и было, но началась война.
Итак, Роднов первым заходил в вагон где пряталась Лидочка. Проходя по проходу вагона, он не мог не увидеть ее узелок, этот узелок неизбежно заставил повернуть в это купе. Саша взял узелок в руки. Узелок и выглядел по девчачьи и волнующий мальчишку запах, исходивший от узелка, могла оставить только аккуратная девчонка. Тут же Роднов поднял глаза на третью полку. Снизу он не видел Лиду, но он встал на нижнюю полку сапогом и максимально вытянул свою длинную шею. Сашка увидел плечо девушки. Парень бросил на верхнюю полку узелок, который почему-то сразу исчез в полумрак, солдат поставил винтовку, и отжался на средней полке руками. На Александра смотрели испуганные глаза красивой девушки молча просящие и умоляющие… Сашка сжал свои губы, по-прежнему смотря в неподвижные зрачки незнакомки, затем опустился вниз.
- Первое отделение второго взвода занять третье купе - крикнул Саша мальчишеским голосом, будучи назначенным командиром отделения, и солдаты его отделения начали оседать на сидения занятого им купе. – Так, на третью полку я залезу, ехать не далеко, а я вздремнуть хочу. На вторую верхнюю полку сложить вещмешки. – и он бросил на полку где лежала как мышка Лида, свой вещмешок. Солдаты его отделения начали делать также самое. – И на ту тоже складывайте - показал он на боковую верхнюю, понимая, что и оттуда Лиду будет видно, но она уже была плотно заставлена вещмешками.
Буквально через десять минут поезд, набитый солдатами, тронулся в сторону Калинина.
Поезд стуча на стыках рельс круглыми колесами уже порядка десяти минут сокращал расстояние до Калинина. Солдатики с напряженными лицам сидели погруженные в непростые мысли. Кто-то из ребят курил, кто-то дремал, многие просто размышляли, уперев взгляд в одну точку. Подавляющее большинство были мальчишками, недавно призванными из последних сил подмосковными военкоматами. Неизбежный страх читался в глазах этих мальчишек. Еще вчера они кушали мороженное и играли в прятки со своими малолетними братьями, сестрами и друзьями, не хотели слушаться своих родителей, грубили взрослым и учителям, а сейчас… они, опираясь на собственную винтовку, из которой толком и стрелять то не научили за пару недель армейской жизни, сидят в прокуренном вагоне, и едут мальчики не в кино на «Чапаева», а на передовую занять свое место в боевом строю холодного окопа, взяв на прицел проклятого фашиста. Сколько осталось до боя, может быть неделя… может быть - час…
Саша лежал на верхней полке и улыбался симпатичной девице, смотрящей молча на него добрыми глазами из-за вещмешков, ее большие глаза были очень притягательны, но при этом было видно, как этой девчонке было не удобно перед смотрящим на нее солдатом, который ее не выдал. Между вещмешками, под открытой шеей симпатичной белокурой незнакомки, под кофточкой в горошек, в полумраке полки, просматривались очертания девичей груди, смущавшие Александра, и он не мог отвести своих глаз от такой недоступной красоты. А под вагоном равномерно выстукивал метроном Октябрьской железной дороги. Лида беззвучно, губами сказала Незнакомцу «С-па-си-бо», Саша глазами показал, что понял ее, и они продолжали смотреть друг на друга, мягко, но подробно взглядами знакомясь с чертами лиц друг друга.
Состав выгружали не на вокзале. Состав выгружали на станции Дорошиха сразу после железнодорожного моста через Волгу, с одной стороны железной дороги был промышленный район Калинина с вагонным заводом, с другой притаилась деревня Дорошиха со своими, дымящими трубами, избами. Солдаты быстро разобрали свои вещмешки. Саша тоже не спеша начал слезать со своей полки, продолжая останавливать свой взгляд на нелегальной попутчице.
- Я последний выйду из вагона. Как я уйду, ты тоже выходи. - Потихоньку сказал солдат, и его голова скрылась под полку.
Парень встал на выходе в вагонный проход, посмотрел в одну сторону, в другую, оглянулся на смотрящую на него незнакомку.
- Меня Саша зовут. - Взял свою винтовку.
Лида, как завороженная, смотрела на него сверху и молчала.
- Ну, я пошел. - Лидочка смотрела на него своими улыбающимися глазами, и только в последний момент сообразила.
- Меня Лида.
Парень улыбнулся и пошел на выход.
5.2 Встреча.
Калинин не выглядел прифронтовым городом. По-прежнему гудели цеха вагонного завода. От Горбатки по-прежнему ходили городские автобусы. Но за Дорошихой солдаты, жители города и прилегающих деревень рыли полно профильные окопные укрепления. Укрепления копали и днем и ночью уже третьи сутки, как пришли в учреждения городских и партийных властей сведения о прорыве под Вязьмой и стремительном наступлении фашистов на север в сторону Осташкова и Ржева.
Лида вышла на Горбатку, к остановке почти сразу подошел рейсовый автобус. Маршрут автобуса проходил как раз через остановку где жили Лида. Счастливая девчонка, заплатив кондуктору за билет, села у окна и с интересом рассматривая знакомый до боли родной город, моментами его не узнавала. Пасмурное небо, иногда роняющее на город мелкий не долгий дождик, делало его таким же настороженным, как и Москва, а Волга хмурилась под дождем, когда автобус пересекал такой родной Староволжский мост. «Как хорошо, что я приехала, как же здорово, что я всё-таки приехала…» непрерывно думала девушка жадно всматриваясь в родные улицы старого Калинина. «Спасибо тебе Сашенька…» - и Лидочка опять, в раздумье, увидела глаза солдата, смотрящего на нее с противоположной полки купе вагона.
Дом, где она проживала до отъезда на учебу виден сразу с остановки где вышла Курочкина. Он глядел окнами квартиры на остановку на которой вышла Лидочка, она с полминуты любовалась этими окнами на третьем этаже, где одно окно было освещено, а затем побежала через площадь, обегая дом вокруг, чтобы попасть во двор. Вот он родной подъезд. «А мама с папой ничего не знают, а я как сейчас войду тихонечко…».
...
Взлетев бабочкой на третий этаж пренебрегая медленным лифтом, девочка вставила ключ в скважину такой знакомой двери. Два раза повернула ключ, дверь легко подалась на нее, Лида вошла крадучись в квартиру. Свет горел в большой комнате из тишины которой послышался слегка испуганный вопрос брата:
- Мам, … пап вы что ли пришли?
Лида, улыбаясь, выставилась головой из-за косяка двери комнаты.
Миша смотрел на нее слегка испуганно и недоверчиво, но через пару секунд лицо посветлело, брови выгнулись дугами, улыбка сыграла на испуганных губах:
- Лида… Лидочка – парень побежал ей на встречу, обегая стулья, стоящие вокруг большого стола. Улыбка в течении пары секунд превращалась в отчаяние – Лидочка, чего же ты не приезжала – и уже чуть не плача – чего же ты не приезжала, а я ждал, ждал, а ты не едешь. – парень хлюпал носом…
Лида присев обняла его. Гладила ему голову и сама, чуть не плача:
- Миша, ну я же вот…, приехала. Бросила все и приехала. – она поцеловала братца в щеку, в лоб.
- А ты не уедешь больше, а то фашисты идут, а мне одному страшно. Не уедешь?
- … Я постараюсь. Но, через недельку мне надо опять на работу.
Мальчик продолжал шмыгать носом, положив голову на ее плечо и как будто успокоившись, но через несколько мгновений.
- Ты как мама с папой они тоже все время работают – они посмотрели друг другу в глаза – а я один, мне теперь и в школу нельзя, ее закрыли, мальчишки все по деревням разъехались, а Вадик Сизов на Урал уехал, к бабушке.
- Мы с тобой завтра обязательно погулять сходим, обязательно. А где же мама с папой, ведь уже времени то много.
- Они на укреплениях работают, сейчас все на укреплениях работают. Сначала они куда-то далеко ездили, а теперь где-то в городе капают. Мама вчера вечером приходила, обещала опять сегодня прийти. Она и вчера так же поздно пришла, а потом опять в ночь уехала. Я вот и жду ее, а тут ты пришла.
Мальчишка заулыбался. Лида тоже нескладно заулыбалась через слезу в глазах и спазм в горле.
Чайник шипел от огня керогаза. На столе стояли четыре чашки, посередине стола вазочка с сахаром, и тарелка с нарезанным хлебом. Лида с Мишей сидели за столом и ждали, когда закипит чайник, ну и конечно, когда дверь откроется и на пороге появятся родители. Чайник закипел, но родители не появились ни сейчас, ни ночью ни на утро.
Лида проснулась, когда за окном уже было светло. Как приятно было проснуться в собственной кровати, в которой пересмотрено столько прекрасных снов девичьего детства и юности. Брат лежал рядом, он не хотел спать отдельно от Лиды. Девушка быстрым шагом прошла в комнату родителей, дома они с братом были по-прежнему одни. А за окном их площадь была пуста, лишь иногда по ней проходила заблудившаяся машина. Прохожих крайне мало.
Уходить из дома Лида боялась. Она боялась, что именно когда они с братом, который и минуты не хотел быть не рядом с сестрой, отойдут даже в магазин возвратятся родители, но в магазин идти пришлось, так как в квартире не осталось продуктов. Миша согласился остаться дома, смотря в окно как сестра переходит площадь.
Уже в третьем часу дня в скважине дверного замка послышались долгожданные звуки, и когда дверь открылась мама сразу громко взволнованно произнесла.
- Миша… Сынок. – но в это время ей навстречу вышла Лида…
Мама остолбенела и через мгновение обняла дочь. А за мамой в квартиру заходил и отец.
Отца отозвали с укреплений. Оказывается, из рабочих и служащих Вагонного завода начали формировать отряды ополчения, и естественно отец сразу оказался среди мобилизованных. Маму отпустили домой вместе с ним до утра, собрать мужа на военные тренировки ополченцев, которые начинались уже завтра. Родители принесли сухпаек, которым снабжали тружеников, работающих на укреплениях и который родители не ели, чтобы принести домой и накормить сына, а тут оказывается и дочь подъехала, отец где-то сумел купить в деревне сало и пол мешка картошки, продуктов было достаточно, чтобы вечером был организован хороший ужин.
- Куда ты приехала, дочка… У нас тут два дня назад такое началось… Всех погнали на укрепления и цеховых и все заводское управление. Всех выгнали на Дорошиху и Пролетарку, на полях первомайского совхоза тоже ведь окопы роют, и солдат нагнали и крестьян. Отец там со своими рабочими кресты из рельсов, да железок всяких варят и на дороги устанавливают, пока вдоль обочин, эти каракатицы ежами называют, что бы потом быстро на дороги сдвинуть можно было. Между дорогой и лесом рвы копаем огромные. Бери Мишку да езжайте в Москву. Ее ведь точно до последнего солдата защищать будут, а здесь сдержат немца или нет – неизвестно.
Мама рассказывала о жизни последние месяцы с огромной горечью и страхом. Потом она стала собирать папу в ополчение. Ополченцам не выдавали обмундирование, поэтому надо было папу одеть тепло и желательно удобно.
Утром 9 октября Папа ушел. Мама с не просыхающими глазами через пару часов тоже ушла на возводимые на западных окраинах города укрепления. По вечерам мама стала приходить домой и девятого, и десятого, и одиннадцатого октября. А Лида с Мишей смотря в окно наблюдали как, с каждым днем все больше и больше людей уходили из города в сторону Затверечья и далее по Бежецкому шоссе.
Вечер 11 октября был счастливым. Сначала домой вернулась мама. Позднее домой пришел отец. Маме сообщили, что 11го вечером отец будет дома, в связи с тем, что уже 12го ополчение выдвигается на рубежи обороны, так как немец уже будто бы взял Старицу и чуть ли не завтра окажется на окраинах родного города.
Отец рассказал, что три дня их учили стрелять из винтовки, ползать, и хорониться от врага за препятствиями, но уже завтра они должны быть в окопах. Мать не находила себе места все время плача и пытаясь скрыть слезы, но это у нее плохо получалось. Отец долго играл с Мишей и в конце концов тот уснул и него на коленках.
Утром 12 октября оказалось, что дома нет хлеба, а отцу уже через полтора часа к 12.00 необходимо было прибыть в пролетарский военкомат. Пока греется чайник Лида наспех оделась, повязав старый мамин платок на голову и побежала в булочную, на остановке напротив их дома через площадь. Лида купила хлеба и вышла из магазина…
…она увидела, как прямо на нее, очень быстро увеличиваясь в размерах падает самолет, винты которого извергают противный неровно сверлящий рев. Она увидела, как от самолета, падающего на нее, отделяются четыре точки, и, через секунду, свистом уничтожая вокруг все остальные звуки, быстро падают вниз. Скрывшись за родным домом эти точки превращаются в раскатный звук взрывов. Четвертая бомба опускается... на их дом, и через мгновение, на глазах Лидочки окна ее квартиры раздулись изнутри, и разлетелись в разные стороны навсегда потерянной прожитой жизни…
…а огромный черный самолет с белыми крестами, показывая пустые бомболюки, громко разрезая винтами воздух, проревел над ее головой поднимаясь выше и выше.
Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/11/17/2157
Русаков О. А.
12 ноября 2016 года.
г. Бежецк
Повесть.
Русаков Олег Анатольевич.
г. Тверь.
Часть 2.
ЛИДА.
Глава 5.
Дорога домой.
5.1. Близкий взгляд.
Ночью с 5 на 6 октября войска Западного фронта были отведены на рубеж Осташков, Селижарово, Ржев и ржевско-вяземский оборонительный рубеж. Войск для обеспечения защиты обустроенных, с привлечением населения, оборонительных рубежей катастрофически не хватало. Основные силы РККА, или правильно сказать их остатки, концентрировались из расчета лобового удара фашистов в направлении Москвы.
Немцы, прорвав оборону советских войск под Вязьмой, не пошли на лобовое столкновение с резервами Красной Армии. Имея многократное превосходства, как в численности войск, так и в вооружении, не встречая достойного сопротивления на северном направлении, колоннами, по пустым дорогам со скоростью от 20 до 60 километров в сутки, войска группы армии «Центр» двинулись в северном направлении, охватывая Москву в сторону Осташкова, Старицы.
Седьмого октября Лида прибежала на Ленинградский вокзал очень рано. Поезд на Калинин отходил в семь тридцать, билеты на него Лида купила еще вчера, после дежурства, зайдя на вокзал после работы.
…
Вечером шетого октября Лидочка бежала домой счастливая, с приветливым лицом улыбаясь встречным женщинам и мужчинам, идущим по тротуару, и легко вприпрыжку, ловко обгоняя попутных прохожих. В кармане лежал билет на завтрашний поезд до Калинина. По проезжей части улицы не часто проходили машины, чаще военные, прошел хлебный фургон, за ним еще один. Неспешно навстречу по дороге процокал конный разъезд. Людям не было весело, каждый из прохожих думал о своем, наступление фашистов не веселило москвичей, а Лидочка светилась мыслями о скорой встрече с родными. И она знала, что никакие немцы не смогут растерзать ни Калинин, ни Москву. А люди шли ей навстречу погруженные в нелегкие думы приближения фронта, в городе активно началась эвакуация предприятий и учреждений. Несмотря ни на что, Москва продолжала гудеть по утрам сиренами заводов, зовущих людей на работу. Город настороженно и значительно реже слышал клаксоны автомобилей в шуме улиц и площадей, которые по-прежнему наполнялись звоном трамваев на железных поворотах рельсового пути. Иногда собранное, но слегка испуганное пространство почти прифронтовой Москвы, наполнялось сиренами противовоздушной обороны. Временами, по вечерам стали отключать свет, и на стенах домов появились плакаты, призывающие ставить на окна квартир светомаскировку и выключать свет при воздушной тревоге, чтобы не привлекать к жилым кварталам вражеские бомбардировщики, а под плакатами, и на стендах объявлений, газетных стендах появились инструкции как заклеивать стекла окон, что бы их не выдавило взрывной волной. Вдоль тротуара улицы, со стороны Казанского вокзала, выдвигаясь на Комсомольскую площадь, как длинная серая кишка, стояли дирижабли, наполненные водородом. Именно в это время, уже несколько дней, их начинали поднимать над городом на ночь. Днем немцы не решались на прямые бомбежки столицы.
"...Если бы на улицах не было бы военных и этих картинок, можно подумать, что и нет никакой войны... – обиженно, правда не понятно на кого, думала Лидочка, в добром состоянии духа рассматривая, ставшие суровыми, дома и улицы Москвы. - Правда, день пасмурный... а тепло... – мысли шли несвязанными обрывками - Какая темень, фонари совсем не горят. Неужели завтра буду дома. Мамочка - завтра обнимемся, и папочка... – перед глазами проплыли лица мамы, папы, брата. - Вроде и виделись на майские, а как будто в другой жизни... - она шла и смотрела в озабоченные лица прохожих, в которых не было радости. - Неужели там, где-то у Смоленска стреляют..." - Лидочка задорно передвигалась по тротуару. Она, своей детской возбужденностью, не могла предположить, что именно сейчас немец прорывает оборону наших войск под Можайском, которая уже не может удерживать многократно превосходящие силы противника. Там просто погибли все защитники. Они все погибли…
…
Народу в поезд садилось много. Большинство были с большими тюками. Люди бежали из Москвы в провинцию, боясь, что чуть ли не завтра могут начаться уличные бои, а в деревне их как будто ждало спасение. Женщины, дети, старики, и конечно иногда и мужики набивали отходящий в сторону Калинина состав. Они не знали, что уже со вчерашнего вечера, под Можайском была прорвана наша оборона, и фашисты колоннами устремились на север в обход Москвы. Люди не знали, что они едут почти наперерез наступающим немцам, находящимся на этот момент уже под Нелидовом, Ржевом, Зубцовым, Шаховской и некому было остановить врага.
Поезд вышел почти по расписанию. Вагоны были закопченные, в мирное время они были всегда чистенькими, блестящими, теперь и вагоны, и здания вокзала не мыли от паровозного дыма, скорее всего рабочие были мобилизованы либо в ополчение, либо на специальные оборонительные работы. Поезд дернулся, затем дернулся повторно и, как будто с большим трудом начал медленно набирать ход. Перрон, столбы, заборы, дома, Москва… Химки, Ховрино, Подсолнечная. Селения еще мирного Подмосковья проплывали вокруг Октябрьской железной дороги, по рельсам которой на Калинин двигался вагон со смотрящей в окно, не уверенной в правильности своих действий, Лидочкой… В Клину поезд встал. Стоял несколько часов, пропуская и пропуская военные составы, идущие на север в сторону Калинина. Техника и вооружение на платформах не закрывали брезентом, а в действиях смотрящих за этой техникой солдат ощущалась нервозность. Не смотря на приподнятое настроение ожидания встречи с близкими, Лида, смотрела на проходящие и проходящие военные составы с большой тревогой, если не сказать страхом. Она видела рост напряженности среди военных, которые перемещались по станции возбужденно и настороженно. Крики офицеров сурово гоняли связных и солдат охраны. В воздухе висело ощущение беды. Только во второй половине дня поезд двинулся дальше, но доехать смог только до Решетникова и там опять был поставлен на запасной путь. Здесь стояли не долго. Но к пяти часам доехав до Завидово по вагонам объявили, что состав дальше не пойдет. Люди начали интересоваться у проводников, почему поезд не едет в Калинин, ведь билеты проплачены. На все вопросы получали один короткий ответ, что сегодня поезд до Калинина не пойдет. На вопрос о завтрашнем дне проводники не говорили ничего. Приблизительно через 20 минут проводники объявили о том, что пассажирам надо немедленно очистить вагоны. Не обращая внимания на огрызающихся пассажиров, проводники настойчиво требовали вагоны освободить. Одна пассажирка начала грубо припираться с проводником угрожая ему, что из вагона не выйдет. Уговоры не помогали. Терпеливый железнодорожник наконец не выдержал и заорал на нее матом.
- Ты чего с..а не поняла, что это не просьба а приказ. Я тебя сейчас за шиворот на перрон вытащу как собаку и скажу конвойным, что бы тебя расстреляли…
После этого инцидента в течении минуты вагон опустел.
Лида сидела на своем месте, не зная, как ей быть, то ли подчиниться настойчивому требованию железнодорожников, то ли начать ругаться, чего она делать не умела. Лида не представляла себе, как она доберется до дома, если встанет и выйдет из вагона. Страх остаться одной не понятно где был убийственным. Когда плацкартное купе покинул последний попутный пассажир, Лида, не понимая от страха, что она делает, быстро вскочила на нижнее сиденье, затем на стол, затем опираясь коленкой на вторую полку начала вскарабкиваться на третью полку где обычно лежали матрасы. С трудом, но у нее это получилось. Она попыталась максимально съежиться в углу этой полки, и старалась дышать как можно тише. Мимо купе, в котором она схоронилась, еще проходили люди, затем мимо прошли проводники разговаривая друг с другом негромко:
- Говорят немцы фронт прорвали, теперь железная дорога полностью мобилизована под армию, этот состав тоже под какую-то часть отдали, вот -вот погрузка начнется.
- А куда повезем-то?
- Да вроде в Калинин повезем.
- А в Калинин то зачем, немец то к Москве рвется, а от Калинина до фронта как до неба. – замолчав тот же голос продолжил - А немцы то где вообще?
- Да пес их знает, сегодня же утром «СовИнформБюро» слушала, там передавали тяжелые бои под Вязьмой. А Вязьму-то вроде как еще вчера сдали. А сегодня уж и про Зубцов, и про Нелидово, и про Ржев слухи были, толи они уже под немцем, толи там бои идут…
-Ну а сейчас-то они где?..
Изо всей силы прислушиваясь к разговору проводников, Лида уже не могла разобрать, о чем те говорили дальше. «Ничего себе Ржев взяли – это ж километров сто от Калинина…».
В вагоне наступила полная тишина. «Поезд-то в Калинин пойдет. – думала Лидочка – Вот я домой и доеду, а там будь, что будет». Так прошло несколько минут. Лида решила посмотреть вниз. И только опустив свой взгляд на лавку на которой сидела увидела свой узелок. Он лежал в углу лавки, а она, в своих переживаниях, о нем ни разу так и не вспомнила. «Вот растяпа. – подумала она про себя – Как же я про него забыла то. Надо его достать.» Но дотянуться до него было невозможно, надо было слезать. Она привстала на локти и хотела уже спрыгивать вниз, предварительно спустившись на вторую полку, но в это время вагон закачался и кто – то из тамбура скомандовал:
- Заполняем купе по шестнадцать человек, первые зашедшие заполняют верхние полки, остальные по четыре человека на сидение, осторожно с винтовками, держать их только вертикально. Штыки у всех отстегнуты? Ну-ка, вы балбесы – штыки отстегнули… Вот теперь вперед орелики…
По вагону раздался тяжелый топот кирзовых сапог. Курочкина опять съежилась в углу третьей верхней полки. В воздухе появился запах гуталина и стираной хозяйственным мылом военной формы, которая долго лежала на складе.
Александр Роднов был родом из Клина Московской области, парню два месяца назад исполнилось семнадцать лет. Но две недели назад Сашка вместе со своими дружками из ФЗО, школы фабрично-заводского обучения пошли в военкомат и подали заявление добровольцами в армию. На их удивление, не смотря, на то что они еще не достигли призывного возраста их всех записали добровольцами и призвали в ряды Красной армии. Роднов в 1938м закончил семилетку и по стопам отца, как старший сын пошел работать на Клинский, «Чепельский» - как его называли в простонародье, литейно-механический завод подмастерьем. Уже в начале 41 года, желая стать токарем, мальчишка начал учиться в ФЗО при заводе. К новому году он должен был сдать экзамены, выточив сложную деталь, получить второй разряд токаря-фрезеровщика и стать большим мастером токарного производства завода. Все бы так хорошо и было, но началась война.
Итак, Роднов первым заходил в вагон где пряталась Лидочка. Проходя по проходу вагона, он не мог не увидеть ее узелок, этот узелок неизбежно заставил повернуть в это купе. Саша взял узелок в руки. Узелок и выглядел по девчачьи и волнующий мальчишку запах, исходивший от узелка, могла оставить только аккуратная девчонка. Тут же Роднов поднял глаза на третью полку. Снизу он не видел Лиду, но он встал на нижнюю полку сапогом и максимально вытянул свою длинную шею. Сашка увидел плечо девушки. Парень бросил на верхнюю полку узелок, который почему-то сразу исчез в полумрак, солдат поставил винтовку, и отжался на средней полке руками. На Александра смотрели испуганные глаза красивой девушки молча просящие и умоляющие… Сашка сжал свои губы, по-прежнему смотря в неподвижные зрачки незнакомки, затем опустился вниз.
- Первое отделение второго взвода занять третье купе - крикнул Саша мальчишеским голосом, будучи назначенным командиром отделения, и солдаты его отделения начали оседать на сидения занятого им купе. – Так, на третью полку я залезу, ехать не далеко, а я вздремнуть хочу. На вторую верхнюю полку сложить вещмешки. – и он бросил на полку где лежала как мышка Лида, свой вещмешок. Солдаты его отделения начали делать также самое. – И на ту тоже складывайте - показал он на боковую верхнюю, понимая, что и оттуда Лиду будет видно, но она уже была плотно заставлена вещмешками.
Буквально через десять минут поезд, набитый солдатами, тронулся в сторону Калинина.
Поезд стуча на стыках рельс круглыми колесами уже порядка десяти минут сокращал расстояние до Калинина. Солдатики с напряженными лицам сидели погруженные в непростые мысли. Кто-то из ребят курил, кто-то дремал, многие просто размышляли, уперев взгляд в одну точку. Подавляющее большинство были мальчишками, недавно призванными из последних сил подмосковными военкоматами. Неизбежный страх читался в глазах этих мальчишек. Еще вчера они кушали мороженное и играли в прятки со своими малолетними братьями, сестрами и друзьями, не хотели слушаться своих родителей, грубили взрослым и учителям, а сейчас… они, опираясь на собственную винтовку, из которой толком и стрелять то не научили за пару недель армейской жизни, сидят в прокуренном вагоне, и едут мальчики не в кино на «Чапаева», а на передовую занять свое место в боевом строю холодного окопа, взяв на прицел проклятого фашиста. Сколько осталось до боя, может быть неделя… может быть - час…
Саша лежал на верхней полке и улыбался симпатичной девице, смотрящей молча на него добрыми глазами из-за вещмешков, ее большие глаза были очень притягательны, но при этом было видно, как этой девчонке было не удобно перед смотрящим на нее солдатом, который ее не выдал. Между вещмешками, под открытой шеей симпатичной белокурой незнакомки, под кофточкой в горошек, в полумраке полки, просматривались очертания девичей груди, смущавшие Александра, и он не мог отвести своих глаз от такой недоступной красоты. А под вагоном равномерно выстукивал метроном Октябрьской железной дороги. Лида беззвучно, губами сказала Незнакомцу «С-па-си-бо», Саша глазами показал, что понял ее, и они продолжали смотреть друг на друга, мягко, но подробно взглядами знакомясь с чертами лиц друг друга.
Состав выгружали не на вокзале. Состав выгружали на станции Дорошиха сразу после железнодорожного моста через Волгу, с одной стороны железной дороги был промышленный район Калинина с вагонным заводом, с другой притаилась деревня Дорошиха со своими, дымящими трубами, избами. Солдаты быстро разобрали свои вещмешки. Саша тоже не спеша начал слезать со своей полки, продолжая останавливать свой взгляд на нелегальной попутчице.
- Я последний выйду из вагона. Как я уйду, ты тоже выходи. - Потихоньку сказал солдат, и его голова скрылась под полку.
Парень встал на выходе в вагонный проход, посмотрел в одну сторону, в другую, оглянулся на смотрящую на него незнакомку.
- Меня Саша зовут. - Взял свою винтовку.
Лида, как завороженная, смотрела на него сверху и молчала.
- Ну, я пошел. - Лидочка смотрела на него своими улыбающимися глазами, и только в последний момент сообразила.
- Меня Лида.
Парень улыбнулся и пошел на выход.
5.2 Встреча.
Калинин не выглядел прифронтовым городом. По-прежнему гудели цеха вагонного завода. От Горбатки по-прежнему ходили городские автобусы. Но за Дорошихой солдаты, жители города и прилегающих деревень рыли полно профильные окопные укрепления. Укрепления копали и днем и ночью уже третьи сутки, как пришли в учреждения городских и партийных властей сведения о прорыве под Вязьмой и стремительном наступлении фашистов на север в сторону Осташкова и Ржева.
Лида вышла на Горбатку, к остановке почти сразу подошел рейсовый автобус. Маршрут автобуса проходил как раз через остановку где жили Лида. Счастливая девчонка, заплатив кондуктору за билет, села у окна и с интересом рассматривая знакомый до боли родной город, моментами его не узнавала. Пасмурное небо, иногда роняющее на город мелкий не долгий дождик, делало его таким же настороженным, как и Москва, а Волга хмурилась под дождем, когда автобус пересекал такой родной Староволжский мост. «Как хорошо, что я приехала, как же здорово, что я всё-таки приехала…» непрерывно думала девушка жадно всматриваясь в родные улицы старого Калинина. «Спасибо тебе Сашенька…» - и Лидочка опять, в раздумье, увидела глаза солдата, смотрящего на нее с противоположной полки купе вагона.
Дом, где она проживала до отъезда на учебу виден сразу с остановки где вышла Курочкина. Он глядел окнами квартиры на остановку на которой вышла Лидочка, она с полминуты любовалась этими окнами на третьем этаже, где одно окно было освещено, а затем побежала через площадь, обегая дом вокруг, чтобы попасть во двор. Вот он родной подъезд. «А мама с папой ничего не знают, а я как сейчас войду тихонечко…».
...
Взлетев бабочкой на третий этаж пренебрегая медленным лифтом, девочка вставила ключ в скважину такой знакомой двери. Два раза повернула ключ, дверь легко подалась на нее, Лида вошла крадучись в квартиру. Свет горел в большой комнате из тишины которой послышался слегка испуганный вопрос брата:
- Мам, … пап вы что ли пришли?
Лида, улыбаясь, выставилась головой из-за косяка двери комнаты.
Миша смотрел на нее слегка испуганно и недоверчиво, но через пару секунд лицо посветлело, брови выгнулись дугами, улыбка сыграла на испуганных губах:
- Лида… Лидочка – парень побежал ей на встречу, обегая стулья, стоящие вокруг большого стола. Улыбка в течении пары секунд превращалась в отчаяние – Лидочка, чего же ты не приезжала – и уже чуть не плача – чего же ты не приезжала, а я ждал, ждал, а ты не едешь. – парень хлюпал носом…
Лида присев обняла его. Гладила ему голову и сама, чуть не плача:
- Миша, ну я же вот…, приехала. Бросила все и приехала. – она поцеловала братца в щеку, в лоб.
- А ты не уедешь больше, а то фашисты идут, а мне одному страшно. Не уедешь?
- … Я постараюсь. Но, через недельку мне надо опять на работу.
Мальчик продолжал шмыгать носом, положив голову на ее плечо и как будто успокоившись, но через несколько мгновений.
- Ты как мама с папой они тоже все время работают – они посмотрели друг другу в глаза – а я один, мне теперь и в школу нельзя, ее закрыли, мальчишки все по деревням разъехались, а Вадик Сизов на Урал уехал, к бабушке.
- Мы с тобой завтра обязательно погулять сходим, обязательно. А где же мама с папой, ведь уже времени то много.
- Они на укреплениях работают, сейчас все на укреплениях работают. Сначала они куда-то далеко ездили, а теперь где-то в городе капают. Мама вчера вечером приходила, обещала опять сегодня прийти. Она и вчера так же поздно пришла, а потом опять в ночь уехала. Я вот и жду ее, а тут ты пришла.
Мальчишка заулыбался. Лида тоже нескладно заулыбалась через слезу в глазах и спазм в горле.
Чайник шипел от огня керогаза. На столе стояли четыре чашки, посередине стола вазочка с сахаром, и тарелка с нарезанным хлебом. Лида с Мишей сидели за столом и ждали, когда закипит чайник, ну и конечно, когда дверь откроется и на пороге появятся родители. Чайник закипел, но родители не появились ни сейчас, ни ночью ни на утро.
Лида проснулась, когда за окном уже было светло. Как приятно было проснуться в собственной кровати, в которой пересмотрено столько прекрасных снов девичьего детства и юности. Брат лежал рядом, он не хотел спать отдельно от Лиды. Девушка быстрым шагом прошла в комнату родителей, дома они с братом были по-прежнему одни. А за окном их площадь была пуста, лишь иногда по ней проходила заблудившаяся машина. Прохожих крайне мало.
Уходить из дома Лида боялась. Она боялась, что именно когда они с братом, который и минуты не хотел быть не рядом с сестрой, отойдут даже в магазин возвратятся родители, но в магазин идти пришлось, так как в квартире не осталось продуктов. Миша согласился остаться дома, смотря в окно как сестра переходит площадь.
Уже в третьем часу дня в скважине дверного замка послышались долгожданные звуки, и когда дверь открылась мама сразу громко взволнованно произнесла.
- Миша… Сынок. – но в это время ей навстречу вышла Лида…
Мама остолбенела и через мгновение обняла дочь. А за мамой в квартиру заходил и отец.
Отца отозвали с укреплений. Оказывается, из рабочих и служащих Вагонного завода начали формировать отряды ополчения, и естественно отец сразу оказался среди мобилизованных. Маму отпустили домой вместе с ним до утра, собрать мужа на военные тренировки ополченцев, которые начинались уже завтра. Родители принесли сухпаек, которым снабжали тружеников, работающих на укреплениях и который родители не ели, чтобы принести домой и накормить сына, а тут оказывается и дочь подъехала, отец где-то сумел купить в деревне сало и пол мешка картошки, продуктов было достаточно, чтобы вечером был организован хороший ужин.
- Куда ты приехала, дочка… У нас тут два дня назад такое началось… Всех погнали на укрепления и цеховых и все заводское управление. Всех выгнали на Дорошиху и Пролетарку, на полях первомайского совхоза тоже ведь окопы роют, и солдат нагнали и крестьян. Отец там со своими рабочими кресты из рельсов, да железок всяких варят и на дороги устанавливают, пока вдоль обочин, эти каракатицы ежами называют, что бы потом быстро на дороги сдвинуть можно было. Между дорогой и лесом рвы копаем огромные. Бери Мишку да езжайте в Москву. Ее ведь точно до последнего солдата защищать будут, а здесь сдержат немца или нет – неизвестно.
Мама рассказывала о жизни последние месяцы с огромной горечью и страхом. Потом она стала собирать папу в ополчение. Ополченцам не выдавали обмундирование, поэтому надо было папу одеть тепло и желательно удобно.
Утром 9 октября Папа ушел. Мама с не просыхающими глазами через пару часов тоже ушла на возводимые на западных окраинах города укрепления. По вечерам мама стала приходить домой и девятого, и десятого, и одиннадцатого октября. А Лида с Мишей смотря в окно наблюдали как, с каждым днем все больше и больше людей уходили из города в сторону Затверечья и далее по Бежецкому шоссе.
Вечер 11 октября был счастливым. Сначала домой вернулась мама. Позднее домой пришел отец. Маме сообщили, что 11го вечером отец будет дома, в связи с тем, что уже 12го ополчение выдвигается на рубежи обороны, так как немец уже будто бы взял Старицу и чуть ли не завтра окажется на окраинах родного города.
Отец рассказал, что три дня их учили стрелять из винтовки, ползать, и хорониться от врага за препятствиями, но уже завтра они должны быть в окопах. Мать не находила себе места все время плача и пытаясь скрыть слезы, но это у нее плохо получалось. Отец долго играл с Мишей и в конце концов тот уснул и него на коленках.
Утром 12 октября оказалось, что дома нет хлеба, а отцу уже через полтора часа к 12.00 необходимо было прибыть в пролетарский военкомат. Пока греется чайник Лида наспех оделась, повязав старый мамин платок на голову и побежала в булочную, на остановке напротив их дома через площадь. Лида купила хлеба и вышла из магазина…
…она увидела, как прямо на нее, очень быстро увеличиваясь в размерах падает самолет, винты которого извергают противный неровно сверлящий рев. Она увидела, как от самолета, падающего на нее, отделяются четыре точки, и, через секунду, свистом уничтожая вокруг все остальные звуки, быстро падают вниз. Скрывшись за родным домом эти точки превращаются в раскатный звук взрывов. Четвертая бомба опускается... на их дом, и через мгновение, на глазах Лидочки окна ее квартиры раздулись изнутри, и разлетелись в разные стороны навсегда потерянной прожитой жизни…
…а огромный черный самолет с белыми крестами, показывая пустые бомболюки, громко разрезая винтами воздух, проревел над ее головой поднимаясь выше и выше.
Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/11/17/2157
Русаков О. А.
12 ноября 2016 года.
г. Бежецк
© Copyright: Олег Русаков, 2016
Свидетельство о публикации №216111201080
Свидетельство о публикации №216111201080