Дороги не расскажут. Ч 1. Ельнинский выступ. Г 1. Николай.

                ДОРОГИ НЕ РАССКАЖУТ...




Повесть.
Русаков Олег Анатольевич





Г. ТВЕРЬ.




                ПРОЛОГ.


          Повесть "ДОРОГИ НЕ РАССКАЖУТ..." описывает события Великой Отечественной Войны. Она является продолжением повести "ОПАЛЕННЫЕ ВОЙНОЙ." раскрывая события в продолжении повествования отдельных персонажей книги.
          В книге более подробно вы познакомитесь с  военной судьбой капитана Николая Васильева. Пройдете по военным дорогам вместе с младшим сержантом Лидочкой, сокурсницей Зинаиды Широковой. Вы познакомитесь так же с судьбами других героев той страшной, безгранично героической войны.
          В повести рассматриваются не широко освещенные в литературе эпизоды той страшной войны. Описаны сражения, которые не имели большого освещения и в исторической публицистике, но сопровождались как и все события великой войны безграничным героизмом защитников нашей Родины.
          Желаю Вам интересного чтения, ярких переживаний, острых ощущений, всего самого доброго. Не забывайте героев той страшной войны.






                ЧАСТЬ 1. ЕЛЬНИНСКИЙ ВЫСТУП.

                ГЛАВА 1. Николай.

          …Егор очнулся уже ночью. Тишину не нарушали ни кузнечики, ни лягушки, ни гнус.  Конец лета – не их пора. Сколько времени понять было трудно, но темень полная, значит, где-то вокруг полуночи. «Или сейчас – или не бежать вовсе»: подумал солдат. «Может дождаться пока наши немцев выбьют. … А если не выбьют? …». Эта мысль ввела в ступор. «Всё-таки надо бежать». Пристально пытаясь рассмотреть темноту немецкого окопа, Егор прислушивался к наличию в нем немецкой жизни. Но те, похоже, давили сон. Поизучав звуки, еще несколько минут Егор, как можно аккуратнее вылез из-под танка и, изо всей силы стараясь соблюдать тишину, пригибаясь, а потом и не пригибаясь, побежал к лесу. Несколько раз, споткнувшись и два раза падая и вставая вновь, добежал до леса. Кусты, тонкоствольные березки, кочки, … лес. Из последних сил еле дыша, оглянулся, предположил, что его из окопа увидеть уже не смогут, даже если это был бы день. Сел на кочку и опять пытался выдавить руками боль из головы. Кто-то сзади схватил его на удушение, перекрыв ладонью рот и нос, чтобы Егор не смог пикнуть. Егор слабо попытался сопротивляться, но вырваться не смог. «Ну – конец» мелькнуло у парня в мозгу…
          - Тихо фриц, а то удушу. – услышал Егор голос русского разведчика.
          - Я не фриц – пытался сказать солдат, но в первые секунды наши не могли понять, что лопочет плененный ими солдат с зажатым ртом. И только когда легко повалили слабое тело плененного в яму между кочками и посветили ему в лицо карманным фонариком под маскхалатом поняли, что не по-немецки фриц выглядит. Закопченное лицо танкиста и черная форма комбинезона была нашей.
          - Т-щщ – запирая пальцем рот, показал разведчик, навалившийся на Егора всем телом, не давая ему пошевелиться, и потихоньку стал отпускать рот и нос Егора.
          - Ребята… Ребята, я танкист из сгоревшего танка. Из траншеи я. От фрицев бегу… - шептал счастливый Егор.
          Разведчик медленно легонько прикрыл рот плененного.
          - А где тут фрицы, …далеко? – медленно, пришёптывая отчетливо каждое слово, спросил солдат.
          - Метров пятьдесят, может чуть больше. Здесь край окопа к лесу выходит, они сюда и не доходят никогда.
          - Проведешь? – чуть помедлив, спросил солдат.
          - Конечно. Ребята. – Егор сквозь боль улыбнулся.
          - Я тебя отпускаю, но смотри одно неверное движение и ты на том свете. Ага?
          Егор покачал головой. Разведчик слез с Егора. Темнота была кромешной, через кроны деревьев был виден свет звезд. Егор предполагал, куда надо идти, они двигались к самой окраине леса.
          «Это не разведка»: подумал Егор, когда, придя в себя, разобрался как много солдат, окружали его. Это был взвод, может даже рота. Все двигались молча и по возможности без хруста хвороста под ногами. Выйдя к окраине леса, движение было остановлено. Егора за плечо держал все тот же разведчик. Он подвел его к трем офицерам, сидевшим на корточках у последних деревьев перед полем. Егор четко увидел силуэт своего танка.

 

          - Ну, рассказывай… - шепотом произнес один из офицеров без возможности возражений. Лица разобрать было нельзя, но рост офицера выделялся даже в темноте.
          - Окоп начинается метров пятнадцать от танка моего в сторону наших.      Первый капонир метров десять по окопу. Метров через сорок, по-моему, блиндаж, они там накат днем делали.
          Образовалась тишина. Знаков различия разобрать в темноте было невозможно, по всему старший по званию офицер в бинокль, остальные глазами пытались рассмотреть темноту.
          - Что-то не вижу окопа – скупо произнес офицер с биноклем. Но в этот момент из окопа метрах в ста поднялся силуэт человека. По его движениям было видно, что заспанный мужик вышел по нужде.
          Опять повисла мертвая тишина.

          - Это чего сюда доехать сумели – спросил офицер с биноклем.
          Опять тишина. Егор не сразу понял, о чем спросил офицер.
          - Да… нам бензобак пробили, а потом еще снаряд… Меня контузило очень сильно… голова чугунная.
          Офицер повернулся к Егору. Посмотрел на него пристально. Даже в темноте худое лицо офицера казалось не добрым.
          - А где ж ты ховался вот уже больше, чем полтора суток.
          -  Да я все сознание терял… голова чугунная. Немцы, по-моему, меня за мертвого приняли. А потом я из окопа под танк перебежал. Может они решили, что меня засыпали там, в конце окопа, что бы не вонял… Слушайте, у меня же пистолет есть. Я смогу в бой…
          Солдаты и офицеры вокруг заулыбались, с трудом сдерживая смех.
          -Ты по тише – герой, а то немцы услышат. – Посоветовал офицер.
          - Да они спят там все без задних ног сволочи, ничего не боятся. – Егор замолчал, понимая, что говорит слишком много.
          Офицер дал знать жестом сопровождающему разведчику, что бы тот отвел танкиста в сторону, а сам вернулся.
          Отошли со старшиной от офицеров метров на двадцать.
          - Сиди не двигайся. Карпов пригляди тут за ним. – И разведчик вернулся к импровизированному штабу, задирая полы плащ-палатки. Егоров пистолет никому не был интересен.

          Солдаты из двух плащ-палаток собрали шалаш. Капитан раскинул планшет с картой местности и освещая карту карманным фонариком внимательно всматривался в светлый блин карты прилегающей местности. 
          - Вот здесь сожжённый танк стоит… значит от сюда начинается немецкий окоп. Колодяжный, - он обратился к одному из лейтенантов, командиров взводов – ты свой взвод, вот сюда, в прикрытие поставишь, при начале операции клином выдвигаешься между немецкими окопами, отсечешь фрицев, если раньше времени заваруха начнется, ну а дальше по обстановке. Колесников… Где Колесников?
          - Да он дозорных проверяет, товарищ капитан. – отозвался старшина.
          - Ага… Вот что. Колодяжный, ему скомандуешь то же самое, но со стороны, от деревни, если все сладится на плечах отступающих немцев сразу в деревню прет.  …Имейте в виду – у них ни минуты времени не должно быть, чтобы опомниться – ни минуты! … Ну а мы Лесников, прямо в окоп на немца идем и идеально их там всех задавить, хотя так и не бывает. – Капитан помолчал, продолжая рассматривать карту. – Ну, что молчим товарищи командиры. Предложения, замечания, вопросы… Вопросов нет? Значит порешили, операция начинается в 5.45, значит в 5.30 лейтенант Колодяжный со своим взводом метров на 150 в сторону наших по за лесу быть готовым. Лейтенант Колесников, Колодяжный скомандуешь, в сторону деревни в 5.30 полная готовность. Ну а мы с тобой Лесников от сюда пойдем за нашим танкистом.
          Фонарик погасили. Плащ-палатки убрали. 
          - Семеныч, где там наш плененный танкист, тащи его сюда.

          Восток становился светлее, приближающийся день растворял на востоке ночь еле проявляющимся светом еще не близкого солнца. Егора опять позвали к офицерам. Солдаты отдыхали привалясь на стволы деревьев и кочки. Многие спали, кто-то не мог. Дозорные, которых тщательно разместил разведчик, несли службу. Офицеры полу сидя, полу лежа отдыхали между двух больших сосен. 
          - Ну вот, что сынок. Говорю тебе открытым текстом. Цена твоей жизни – одна копейка. У нас попавших в плен не жалуют. – офицер сделал значимую паузу – Но парень ты вроде правильный. Да и, похоже, что боец опытный. Не первый бой что ли.
          - Первый товарищ капитан, но служу четыре года. Строевой я. Дембель у меня должен быть в это лето.
Молчание.
          - После войны отдохнем. – Молчание – В шесть ноль, ноль – капитан сделал паузу, как будто еще раз взвешивая слова, которые сейчас скажет - начнется наступление. – Опять пауза. – Наша задача вырезать как можно больше фрицев в окопе. Мы должны были к ним во фланг наступать, но раз ты у нас теперь палочка выручалочка, то решили мы еще до наступления их численность под сократить.  Поэтому, без пятнадцати шесть, а сейчас уже пятый час, выдвигаемся в их окоп. Первый пойдешь дорогу показывать. Да только раньше времени не шмальни там из своей пуколки. Старшина – он обратился к разведчику – Семеныч, проследи за ним.  Сам понимаешь идеально, если мы их там всех без шума прихлопнем. Поэтому только ножи до первого выстрела. – опять молчание – Вопросы?
          Тишина.
          - Свободны. В половине шестого рядом со мной.

 

          Солдаты разошлись тихо, ступая в темноте. До половины шестого каждый мог вздохнуть и даже при необходимости вздремнуть кроме дозорных в секретах.
          Командир первого взвода Колодяжный сопел, слегка съежившись, причалив на большую кочку. Второй комвзвода старший лейтенант Колесников не спал, глядя в звездное небо, лежа на спине после развода караула неподалеку от остальных командиров. Командир третьего взвода лейтенант Лесников, самый молодой из офицеров недавно сменивший во взводе своего погибшего командира кимарил прислонившись к стволу старого дерева, несмотря на возраст он год назад прошел «Финскую» и не был юнцом. Капитан Васильев уперся взглядом в сгоревший Т-26, темнеющий своим силуэтом в темноте кончающейся ночи. 
          Николай Васильев, кадровый офицер. На «Финскую» попал не салагой и не случайно. Закончив военно-пехотное училище в 1938 году, обладая не дюжинной силой и острым умом, его сразу пригласили в школу разведчиков диверсантов, по окончанию которой лейтенант попадает в полковую разведку. До «Финской» Васильев успел побывать в средней Азии, неподалеку от Ташкента, продолжая обучаться диверсионному делу, но уже в горных условиях, а за тем осуществлял разведку и диверсионные операции на Халхин-Голе летом 1939 года. Участвовал во вводе советского контингента в прибалтийские республики. Таким образом, к концу 39го его боевой опыт разведчика уже был высок и успешен, судьба провела его чуть ли не через все горячие конфликты в которые попадала страна.
          Их подразделение, в составе армейской разведгруппы, в ноябре – декабре 39го осуществляло активную наземную разведку финских войск и укреплений перед самым началом боевых действий РККА в финской компании, а потом и на самой войне.  Костяк разведроты под командой капитана были солдаты, как и командир, обожжённые различными короткими войнами еще до 22 июня 41го. Подразделение было крепкое и опытное.
          Статный вид офицера, большой рост, крепкая сажень в плечах сразу внушали подчиненным уважение к молодому командиру. А кроме этого Николай был просто красивый мужчина, мимо которого женскому полу трудно было пройти, не оглянувшись на красавца офицера. Васильев всегда это чувствовал, иногда этим пользовался, но никогда этим не злоупотреблял. Характер у капитана крутой и напористый не позволяющий компромиссы ни себе ни подчиненным. При этом Николай всегда нащупывал самое нужное зерно при планировании операций, максимально собирал информацию из которой выстраивал очень интересные разведывательные комбинации удивительной простоты. Успешные действия его подразделения ценились руководством, а собранная его разведротой информация не раз приводила к положительным действиям наших войск.  
          «Да не повезло парню – размышлял капитан, глядя на сожжённый танк – А чего я так печалюсь, в нашем пехотном деле парень неумеха, поди ж ты сейчас падет смертью храбрых возле своего танка, как только напорица на первого фрица. …И будет это и правильно, и справедливо… И для нас хорошо, с особистами меньше разборок, да и ему лучше, все-таки «смертью храбрых», а не плен. Эх, судьба… а ведь герой танкист то… надо бы записать его личные данные.» 

          Не раз уже попадал Васильев в поле зрения особого отдела. Не любили его в этом ведомстве. Слишком много пользы приносил Васильев части. И успех преследовал его в ратном деле как Суворова Александра Васильевича. Быть бы ему уже майором и с орденами, если бы не приостанавливали где надо на него представления.
          Встретил начало войны капитан в Карелии, и так как, уже к началу июля было уже ясно, что часть их на Севере не нужна придали его полк резервному фронту, который лихорадочно формировался Жуковым, сначала в надежде отстоять Смоленск, потом для Ельнинской операции, тянуть с которой Георгий Константинович уже не хотел, да собственно и не мог, иначе инициатива опять перешла бы к немцам. 

          Томительно проходили отмеренные командиром минуты. Егор вспомнил, за это время кажется всю свою жизнь до армии. Он лежал с закрытыми глазами на земле, впервые расслабившись после первого своего горячего, огненного боя, но сон не шел. Перед сознанием проплывали знамена, портреты Сталина и Ленина, развивались ветром девичьи юбки на деревенском току, мама звала с крыльца пить чай, ему улыбались смущенные девчонки, идущие по родной деревне, а мама опять звала пить чай. Зеленая парта в Ошейкинской школе…, огромный дуб в школьном парке с шелестящей от ветра листвой, возвышающийся над всей округой. Вспомнилась легенда о гуляющим под ним Пушкине Александре Сергеевиче. В ушах тихонько и приятно звучала хорошая музыка… Слава богу – звона больше не было, и все счастливы, а мама зовет пить чай с крыльца… Только голос мамы какой-то озабоченный, как будто на Егора опять пожаловались в школе. Он открыл глаза…

          - Хватит спать. Пошли к командирам. – старшина тряс его за плечо.   Значит, всё-таки удалось кимарнуть.
          Ровно без пятнадцати минут шесть подразделение выдвинулось к немецкому окопу. Солдаты передвигались молча, но уверенно. При приближении к сгоревшему танку Егора начали обгонять бойцы разведроты, среди них был и бравый командир.    Егору не дали прыгнуть в окоп первым. Старшина даже придержал Егора за плечо, не давая ему свободы, заставляя пропускать опытных бойцов с обнаженным холодным железом на вскидку. Затем нырнул в окоп и старшина, также держа в правой руке блестящий в темноте клинок. В первом капонире четверо фрицев не шевельнулись, не пикнули, и все было тихо, как будто ночь продолжает быть сонной. Солдаты вермахта, спящие вдоль окопа, нейтрализовались молниеносно одним движением. Пока один разведчик совершал боевое движение с очередным фашистом, другой его обгонял до очередного спящего фрица, в полной тишине совершая боевые действия холодным оружием уже обильно покрасневшем. У очередного капонира капитан проскакивал метров на пять сам капонир, и вставал в прикрытие направляя ствол ППШ вдоль вражеского окопа, а бойцы за секунды зачищали капонир. Затем блиндаж, в котором горел огонек свечи, но спящих это не спасло. Опять капониры до второго блиндажа.     Там один из немецких солдат успел прокричать: "Die Russen... Die Russen..." - «Русские...». Дальний дозор немцев видимо не спал, так как из дальнего капонира, через несколько секунд, ударила длинная пулеметная очередь. Потом началась перестрелка, но половина траншеи к этому моменту была уже наша и не надо больше было соблюдать тишину. Егор стоял возле выхода из блиндажа держа у живота свой пистолет на изготовке в растерянности, не зная, как ему действовать в начавшейся перестрелке среди мелькающих трассеров. Прямо на него в низкую дверь блиндажа выскочил немецкий офицер в расстегнутом кителе и без обуви. В долю секунды, не задумываясь левой рукой Егор схватил офицера за горло, вытянув свою руку до предела прижав его голову к земле откоса траншеи, и тут же выстрелил ему в живот, фриц прижатый к откосу окопа Егоровой хваткой опустился по стенке на колени, обмяк и закрыл глаза. Васильев был уже далеко впереди зачищая окоп и оставшиеся капониры автоматными очередями и гранатами. Крики, стоны, стрельба, лязганье кинжалов и штыков, разрывы гранат, русский мат…, удары кулаков по человеческой плоти, звон железа о каски … сдающиеся в плен немцы… Начало перестрелки практически совпала с шестью часами. А саперные лопатки продолжали разрезать воздух перед тем как опуститься в тело очередного фашиста.
          В атаку пошли основные силы, усиленные танками Т-34. Оборона немцев была не готова к такому натиску и быстро, сходу, была смята. 
          Николай Васильев командовал разведбатом с финской, начав ту войну старшим лейтенантом, а закончив капитаном. Костяк его подразделения для того времени здорово владели рукопашным боем. Подобные операции у них всегда получались успешно и заканчивались полной победой.
 

          Крайний дом деревеньки ощетинился пулеметным огнем и не давал взводу  Колесникова преодолеть околицу деревни. Старшина Семенович с несколькими бойцами, в том числе и Егором, после зачистки окопа подбирались к стреляющему дому с другой стороны будучи не заметными для занятого делом пулеметчика. Первыми у угла дома, за которым было стреляющее окно оказались старшина и Егор. Старшина дал  Егору гранату и показал рукой, что бы тот подполз под окно дома и бросил в него гранату. Танкист сунул пистолет в кобуру, взял гранату, ловко подполз под окно из которого вырывались пулеметные огненные всплески и бросил гранату внутрь через стреляющий пулемет. Он четко услышал крики немецких солдат понявших, что происходит, затем хлопок гранаты оборвал цоканье немецкого пулемета. Семеныч подскочил к окну и дал туда длинную очередь из автомата. Дорога взводу  Колесникова была открыта. Группа бойцов во главе со старшиной присоединилась к наступающему взводу.

 

          Чуть более чем через полтора часа счастливый и смертельно уставший Егор ел немецкую трофейную тушенку в деревне, которую они освободили вместе с десантниками. Широков, с удовольствием смеясь над хохмами грубого солдатского юмора, тем более что братва придумала рассказище уже и про танкиста, попавшего в плен к своим – смешно… плюс колоритный рассказ после смертельной опасности… весело… Они же ведь живы… Они увернулись от смерти… Голова слегка болела, и хотелось спать. Егор был очень счастлив от того, что оказался среди своих, да еще каких своих. Может быть, его еще наградят за геройство.
          А капитан Васильев с командирами взводов встречал штабную машину особого отдела, встречал приехавшего капитана, который должен был оценить, и, если требуется расследовать ночной рейд особого полкового развед подразделения.  Васильев написал раппорт скупо изложив подробности выигранного боя. Не мог комроты не упомянуть о Широкове. После прочтения раппорта особист потребовал  Широкова немедленно в штаб, да под конвоем.
          - А ты не боишься, что твой липовый танкист смоется?
          - Да брось ты. Он и перепуган, и контужен. Между прочим, в бою пулеметную точку ликвидировал которая в деревню войти не давала, пятерых бойцов на ней наповал срезало. Если бы в лобовую идти – полвзвода потерял бы. Никакой он не провокатор, свой он…
          - Слушай Васильев, я про твою доблесть все знаю, ну а по военнопленным, провокатор он или нет, позволь уж мне разобраться. Провокатор – не провокатор, свой он, чужой. Не лезь, а…
          Капитан отвечать не стал. Старшина побежал за Широковым.

          - Егор вставай, тебя в штабе ждут. – Оторвал его от хороших мыслей и еды старшина…
          Старшина шел сбоку, чуть сзади от Егора, молча, как будто конвоируя солдата.
          - Егор, … ты вот, что … там особист приехал … ты там, в бутылку не лезь, когда свое пленение рассказывать будешь. А так все по правде, но без глупостей. А то они сволочи… - старшина замолчал. Он отлично понимал, что ждет Егора.
          Танкист внял озабоченность старшины. Он вдруг всем своим существом до последнего ногтя осознал, что был в плену. В полной мере вспомнил уроки политподготовки, где им внушали, что любой пленный — это предатель и относиться к нему надо как к врагу. Опять заболела голова. Дальше шли молча.
          - Товарищ капитан, разрешите доложить, арестованный Широков доставлен – лениво выпалил старшина, заведя Егора в хату, где расположился штаб.
          - Свободен старшина. – спокойно отпустил Семеныча капитан – командир разведроты успешно осуществившего ночную операцию. Жалко ему было отдавать этого   Егора на съедение особисту, но сделать ничего он не мог.
          В хате повисло молчание. Егор исподлобья, с опаской смотрел на офицера, глядящего в окно, как будто не интересующегося происходящим в хате. С иголочки форма с большими галифе и блестящими сапогами говорила о особой важности этого офицера. Он медленно повернулся к Егору и перехватил свои руки за спиной, как будто сковал их наручниками, расправил плечи до хруста в шее, задрал подбородок.
          - Фамилия.
          - Широков.
          Тишина.
          - Ну, … имя, отчество, что замолчал. Ты же у нас герой. И в плену побывал и разведке помог. Наш пострел везде поспел.
          - … Егор Иванович. … Я контуженный был, … у меня до сих пор голову ломит. Я был без созн…
          - Советский боец должен бить врага пока живой, пока течет в его жилах кровь, пока теплится жизнь в его теле. В твоем теле жизнь теплится? … или не теплится? – Говорил, как вбивал гвозди, особист. – Что, струсил, сволочь… жить захотел… 
          Особист замолчал. Егор стоял с трясущимся подбородком. В горле застряло все, что он мог сказать.
          - Товарищ капитан особого отдела, разрешите доложить. – Капитан разведроты встал – Именно Широков показал нам как в окоп фашистов забраться незамеченными. Попросил бы отдать его мне, все равно, через два часа в бой. А в прошедшем бою он за мою спину не прятался.
          - Ах, какой ты добрый, капитан. Может всех предателей по фронту к себе в разведбат соберешь. Может…
          - В моей роте трусов и предателей не было, нет, и не будет. – грубо прервал командир разведроты особиста – Труса и предателя я без тебя пришью, рука не дрогнет. По тише на поворотах капитан. Мне ведь по хрену чего ты там лопочешь.   Меня дальше передовой не пошлют, а ты в тыл поедешь? … вместо меня в разведку к фрицам тебя ведь не загнать – правильно? … а Широкова, и загонять не надо, сам пойдет с удовольствием, сейчас каждый боец на счету. Ты что ли мне их нарожаешь к завтрашнему бою.
          Повисшее в хате молчание было тяжелым. Особист задышал через нос, скривив губы, одернул гимнастерку.
          - Расстрелять... – красноречиво, сквозь зубы выдавил капитан особого отдела и пошел из избы, изо всей силы втаптывая каждый свой шаг в деревянный пол. Открыв дверь и, наполовину выйдя в сени, без возможности возражения скомандовал – капитан вышел за мной, – и хлопнул дверью, удержавшуюся в колоде.
          Капитан стоя приподнял со стола личные документы Егора, покрутил их в руках, вернул на место. Не торопясь вышел из-за стола, из избы.
          Особист уже во всю дымил папиросой, когда Васильев медленным шагом подошел к нему закуривая. Капитан особого отдела одной ногой оперся на чурбан стоящий рядом с колодцем и не торопился начинать разговор, рождая в воздухе безветренного утра большое количество дыма. 
          - Чего капитан в штрафники захотел вместо разведки?
          Васильев медленно подошел к колодцу, посмотрел вниз, как будто проверяя наличие в нем воды, затем повернув на особиста взгляд, не торопясь начал отвечать:
          - … На хрена тебе сдался этот танкист? Ну, поставишь ты его сейчас к стенке, в армии нашей на один штык меньше будет… - Васильев глубоко затянулся папиросным дымом - Кто от этого выиграет, пользу ты Родине принесешь, аль нет… 
          Оба офицера пожевали мундштуки папирос.
          - Зачем ты так при всех то… Я ведь при исполнении нахожусь. Как бы, весь особый отдел перед тобой виноват… - в папиросном дыму утра опять повисла тишина - как минимум дискредитация органов налицо, а это знаешь, что… - особист сделал очередную паузу, окутанную дымом – и свидетелей целая хата…
          Васильев молчал. Боевой капитан понимал, что, если этот гаденыш даст сейчас ход делу, потащат в дисбат всех, лейтенанты, его командиры взводов и политруки против него показания давать не будут, и всем припишут политический сговор. Пришьют в итоге измену Родины и… Такое уже бывало на его глазах и до войны, и когда война уже шла.
          - …Ладно капитан, забирай его в штрафники, но расстрелять тебе его не дам. Договорились? – и в словах, и в интонации командира разведроты не было мира, но было понятно, что и по-другому не будет.
          Особист опять сковал свои руки за спиной и на прямых ногах с полминуты слегка качался на ступнях, не двигаясь с места, пуская клубы дыма.
          Затем повернулся к Васильеву и не отрываясь начал с прищуром смотреть в глаза Николаю. Николай раздавил желваки на своем лице, но не поддался железному взгляду особиста, которому пришлось опять отвернуть свой взгляд в сторону.
          Помолчав еще какое-то время:
          - ... Ну-ну... Не пожалей потом... - особист скривил губы с прищуром посмотрев на Васильева. - Ладно, капитан, пошли в хату – чин бросил окурок уже третьей папиросы и медленно пошел к избе.


          Егор молча наблюдал дуэль капитанов в окно, в полной растерянности, обиде, и злобе. Мыслей в больной голове уже не было, реальность событий потеряна, боль в голове исчезла, под кожей не было тела.
          Танкист видел, как минут десять, пятнадцать, папироса за папиросой, оба офицера нервно курили у колодца и тяжело друг с другом разговаривали, затем оба вернулись в избу. 
          - Пиши политрук. – скомандовал Особист. – учитывая помощь в следствии и    сотрудничество в боевых действиях младшего сержанта красной армии Широкова Егора   Ивановича разжаловать в рядовые и приговорить, за предательство Родины к направлению его в штрафную роту. – Капитан особого отдела легонько ударил по деревянному массивному столу кулаком и опираясь на оба кулака, чуть помедлив продолжил - Приговор привезти в исполнение немедленно. Полевой трибунал в составе, … ну там заполнишь. Капитан, дашь мне конвоира до Волоколамска, и машину не забудь заправить.
          - Да не могу я тебе еще одного бойца отдать, мне же в бой через два часа, у меня каждый штык на счету, – но вопрос не подлежал обсуждению.
          Минут через сорок особист уехал, забрав танкиста как его и не было. Дороги ведь не расскажут.


          Продолжение по ссылке: http://www.proza.ru/2016/10/11/614


Октябрь. 2016.
Русаков Олег.