Первый покойник

— И где вы?  — спросил я в телефон.

 Вот всегда приходится кого-то дожидаться.

— Идём уже, подходи к остановке.

Подошел к остановке. Закурил. Морозный октябрьский ветер дал мне леща, и первый приём никотина за несколько часов произвел нужный эффект. В голове немного прояснилось, однако глаза всё же не получалось раскрыть как следует. Хотелось спать.

Из-за них я мог опоздать. Зачем вообще с ними условился идти? Пошёл бы сам. Не люблю зависеть от кого-то!

Как только я приготовился выдавать порцию отборных ругательств, неспешно вытягивая телефон из нагрудного кармана, так и явились мои бывшие одноклассники. Сделал глубокий вдох, выдохнул. Нужно быть спокойнее, — сказал я себе.

— Ну наконец! Вечно вы!.. — Сделал вдох и выдохнул. — Долго вы. Пойдём, опаздываем.

— Долго ждёшь? — спросил Ягр. Так мы его называли класса с пятого.

— Та нет, — соврал я и закурил.

Мы шли молча. Шли быстро, а мне это удавалось с трудом. Днем ранее я при каких-то неведомых мне обстоятельствах ударил палец большой ноги. Потому я двигался прихрамывая, постоянно подтягивая правую с больным пальцем ногу. Каждый шаг отзывался болью в изнывающем теле. Тяжелая выдалась ночь. Тяжелая выдалась неделя. Тяжелый выдался год.

— Пацаны, — прервал молчание Дрик, — знаете, что Лёха говорит насчет произошедшего?

— Он сегодня будет? — спрашиваю.

— Так вот! Ему вообще наплевать, говорит, типа если б собака Слима померла, то ему было бы более жаль, типа. Говорит, что вообще с ней не общался толком, и что она его вообще бесила.

— Вот же придурок. Он действительно так считает? — мне было неинтересно услышать ответ на мой вопрос, и я продолжил. — Разве он не понимает, какая это трагедия или он совсем тупой?

— Тупой, — подытожил Дрик.

— Не, ну ты представь, — понесло меня, — единственная дочь в семье! Каково вот родителям? А ведь хорошей девочкой была. Отзывчивой. Это, помнишь же контрольные?

— Ну?

— Всегда мне помогала. Хорошей девочкой была, — продолжать разговор не хотелось. Я расчувствовался. Не хватало ещё показаться парням ранимым.

— Да вы задолбали петлять уже! — Вмешался Ягр. — Вот тропинка, вот по ней и надо идти! А вы то туда, то сюда! Нам же в школу надо, куда вы нахрен идете?

— То есть в школу? Мне Арина Федрвна писала, что к ней сразу. В квартиру. — С надеждой на то, что посещение школы удастся избежать, возразил я.

— Не-е-ет, сбор в школе, а оттуда к ней домой. Типа удобней сразу всем собраться в привычном месте, чем как попало около подъезда.

Я предпочел молча согласиться и смириться.

Вот мы у школьного двора. Прошу парней подождать, пока докурю. Поспешно сделал две затяжки, прицелился в мусорку и дал щелбана сигарете. Это когда сигарету не просто выбрасываешь, а как бы даешь ей щелбана и бычок зрелищно сбрасывает с себя тлеющие остатки табака. Два года уже подобный способ избавления практикую. Мой рекорд — метров пять.

В мусорку так и не попал. Попал в Ягра.

— Они ушли, похоже. Опоздали на три минуты называется.

— Ага, — с интонацией мэра города "Яжеговорил” сказал я. — Ладно, может успеем догнать, наверняка к ней сразу пошли. Говорил же сразу туда идти.

Шаг мы ускорили, что не пришлось по нраву моей больной ноге.

— А зачем так идем, почему не через двор? — спросил, догоняя меня с Ягром Дрик.

— Потому что был бы я на их месте, я бы шел по прямой, — пояснил Ягр.

Мы были на месте, виднелась толпа загружающаяся в подъезд. Среди поднимавшихся по лестнице я различил много знакомых фигур, несущих венки, букеты. Блин, нужно было тоже подумать о цветах, — прикинул я. Однако мама позаботилась и об этом — дала сто рублей. На "хаир”. В переводе с башкирского, это что-то вроде гостинца. В данном контексте не знаю, как точно перевести. Знак внимания? Материальное выражение соболезнования? Компенсация?

«Да, — думаю, — стоило купить розы. Две розы?»

Ладно, подошли мы к толпе. Оказались замыкающим звеном шествия. Учтиво поздоровался с присутствующими кивком головы, получил ответ на приветствие. В горле будто застрял комок, язык перешел в режим "Сон”, а губы сомкнулись так, что даже не хотелось их разжимать.

Зашли в подъезд, а мои попутчики меня обогнали непонятным образом. Видимо, проворонил я их, пока изучал лица присутствующих. Заметил бывшую классную руководительницу. Та разговаривала полушепотом возле лифта с завучем школы. Видно было, что те уже успели проплакаться и готовятся к следующей волне. Я их понимал.

Толпа медленно поднималась вверх. Неторопливо мы продвигались все выше и выше. Первый этаж. Второй. Третий. Никто и слова не сказал, чему я был рад. Обрадовался тому, что мои бывшие одноклассники достаточно повзрослели и понимали, что происходит. Что стоит делать, а что не стоит. И только звуки шагов сопровождали нас во время подъема, который казался бесконечным и решительным испытанием. Было душно.

Я был замыкающим недолго. Когда толпа достигла нужного этажа, ко мне подтянулись ещё ребята с параллели. Мы молча пожали друг другу руки. Все стояли и ждали. Я не совсем понимал, как себя вести, поэтому вёл себя никак.

Из квартиры вышел крупный мужчина, который неслышно разражался рыданием. Лицо, искаженное болью, он прикрывал носовым платком. За ним вышло еще двое, догнали его. Помогли спуститься по лестнице. Мужчина остановился, издал еле слышной вой, согнулся и закрыл голову руками. Двое его подняли и повели дальше.

Это был отец девушки.

Постепенно начали запускать людей в квартиру. Приближаясь все ближе к дверному проему, заприметил сидящего на ступеньках парня, который с остекленевшими глазами пялился в пол. К нему подходили мои знакомые, жали руки, что-то говорили.

Это был молодой человек девушки.

У двери в квартиру стояли учителя со школы. Учительница по химии, на уроки которой я чаще всего не ходил, завуч, у которой я зачастую задерживался в кабинете, классная руководительница. Слезинки медленно и скупо скатывались по их щекам. Абсолютное большинство педагогического состава были матерями. И знали девушку с малых лет.

На пороге я тщательно протер ноги о коврик. Немного смутился тому, что не придется снимать обувь, но и обрадовался. Помимо того, что дочь хоронят, — думаю, — так еще и полы все загадили. А сколько затрат на похороны!

Но это ничто в сравнении с тем, что произошло. Деньги, грязные полы, проблемы на работе, в семье — где угодно! — ничего не имело для родителей значения. Ещё бы.

Стена была заставлена цветами, венками, рядом стояли фотографии. Выпускной альбом, "9А” класс. Такой же и у меня дома лежит. А вот фотография моей бывшей одноклассницы с восьмого класса. Тогда у нас была фотосессия. Красивые фотографии. Красивая девушка. Рядом стояла трехлитровая банка, в ней лежало много купюр. Тысячных, пятитысячных, сторублевых. Туда-то я и положу сейчас свою бумажку, — думаю, — вот только не подобраться, все цветами уставлено, вдруг уроню что.

Ткнул в знакомого, показал жестом на банку и подал сто рублей. Он кивнул — мол, понял тебя, сейчас всё будет — и аккуратненько отправил сотку к остальным банкнотам.

Придвинулся поближе к толпе. Заметил в центре зала гроб. Ох, нет. Подошёл ещё ближе. На стульях у гроба сидели ребята. В их лицах было выражено столько боли и скорби, что моя физиономия казалась бесчувственной и безразличной на их фоне. Этим людям, полагаю, пришлось столкнуться со смертью своей одногодки впервые. Как и мне.

Слим, как, впрочем, и остальные, смотрел на лицо усопшей. Лялис сидел очень напряженно, постоянно сжимал и разжимал челюсть — отметил я по скулам. Рафа наполовину закрылся ладонями, глаза были влажными. У меня тоже.

А усопшая лежала в гробу. Красивая, бледная, с венком на голове. Точно принцесса. Просто прилегла отдохнуть. Просто устала от бесконечных перелетов, клиник, химиотерапий. Вот и отдыхает.

Мать девочки плакала и плакала, гладила и гладила дочь по лицу, проводила по волосам покойницы другой рукой. На это было невыносимо тяжело смотреть, на мать, потерявшую единственного ребенка.  Но сколько благородной и мужественной скорби выражалось в лице этой женщины!

Я учуял запах эгоизма, сквозящий ото всех присутствующих людей. Разозлился. Даже в такие моменты люди думают в основном лишь о себе! Вовремя спохватился и остановил понос размышлений. Но стоять дальше там я не мог и вышел вслед за товарищами.

На лестничной клетке со мной поздоровалась классная руководительница:

— Как ты, Артур?

Я ответил жестом, мол, нормально.

— Нормально? Ну хорошо, что нормально.

Спросить у неё в ответ я не смог. Слова-слова-слова. Никчемные слова.

С Ягром, Лялисом, Слимом и Рафой мы молча спустились вниз. Вышли из подъезда, я закурил и жестом предложил закурить остальным. Все дружненько помотали головой и расчехлили запасы жевательного табака.

— Ужасно, нет слов, — подал голос Рафа.

— Не думал, что в ближайшие годы придется с таким столкнуться, — промямлил я.

— Она ж на выздоровление шла, — глядя в пол поддержал Лялис.

— Рано или поздно это со всеми нами произойдет, — заметил Ягр.

Открылась дверь подъезда, я с опаской кинул на неё взгляд. Как бы то ни было, до сих пор было неловко курить при бывших учителях. Из-за двери появился Дрик.

— Блин, помните ее День Рождения в первом классе? Сидели в этой, как её, — прикрыл глаза Дрик вспоминая наименование кафе, — в "Аморе пицца”.

— Да, а вот я помню, как с Катей обменивался игрушками в начальных классах.

— Это ещё что! Мы ж семьями дружили. Часто зависал у неё, играли в "Лего”, — продолжил вспоминать Дрик.

— А где твои родители?

— Мама там, — показал рукой на дверь подъезда Дрик, — а папа в школе ждет. У меня ж младший брат в школу пойдет. Вот, сейчас на подготовке.

— Хорошая девочка была, — говорю.

— Была, — отметил Слим. Было настолько очевидно, что кто-нибудь это отметит, поэтому повторение было встречено равнодушно.

 

Мы двинули в сторону наших домов, а разговоры о погибшей остались под козырьком подъезда.