Осень заканчивается весной (26)

*** 

Хотел подремать, но с дивана поднял очередной звонок в дверь. Может Петр что забыл. Вернулся. 

Прошел к входной двери, открыл ее, а за ней стоял Димка. Димка, сын. 

— Здравствуй, папа! 

— Здравствуй, сын! 

Евгений, отец, в носках выскочил на лестничную клетку, обнял и крепко прижал к себе Диму, сына. 

— Ну хватит, пап, давай хоть в квартиру зайдем. Неудобно ведь на лестнице так обниматься. 

А Евгению жаль было даже на секунду выпускать из объятий сына. Давно, с детства слезы не освежали грубую кожу лица Буянова. А сейчас они текли, ему было и приятно, что душа еще жива, и не стыдно перед сыном сырость разводить. Ведь стыд хоть и был, но очень легким, мимолетным, словно бы и не за себя стыдился, а за кого-то другого, кто ему не безразличен, но и не близок. 

Он выпустил из объятий сына, но в прихожей квартиры опять поймал его, снова прижал его к себе. 

— Папа, а я ведь твой сын! 

— Так я знаю. 

— Не верь никому! Ты мой отец! 

— Я знаю, Дима! 

— Даже маме не верь. Не в себе она была, когда чушь эту сказала. 

— Давай не будем об этом. Давай сядем, о хорошем поговорим. Я так по тебе соскучился! Как ты, какие планы? 

Сын совсем не изменился с последней их встречи, да что для парней его возраста всего лишь один год. 

— Планы? Все те же. Отпуск уже мой заканчивается, я еще на год контракт продлил. Пара дней в запасе на отдых осталось. А потом собираться надо в обратную дорогу. Но через год, чуть больше, летом снова приеду. 

— Два дня еще? Может завтра или послезавтра встретимся. Побродим по городу, потолкаемся на людях. Дима, как же я соскучился по тебе. 

Сын улыбнулся. 

— Встретимся, что нам стоит. 

Возникла неловкая пауза. Сын из прихожей прошел в комнату. Увидел неубранный стол. Обернулся на отца, улыбнулся. 

— Меняешь привычки? Раньше ты так рано в будние дни не употреблял. 

Евгению стало даже неловко перед сыном, словно тот его поймал на чем-то очень предосудительном. 

— Петя Сурков приходил. Помнишь его? 

Сын кивнул. 

— Вот, выпили, поговорили. 

Теперь неловко замялся сын. 

— А я тут, понимаешь, в растерянности некоторой пребывал. Пустым придти на встречу с тобой, или взять чего. Мама говорила, в запои ты стал уходить. Хотя я не верил особенно ей. Я же тебе говорю, не в себе она. Пока. Очень надеюсь что пока. Ну что, продолжим банкет? 

Сын достал из кармана и поставил на стол бутылку дорогого коньяка. 

— Я не против! Только сейчас бокалы достану, не гоже благородный напиток из рюмок цедить, да конфеты шоколадные принесу. Или чего посерьезнее пошинковать в тарелки. Колбаса есть, сыр... 

— Да что ты! Я от деревенских харчей месяц сытым буду. Ты же ведь знаешь где я был, у кого я гостил. Загостился. Думал на недельку туда, а провел там почти весь отпуск свой. Ты уж прости меня, что не приезжал и не звонил тебе! 

— Да чего уж там! 

Выпили, стоя, по глотку, потом сели. 

— Ты уж прости меня! — повторил Дима, — Но я после бредней мамы вообще подумал, что у вас у обоих крыша поехала. Чуть было обратно в Арктику не рванул. Никого из вас видеть не хотел. Да вот дед предложил мне в деревне погостить. Туда отвез меня. Это он тебе сказал что я там? 

— Нет. Вроде как я сам догадался. 

— Дед молоток! Железный. Я знал, что он не скажет. Да вот не всегда железо всепобеждающе. С матерью ничего поделать не смог. Жалко ее. Не в себе она, — снова повторился сын. 

— Да что не в себе-то? Влюбилась что ли? 

— Влюбилась... Не знаю. Вряд ли. А ты что, ничего не знаешь? 

— А что я знать должен? 

— Вот те на! Ты же умный мужик! Я думал ты догадался обо всем. Да и мама намекала, что ты о многом знаешь. 

— Давай, сынок, начистоту все. Говори что тебе известно, и что можешь сказать. А я потом доложу о своих догадках. 

— Не надо тебе было отец, советовать маме с работы уходить. Не надо. Она со скуки начала успокоение для души искать, при твоих выкрутасах. В церковь стала ходить. Ну храм божий это хорошо. Там плохому не научат. А вот познакомилась она там не с теми, с кем нужно было знакомиться. Что-то похожее на секту, с криминальным уклоном. Вовлекали, помогали чем-то, а потом так голову туманили, с жильем своим вовлеченные расставались. Сами добровольно отдавали. Знаешь, небось, Назарова, участкового, царство ему небесное... 

Буянов вздрогнул. 

— Как небесное? Он что, умер? 

— Там непонятки какие-то. Сам не интересовался дотошно, а мать немного по слухам знает. Как бы сердце подвело, а что на самом деле... Может кто траванул, в отместку. Дурного много он сделал. Хотя сам в секту по доброй воле пришел. Жена у него серьезно болела. Куда он ее только не возил, где не лечил, ничего не помогало. А тут, старец, гори земля у него под ногами, Мефодий, поколдовал как-то там, ей и легче стало. Назаров и обратился в радости за супругу в веру его, Мефодия. Сам вошел в небольшую группу первых последователей старца. Жена все-таки умерла потом правда, а у Назарова коготок увяз уже. В общем он из массы страждущих перешел в единицы жаждущих. Вот он маму и зацепил. Клинья потом подбивал под нее. Уж не знаю, в каком качестве она нужна ему была. В качестве жены или любовницы. Да не ответила мама ему. Но он болтал ей много, откуда и мне многое известно. А вот квартиру нашу бывшую подарила. Развели они ее на жилье. 

— Я знаю. 

Сын осмотрелся. 

— Да и ты, смотрю не ахти как им смог противопоставить себя. Такой дом на эту маломерку сменил. 

Буянов улыбнулся. 

— Не все так плохо, как кажется. Ты давай, рассказывай. 

— А что рассказывать-то? Как я понимаю, мало им квартиры было, им еще дом наш... твой нужен был. Вот они за тебя серьезно взялись. Сначала какие-то силы нечистые. Потом убийство... Что хоть там за убийство? Я-то знаю, что не ты, но кто и кого? На самом деле кто-то кого-то убил? 

Буянов засмеялся. 

— Да не было, сын, ни убийства, ни силы нечистой. Все это одних рук дела. Подручных того, как ты говоришь, Мефодия, в том числе в лице Назарова. Назаров мне без ума фотки показал, якобы убиенного, а на фотографии ноготь на пальце у мертвеца черный, пришибленный. У нашего участкового такой же был на следующий день после того якобы "убийства". Приходил он ко мне тогда, ружье мое смотрел. Я заметил. Он вроде как с узорчиком был, ушиб-то, нарочно не спутаешь. Да нога у Назарова небольшая, до сорокового размера не растоптал за жизнь свою. И на фотке не ножища, а ножка, почти женская. Что Назаров ко всему этому причастен и бармен мне подтвердил. Было дело. В такси меня запихнули хмельного, хотели, по-видимому, поговорить со мною серьезно. Да я кулем с мякиной прикинулся. Пьян, мол, в усмерть. Отстали, но наговорили лишнего. А бармен потом мне сказал, по секрету, что его Назаров просил, когда я под хорошими парами буду, такси вызвать для меня, но по им указанному номеру телефона. Потом я понял, что полицейский этот с Верой связь постоянную имеет, в смысле общается с ней. Как яблоню любимую мою сожгли, понятно стало, от Веры информацию получили, что я очень яблоню эту любил. Все в одном клубке вязалось. Не пойму только одного. Неужели они думали этими детскими играми меня сломать? 

Буянов снова засмеялся. Сын не поддержал хорошего настроения отца. 

— Ну ведь сломали! Дом-то у них! Или я чего-то не знаю? 

— Знаешь, но не все. Не на эту я квартиру дом тот поменял, на нашу прежнюю. Долго они ломались. Но уж больно им хотелось коттедж наш. Не знаю, нездоровое желание какое-то. Может сами себе своими проповедями голову затуманили. Но в итоге согласились. Квартира та пустует пока. Эту снимаю. Зачем мне одному больше? 

— Пап, та квартира конечно хороша. Но дом в элитном поселке, это же большие деньги. Даже огромные! 

— В каком элитном, Дима? Ты знаешь почему там больше участков не продают? Стоят три дома, и все. Почему? 

— Может цена слишком высока? Ждут пока местные буржуины. Приглядываются. Вдруг упадет. 

Буянов опять рассмеялся, еще веселее чем в прежние разы. 

— Не на что ценам падать! Вся земля вокруг этих трех домов уже де факто продана. Большая, серьезная, строительная компания подсуетилась. Будут строить многоэтажные дома там. Целый микрорайон. 

— И? 

— Что и, Дима? Представь себе свой дом окруженный высотками. И сотни глаз из окон домов. Ты, выйдя из дома, даже задницу себе почесать без наблюдения со стороны не сможешь. На хрен он, такой дом, сдался, если на участке своем в одних трусах походить нельзя. 

— Коли ты знаешь об этом, они что, понятия не имели? 

— Значит не знали. Информация пока не для всех. А как обнародуют, цена нашему дому будет кукиш с маслом. 

— Все равно, жалко дом! Хороший, красивый, большой! 

— Жаль, ничего не скажу, много денег в него вбухали. И сил немало. А зачем нам такой здоровый дом, Дима? Вот приедешь навсегда, мы для себя небольшой построим, И знаешь где? В Пристово! На берегу озера. Есть там свободные участки под застройку. Делов-то, час на машине не торопясь. В городе по пробкам до работы почти столько же ехать приходится. Имеются участки там свободные? 

— Есть, наверное. Там и домов брошенных много. 

— Ну вот! Нечего о прошлых ошибках жалеть. А строительство такого дворца я за ошибку свою считаю. 

— Мечтатель ты, отец! У тебя ни работы нет, ни машины, а ты о собственном доме у озера думаешь. 

— Димка! У меня ты есть! А это самое главное. Здоровье есть, сила есть пока, ум не весь пропил и прогулял, остальное приложим. 

Отец подсел на диван к сыну и снова крепко того обнял. 

Их объятия разорвал очередной звонок в дверь!