Ваня
Быть может, жизнь не зла.
Быть может, всё лишь случай.
Мать Ваню нажила,
когда был муж в отлучке.
Его, чтоб скрыть следы
рождения ребёнка,
трясли, забыв про стыд,
вниз головою долго.
Но он, судьбе назло,
не захлебнулся, выжил,
пускай не Аполлон,
пускай кривой и рыжий!
Пускай отец давно
ушёл к соседке Рае.
Родителей сынок
себе не выбирает.
С утра — кому не лень —
уже кричат на Ваню:
«Ну, что ты встал, как пень?
Пошёл отсюда… в баню!»
И он уходит прочь,
покорно исчезает,
скрывается, так ночь
перед рассветом тает.
Нет, он не глуп! Как знать,
быть может, Ваня — Моцарт!
Ну, как такого гнать —
язык не повернётся!
Он что-то говорит
одно и то же вечно,
как дерево: скрип, скрип
или сверчок запечный.
Но в глубине, на дне
глаз видится усмешка
и ум, который мне
уж не понять, конечно!
Быть может, жизнь не зла.
Быть может, всё лишь случай.
Мать Ваню нажила,
когда был муж в отлучке.
Его, чтоб скрыть следы
рождения ребёнка,
трясли, забыв про стыд,
вниз головою долго.
Но он, судьбе назло,
не захлебнулся, выжил,
пускай не Аполлон,
пускай кривой и рыжий!
Пускай отец давно
ушёл к соседке Рае.
Родителей сынок
себе не выбирает.
С утра — кому не лень —
уже кричат на Ваню:
«Ну, что ты встал, как пень?
Пошёл отсюда… в баню!»
И он уходит прочь,
покорно исчезает,
скрывается, так ночь
перед рассветом тает.
Нет, он не глуп! Как знать,
быть может, Ваня — Моцарт!
Ну, как такого гнать —
язык не повернётся!
Он что-то говорит
одно и то же вечно,
как дерево: скрип, скрип
или сверчок запечный.
Но в глубине, на дне
глаз видится усмешка
и ум, который мне
уж не понять, конечно!