Фей

Над пережитками дневных рутин
В полночном чаепитье я один,
В своей роскошной клетке, словно дивный зверь,
Среди учебников и дорогих картин,
Лишь в школу по утрам открыта дверь.
Так было, и так будет и теперь…

Меня уж было уносил Морфей,
Ко мне явился милый юный фей;
Как помню, замер я, бездвижен, нем и глух,
А он сверкал сильнее городских огней…
Впервые мне так захватило дух,
В тот миг я позабыл, как молвить вслух.

Тот юный фей был ростом мне с ладонь,
Казалось – сломится, едва лишь тронь.
Он весь продрог ветрами молодой весны,
Хотя и крылышки искрились, как огонь;
Лучились глазки светом, так ясны,
Я в них увидел солнечные сны.

Недели шли, но каждый новый день
Меня ждала здесь маленькая тень.
И в комнате, что ране я едва терпел,
Теперь казалось, будто расцвела сирень.
В полночном чаепитье мне он пел,
На весь мой мир он ярче звёзд блестел.

Он видел всё: болезненную дрожь,
Надрывный плач, похожий на скулёж,
Как я, забившись в тень, хрипя, кричал навзрыд;
Он – тот единственный – тянул ладонь, не нож.
Меня утрами жёг ужасный стыд,
А он… Не знал ни злости, ни обид.

Однажды фей поведал мне свой страх:
За ним, по горло в спеси и грехах,
Тянуще когти до прозрачно-нежных крыл,
Неслись, всё светлое свергая в тлен и прах,
Созданья тьмы, чей облик так постыл…
В ту ночь впервые фей был так уныл.

Я принял всё. И сделал твёрдый шаг,
Свою решимость сжав в один кулак.
Я форму школьную на клочья разорвал,
В июне юном, лишь расплылся ночи мрак,
Когда дворецкий мирно засыпал,
Я вместе с феем мчался на вокзал.

Казалось, мы объездили весь свет,
На серость дней разлился яркий цвет.
Под потолком отелей и под морем звёзд -
Встречали в новых далях каждый наш рассвет,
И я вставал пред жизнью в полный рост,
Мой юный фей – он знал, где к счастью мост.

А ночи становились всё длинней,
Я счёт терял счастливых наших дней.
Но в тот рассвет в новорождённом сентябре
Я не увидел крыл искрящихся огней;
На солнца злато-алом янтаре
Лишь тельце, побледневшее к заре…

Я видел всё: и алую траву,
И брызги, обагрившие листву,
Как фей, бездыханный, лежал уже без крыл;
Я отвергал, что это было наяву.
Я падал на колени, рвано выл,
А он… Уже совсем, совсем остыл.

Я был наивен, был так слаб и слеп,
И наш побег, похоже, был нелеп:
Отродья древней тьмы сорвали свой трофей;
В том сентябре, что превратился в его склеп,
Там, где цветут ромашки и шалфей,
Там похоронен вечно юный фей.