СИРОТА
Ей наступило двадцать три,
а замуж не берут.
Как тускло светят фонари,
позёмки как метут.
Какая ночь, какие сны
и как поёт метель,
где сны видением полны
и в них поёт свирель.
Вся на коленях у отца,
к лицу его прильнув.
И тёплой ласке нет конца,
и даже вдруг вздремнув.
Табачный дух его руки
витает в полутьме.
Метель свистит уже с реки
и плачет в кутерьме.
Приди, отец, к себе прижми,
как в детстве, как во сне.
Но нет отца, упал во ржи
от раны на виске.
Немецкий снайпер метко бил,
и нет уже живых.
Испуг от горя мать убил,
одна смерть на двоих.
Вдруг онемела сирота,
всё слышит, но молчит.
Бежали дни, прошли года,
лишь сердцем говорит.
Сиротка ты, уж двадцать три.
Во сне отец и мать
целуют. Гаснут фонари.
Пора в метель вставать.
Найти такого, как отец,
наверно, не дано.
А стать ему такой, как мать
лишь Богом суждено.
Смирись, метель и небеса,
жалейте сироту
и дайте синие глаза
и парня доброту.
а замуж не берут.
Как тускло светят фонари,
позёмки как метут.
Какая ночь, какие сны
и как поёт метель,
где сны видением полны
и в них поёт свирель.
Вся на коленях у отца,
к лицу его прильнув.
И тёплой ласке нет конца,
и даже вдруг вздремнув.
Табачный дух его руки
витает в полутьме.
Метель свистит уже с реки
и плачет в кутерьме.
Приди, отец, к себе прижми,
как в детстве, как во сне.
Но нет отца, упал во ржи
от раны на виске.
Немецкий снайпер метко бил,
и нет уже живых.
Испуг от горя мать убил,
одна смерть на двоих.
Вдруг онемела сирота,
всё слышит, но молчит.
Бежали дни, прошли года,
лишь сердцем говорит.
Сиротка ты, уж двадцать три.
Во сне отец и мать
целуют. Гаснут фонари.
Пора в метель вставать.
Найти такого, как отец,
наверно, не дано.
А стать ему такой, как мать
лишь Богом суждено.
Смирись, метель и небеса,
жалейте сироту
и дайте синие глаза
и парня доброту.
© Copyright: Вячеслав Левыкин, 2021