Я падший ангел. Ты меня узнал...
Я падший ангел, Ты меня узнал,
Что ж, погляди опять седобородый,
На все мои печали и невзгоды,
Которыми меня Ты покарал.
Ты дал мне шанс обрушить этот мир
К моим ногам, лохмотьями людскими.
Я их терзал желаниями простыми,
Мечтами ложными их разум ублажал.
Святые уходили в Небеса,
Неся в руках, в них брошенные камни.
Я толпами повелевал веками
И к пропасти стадами их толкал.
Но среди них, с загадочной душой
Не блеявшие в такт народа, хору,
Не подчинявшиеся дирижёру,
Шли овцы из породы непростой.
Они как все погружены в разврат,
Не забывая о насущном хлебе,
Порой как все, идя на брата брат,
Искали что - то в беспредельном небе.
И им, мой грациозный беспредел,
Мой виртуозный хаос беззаконья,
Не ароматом веял, а смердел,
Не погружал в покой, а беспокоил.
Они тела губили в кабаках,
И в огненных объятьях революций.
В глазах метался бесконечный страх
И жажда всевозможных проституций.
Но это днём. А ночью, при луне,
Очнувшись от влияния людского,
Они в сердцах к Тебе взывали снова,
Молясь свечам, горящим на окне.
Одни Тебя опять вернуть молили,
Скорей вернуть, квасную благодать.
Другие проклинали и хулили,
За то, что Ты посмел их род предать.
Или, стряхнув с себя лохмотья грязи,
Замешанной на скотстве и крови,
Проникнувшись к земному неприязнью,
Хрипели гимны неземной любви.
Ты тоже знаешь злое племя это,
Ты так же как и всех, их создавал.
Как ненавижу, Боже, я поэтов -
Был бы Тобой, давно б их покарал!
А может это просто план Твой хитрый,
И для меня, как палка в колесе,
Застрял в ночи какой-то тип небритый,
Не принимающий судьбу как все?
Или шальная, глупая девчонка,
Вот вот готовая идти ко дну.
Но нет, дрожит над рифмою ручёнка,
В ночи рифмуя вечную весну.
Вот дама средних лет, с лицом испитым
И с телом испытавшим что почём,
Но нет, сипит, шальная, над корытом,
Как кто-то счастье обретёт в другом.
А вот беспечный молодой повеса,
Что жаждет денег, женщин и вина.
Но ночь пришла и красотой небесной
Гитарных струн тоска, напряжена.
Вот молодой бунтарь, или бунтарка,
Клеймят в стихах зажравшуюся власть.
Но ночь прийдёт и им чего - то жалко,
И в их сердцах уже другая страсть.
Старик, старуха, что они не знают,
В каких ещё не рылись жолудях?
Но вот сидят в ночи, стишок кропают,
И убивают в детях жизни страх.
А может Ты и сам забил на них,
В ночи упрямо рифмой шелестящих,
На этих тварей, перьями скрипящих,
В мобильники вбивающих свой стих?
Тогда скажи мне, каверзный Создатель,
Привыкший подчинять себе миры,
Неужто этот виршами писатель,
Не нарушает правила игры?
Сегодня он поёт Тебе осанну,
А завтра костерит Тебя в стихах.
И это всё не нарушает плана
Основанного на Твоих словах?
Лишь я перед Тобою не достоин
Прощенья за великие грехи?
Ок. Я понял. Прекращаем войны.
И я сажусь писать Тебе стихи.
Чернилами — тату на сердце…
Стихи твои, что жгуче перца,
Я сохраню себе в альбом
Так вот почему ты выдаешь по пять в день. Адская работоспособность.