ЗАБЫТАЯ, ЗАБИТАЯ ... ДЕРЕВНЯ - малая поэма (исправленное)
Вы всё прочитайте, не праздные строчки,
Чтоб знали сыны, да и знали бы дочки.
Про русские хаты, деревни, болота, ...
Деревня - основа Руси, как пехота!
Вы всё прочитайте. Ведь всё это было.
Как стёрли "с лица" и деревня - могила.
Я плачу навзрыд, мне спокойно не спится.
В груди за деревню щемящая боль!
Как раньше поля здесь вставали пшеницей,
Теперь же сплошная, «бедняцкая голь».
Вот мне за околицей мельница снится,
телег караван, а в них рожь и пшеница ...
Мне видится лес и зелёные дали,
да как «на духу», но с духмяной печалью.
Мне видится небо над хатой покатой.
Мы что понаделали, братья, ребята?
Порушили избы и улиц не стало.
Мы их разорили, вонзили в них жало.
Припомнил мостки и пруда очертанье,
как козы брели и коровы там ранью,
как блеяло всё, и округа мычала ...
Но нет теперь лыка и нет здесь мочала.
Где ранью ранёшенько да по росинкам,
там вся ребятня, да с лукошком, корзинкой.
Где кто по грибы, ну а кто и «поботать».
Ведь это крестьянина хлеб и работа.
Нет в хатах замков, да и всё нараспашку.
И пчёлы летали, садясь на ромашку,
и овод занудный в обед появлялся,
он жалил округу и больно кусался.
Как снятся сараи, стога и копёшки.
А сколько в пруду там водилось рыбёшки.
Я помню у пруда пожарные бочки
и помню ночное до утра, да с ночки.
Как гордо журавлик стоял у колодца ...
Я снова в пшенице. Опять укололся.
И эка остиста пшеничка святая!
Ну что, подкосили, теперь не хватает?
Темно, без просвета. Погибла деревня.
И яблонь уж нет, лишь из леса деревья.
А хат заколоченных сколько, кто знает?
Там ряска в пруду сильно тиной воняет.
Вот несколько хат чуть дымком поманили,
а те, что без дыма, почти, что все сгнили.
Но большую часть разобрали на срубы.
Ох, как же трясутся от жалости губы.
И видятся многие тёмные хаты,
да как уходили отсюда в солдаты,
и как не вернулись в родные купели.
Их видно, сгубили снега и метели.
А как провожали родных от порога.
Как длинной и трудной была их дорога.
Что много годков, да и вёрст прошагали.
(Их много пропало, но как же их ждали!?)
Вернулись одни, ну а кто-то едва ли.
Из дальней землицы, чужой, брат, сторонки.
Земля полыхала, дымились воронки.
Природа страдала, где тёмное небо
земля не рожала пшеницу для хлеба.
И многие тонны из груды металла
ложились в неё, а она принимала.
Молчала, но плача лесною природой:
слезою деревья, сменилась погода.
Как врезались годы и врезались в память,
не вытравишь, нет, и уже не завянет.
Свежа и чиста, не померкнет в тумане,
а если не так, то себя мы обманем.
Как сердце болит за родную землицу.
Вот раньше пахали и в землю пшеницу,
и рожь, и овёс, да картошку, и просо ...
Мы всё подкосили, стоит очень косо.
И паром не пахнет, не пахнет помётом:
ни конским, коровьим, ни коз - пулемётным.
Мы нюх потеряли, а более веру.
Во всём виноваты и очень безмерно.
Мне помнится дым паровоза из топки.
Как ехали многие: дядьки и тётки.
И шум ребятни, и стучащие пары.
Сидения снизу, а сверху, как нары.
И запах мазута, и запах маслёнки,
и запах портянок, и детской пелёнки.
Что хлебом и салом был воздух пропитан.
Здесь кто-то ведро вёз, а кто-то корыто.
Рубанок везли, да и гвозди, ножовку,
а кто петуха, ну а кто поллитровку.
Здесь запах витал от сивушной настойки.
То был самогон и валил он их «в койки».
Здесь песни звучали под голос гармошки.
Все пели вагоном, неслось за окошко.
Тут пели частушки, народные песни
и танцы водили, плясали, хоть тресни.
Гармонь залихватский напев выводила.
Ох, как же душе это было всё мило!
Тех песен уж мало и пляса не стало,
и нет колеи. Иль металла, что ль мало?
Да просто народ не живёт на деревне,
он стал городским, не считается древним,
а может дремучим, в народе б сказали.
Наш мелет язык. Мы чесать не устали.
Я помню козы и коровы подарки:
то были горошек, «ляпухи» прижарки,
а вот молоко, и сметана, и творог,
чтоб были все сыты и клали «за ворот».
(Чтоб живы бы были и были здоровы!)
Ты вспомни коня и коровы копытца,
их след на земле, ну а в ямке водица.
Ты запахи вспомни от конского пота
и вспомни, как пахнет водица болота.
Припомни ты мох, что скрипит под ногами.
И как там зимой, снег скрипел под санями.
Мне помнится дыма струя из трубы.
А где же всё это? Ответят: «Не мы».
Мы словно немые, не нам отвечать?
А где ж всё святое? Ядри, твою мать!
Никак не забыть мне деревни той зимней.
Ведь снежную крепость мы брали, как «Зимний».
А как на пруду мы каток расчищали.
Навалом, «по уши» снега выпадали!
Пуховой периной снега наметали,
с намёком весной, что расстанутся с нами,
да талой водицею чтоб распластаться,
и было б земле, чтобы, чем подпитаться.
Сугробы лежали, под стать, до окошка.
Откроешь окно, да и черпаешь ложкой.
Морозными были и зимы и вьюги.
Тепло отдавали и печки, и люди.
Коньки одевали мы, да «снегурочки»
и пруд мы чертили с утра и до ночки.
Ты палкой с верёвкой коньки приторочишь,
что так и катаешься вдоволь, сколь хочешь.
Мы нос разбивали на горке покатой,
и чистили снег деревянной лопатой.
Мы клок языка о металл вырывали.
Сколь было кровищи. Зачем подсказали!?
Мы лыжи ломали, катаясь под горку.
И был заводилой мальчонка Егорка!
И нос не на месте, и красная морда,
но он головёнку держал очень гордо.
Мы палки ломали, ломали мы пальцы.
А нам на такую, да только и пялься.
Нам ноги ломать, то конечно лишь «с дури»,
но что тут сказать, там всё было «в ажуре».
А как хорошо, да пред печкой-горнилом
огнём насладиться. Потрескивал, милый!
А рядом на лапки, да мордочку клином,
к ногам кот ложился клубочком картинным.
И были морозы, хода сквозь сугробы.
Вот так проходили крестьянские годы.
Как многое было, что помнится явью.
Так, где завьюжило, откуда с печалью?
Мне помнится время ночное в избушке,
Как в карты играли старик и старушки.
Играли в лото и всегда «по карману».
Картошку на стол, что «небесную манну».
И так засидятся, что встать аж не смеют.
И всё начиналось да под субботею.
Вот с вечера взрослые сели за карты,
как будто бы в классы, да прямо за парты.
Вот ночь пролетала, как будто стрелою.
Вот я, просыпаюсь, лицо уже мою.
А наши картёжники пуще в азарте
и снова раздали, раздали по карте.
И вот субботея уж голову клонит,
но сыты здесь все: будь то козы, иль кони.
Вновь ночь просидели, в прихват и вторую.
Нам спать всем опять, а они всё «скирдуют».
Солома и сено положены в ясли.
От мата уж уши, ну, чуть не захрясли.
Здесь как в анекдоте, нельзя тут без мата.
Ведь это же Русь, деревенская хата!
(Пошла от печурки, пошла от ухвата.)
Уж утро зарделось и новой недели,
порог обивает уже понедельник.
А где воскресенье? Да там, за плечами!
Но сколько азарта и все не устали.
Нельзя без азарта, скажу вам, ребята.
Не чёрная метка, а белая карта.
Кормили скотину, и есть успевали.
Таких не покину, забуду едва ли!
Мне помнится башня, конюшня у пруда.
И башня пила, и конюшня оттуда.
И бани стояли вокруг вдоль водицы.
Ты прыгнешь в неё, и всё тело искрится.
А рядом коровник с молочною фермой.
Работа кипела в три смены от первой.
От ранней зари и до поздней темнины.
Сметана да масло и сыр к именинам.
Как утром петух голосистою трелью
доярок будил и он ночь так «метелил»,
что ночь совладать не могла, уступала
и ближе к утру все бразды отдавала.
Я помню, совет восседал на пригорке.
Там правил мужик по прозванью Егоркин.
И долго по годам с хозяйством дружили,
пока не согнули, пока не сгубили.
Как много видений водица здесь знала,
пока не спустили. Вода и упала.
Всё зеркало глади покрылось тут ряской ...
Не пахнет Покровом, не пахнет и Пасхой.
Здесь гульбища были гуртом и кагалом.
Кутила деревня, и очень, не мало.
Здесь запах сивухи мешался с махоркой.
Все праздники были да с Красною Горкой.
Погост был в деревне, где дань отдавали.
Стоял за околицей, чуточку вдали.
Старуха с косою да в сени входила,
кого забирала, кому отпустила.
Но справным крестьянское было подворье.
Межа там была, но вот не было кольев.
И добрыми были соседи к соседям.
Их помощь была ведь не только в беседе.
Как дружно играли здесь свадьбы молодым:
частушки тут пели, кружа хороводы,
и дружно толпою им ставили хаты.
Завидки их брали, кто был не женатым.
И как не страдать нам душой за селенья?
Топилась тут топка, горели поленья,
Висела тут люлька с родимым сынишкой,
здесь Баюшки пели, читали им книжки.
Вот так и рождались сыны и девчонки.
Деревня жила и стирала пелёнки,
тачала одежду, лудила посуду,
и сено косила стогами у пруда.
И ягоды, травы, грибы скирдовала
от древней старухи, до самого мала.
А лес был в округе, куда там нам Шишкин!
Любили все взрослые, да и детишки!
Там рощи вставали да на косогоре:
калина, рябина, берёзы в фаворе,
дубы по сто лет и, чуть даже поболе,
высотные сосны и ели в мажоре.
Кусты ежевики, малины, черники.
В болоте, белея, бросая нам блики,
нас клюква встречала под детские крики.
И радостно сердцу. Пронзают нас «пики».
Леса там кишели зверьем, да и дичью.
Ружьё на плечо да с девизом: «На кичку!» -
охота была здесь «не пуще неволи»,
а в день выходной, да с работы и в поле.
Здесь разных зверушек полно разной масти,
что люди ходили с разинутой «пастъю».
Медведи, олени, хорьки и лисицы,
ежи, да и волк, бурундук нам приснится.
И заяц, и лось, и кабан, да и муха.
Присядь на пенёк, да и ухом послухай.
Мы с мухи слона, да всё, словом рождаем.
Смотри, вон кабан. А кто вепрь то, мы знаем?
Увидеть не сможем мы в наших болотах
глаза крокодила, глаза бегемота,
глаза носорога, жирафа в помине
и цапля, и страус не грязнут здесь в тине.
Хотелось б увидеть и очень немало:
как там, на деревьях живут все коалы,
и как кенгуру да с сумою там скачет,
как будто б резиновый прыгает мячик.
Нам скунса, койота увидеть бы, гризли.
Но это Америка. Там бы загрызли.
На море взглянуть бы нам на
альбатроса.
Не прочь бы увидеть глазком утконоса,
гориллу, макаку, слона какаду ...
Я снова в деревни, опять на пруду.
Нельзя нам в деревне с прудом расставаться.
Кормил нас рыбёшкой, давал покататься.
Впадала в тот пруд там малая речушка.
Чуть еле заметной была на опушке.
А сколько же рыбы в то время водилось!?
Теперь-то уж нет, и здесь всё изменилось.
Уклейка была и плотва, да и щука.
Какой же нас бес в настоящем попутал?
Карась не дремал, убегал он от щуки.
Прищучили всё. Не сидим мы на суке.
Сомы тут бывали, сазан, да и карпы.
Повывели всё. Посадить бы за парты.
Здесь жерех, голавль, да и линь тут водились.
Уж нет ничего, и теперь лишь приснились.
А знаете вы, мои братцы, братаны!
В пруду-то остались одни лишь ротаны.
А пруд, как болото, вонючим он стался,
и как «от волос» он с рыбёшкой расстался.
Вот рядом с прудом огороды да с баней.
Росла там картошка, от вод, что не вянет.
Родила земля здесь чеснок с сельдереем.
Мы лук с эстрагоном припомнить посмеем.
И тмин здесь родился, батат, да и репа.
А с маслом да с солью, ведь, репка то крепка.
Припомним, ребята, мы пашню землицы,
как жили там с нею, смогли с ней сродниться.
Осталось, и в памяти много со мною:
Трава-мурава и чабрец, зверобои,
ромашка и мята, анютины глазки,
берёза и ива, и роза, как в сказке.
Мне видятся многие ясные дали.
Идёт вот охотник. Все так бы стреляли.
С ружьём за плечами, но фото-охотным.
Налево, направо и не пулемётным
стреляет, вот в птаху. Она, как колибри.
На фото окажется большим калибром.
Синица и стриж, а вот кряква в обойме,
а вот объектив, да на утку и в пойме.
Вот иволга с ласточкой, грач и ворона.
Все птицы от неба и, я их затрону.
Вот дятел и филин, сорока и ястреб.
К нам все на картинку и места им хватит.
Журавль и лягушка, комар и гадюка.
Ты снова не спишь, словно входишь, как в ступор.
Вот полоз и уж, воробей, жаворонок.
И это идёт к нам от детских пелёнок.
Нас аист принёс, да под солнце-горнило.
Как мал муравей, но какое светило!
Построил он дом – муравейник-общага!
Как трудится он и, каков работяга!
Вот брюхом блеснула на солнце медянка.
Сейчас там мелятник. Была же делянка.
Мы просекой можем пройти и в охотку.
Ты вдаль посмотри, а вдали то болото.
Вот чайка откуда-то мерно крылами
парит в вышине и плывёт перед нами.
Крылами взмахнула, навстречу вдруг совка.
Сражение в небе, вокруг потасовка.
Гнездо защищает, а кто-то берлогу.
Вот так бы шагать нам с Природою в ногу.
Увидим, как в поле кулик резво скачет.
Увидим изюбря и старую клячу.
Всё было в деревне той нашей неброской.
Прозвали в народе её - Осиповка!
Наш Осип, как видимо, бросил там кости,
Других, пригласив и позвав их всех в гости.
Была та деревня округи приокской.
Не Осип лишь я, да и даже не Бродский.
Я Осип в душе, всех позвать, чтобы в гости,
а то, что не Бродский, откиньте и бросьте.
Он зубром ведь был среди русских поэтов.
Я здесь ни при чём, да и сбоку при этом.
Он живо писал про родную Природу
на многие лета и многие годы!
Глазами я так же взгляну на Природу
и лес опишу, и животных, и годы!
Я птиц опишу, опишу огороды.
Какие в пруду здесь рыбёшки и воды?
Как жил здесь крестьянин на дальней заимке.
Всё это родное мне фото с картинки!
Всё чин-чинарём в деревеньке той было.
Крестьянин брал в руки лопату и вилы.
Ведь он от сохи и от русской он печки.
Имел он хозяйство, где куры, овечки.
Где гуси и кролик, и нутрия, утки.
И он их кормил, набивал им желудки.
Люцерною с травкой и клевером в купе,
и вес чтоб их был да от сотни до штуки.
Вот здесь номинал лишь российский вступает.
У.е. тут не катит. Крестьянин не знает.
Червончики, рублики сложит в копилку.
Какая тут хватка, какая же жилка!
Всего трудодни лишь имели, по сути.
Им видимо, кто-то все воды замутил
и плюнули в души, к земле приписали.
Забудет ли кто-то? Наверно, едва ли.
Мне видится, слышится. Жалость вся с болью!
Крестьянин сохи! Отчего ты не в поле?
Ведь с полем и с лесом сроднился крестьянин.
А вот вам телега, а вот вам и сани.
Мы смело шагнём да в родную Природу,
да чтоб окунуться и в пламень, и в воды ...
Боярышник помнится, дуб и осина,
и клён с бузиной, костяника, малина,
репейник, крапива, терновник, орешник. …
Нам Свет, вроде, Белый, но кто-то в нём грешник.
Цикорий, гвоздика и мак, василёк.
Рябину и липу я помню, сберёг.
Фиалка и астра, щавель и лопух.
Нам всё поотчистят: глаза, да и слух.
Брусника и ясень, земной подорожник.
Рукою ты рви и не нужно здесь ножниц.
Вот ягоды волчьи, росянка, кувшинка.
Бери понемногу, наполни корзинку.
Мне помнятся осы, козлы, медвежата.
Вот суслик стоит и хомяк, будто вата.
Вот шершень - «бомбило», тритон - «бегунок».
Всё это Природы природный оброк!
Мне видится лилия, чай от Ивана,
вот мачеха с матерью к нам из бурьяна.
Росянка смотрите букашку и мошку
хватает за крылья, хватает за ножку.
Здесь многие лета, столетья и годы
кормилась деревня, кормилась Природой!
Грибы нам даёт, воздаёт понемножку.
Ты черпай с неё потихонечку ложкой.
Давай по грибы мы пойдёмте, ребята! ...
Вот белый стоит, а вот кучкой опята.
Опёнок вот ложный, горькун с мухомором.
И это Природа природным напором.
Свинуха, козлята, сморчок, сыроежка.
Давай, подрезай. Не нужна здесь нам спешка.
Лукошком возьмёшь и возьмёшь ты охапкой.
Бери и смотри, только было б не жалко.
Вот рыжик и груздь, подосиновик красный.
А вот боровик. Ох, какой он прекрасный!
А вот зеленуха, чалыш и валуй.
Бери понемногу, смотри, не балуй.
Коровьи ты губы возьми на засолку.
Лисички пойдут да с волжанкой вдогонку.
Смотри на берёзу. Там чага и квочка.
Прекрасны они, словно сын вместе с дочка!
И все по душе нам грибные творенья.
Природа творила природные звенья!
Звеном выступает чреда насекомых.
Природа им стол и пороги роддома.
А вот мотылёк пролетел на закланье.
Он поздним не будет, конечно, же, ранним.
Вот бабочки роем уселись на ветках.
И тля на листках, будто кум да с соседкой.
А вон короед понаделал нам шашель.
(Ему не сносить, не сносить ему башни.
Вот дятел придёт. То его это пашня.)
А дерево гибнет и, бьёт его кашель.
Вот тля понасела на ветки сирени.
Черёмуха плачет, и тополь без тени.
Вой гусениц рой, а вот божья коровка!
От Бога то глас, и прополка, и ковка.
Тут каждой букашке в сей жизни есть место.
Прекрасна нам жизнь, и она интересна!
Нам годы бы шить только шёлковой прядью.
Поймите вы это, и тёти, и дяди!
Все нити свои шелкопряд, как торочит?
Бывает, что днём, а быть может и ночью?
Тут день, да и ночь, как жених, да с невестой.
И ночи, и дню здесь находится место.
Мы всё разделили? Раздел без охоты?
Ты ночь отдыхай, ну, а днём ждёт работа ...
Так трудится в зной, да по свету кузнечик,
а вечером к ночи опять его речи.
И пуще он к ночи нам песни заводит.
Он ночь отдыхает. По травам не бродит.
Лишь наш Человек может днём, может ночью.
А годы идут. Наша жизнь не сорочья.
Здесь ворону с галкой отпущено триста.
Живёт тут сорока и тоже без риска.
А ты – Человече, заботясь о теле,
смотри, не проспи, не мути ты в купели.
Природа поможет. Её позовите.
Даст фрукты нам враз, да и овощи к прыти.
Ты только паши и засей огород
да всё, чтоб по делу, и всё, брат, придёт.
Крыжовник взрасти и смородину с вишней.
Запас этот брат, нам скажу, ведь не лишний.
Укроп посади, посади ты и сливу.
И это запас, да не в бок же нам вилы.
Ты клубни сажай да картошки-батата.
Коль есть урожай, то с запасами хата.
Сажай огурцы, посади помидоры.
Пусть хмель да с плющом обовьют чуть заборы.
Ты редьку, редис, да и свёклу послаще
сажай не ленись. Всё землица потащит!
Но всё поливай ты водою и потом.
В Природе, ведь знай, ты стоишь на воротах.
Ты перец сажай, кабачки и капусту.
И будет запас, будет место не пусто.
Ты лук-долгунец сажай с луком-пореем.
Ты бодр будешь, свеж, будешь брат, здоровее.
Кругом витамин: и белки, и клетчатка.
Тут мусора нет. Организму заплатка.
Ты тыкву, горох, облепиху покушай.
Ты бегать, «как лось» будешь в гору, по суше.
Фасоль и бобы, с базиликом в придачу
имей с огорода при доме иль даче.
Ты перец и мак, да клубнику в утробу,
и водочки чуть, да вина не до гроба.
Ты кинзу сажай, землянику и брюкву.
И будет лицо не похоже на клюкву.
И пусть алыча, да подсолнух родится.
Как будто с плеча от Природы частицы.
И пусть баклажаны, и жимолость
рдеют.
Они не сорняк, будешь лишь здоровее.
Растёт, расцветает у нас пусть морковь.
(В Природной купели живёт пусть любовь!)
Всё наше, святое и наша вся кровь! ...
Увидим пернатых. Здесь нету в них счёта.
Вот тетерев скачет, глухарь по болоту.
Сова и кукушка, вальдшнеп, да и белки.
И будто собрал кто-то на посиделки.
Ведь было всё это, да болью щемящей
на сердце легло и легло в настоящем.
Вы помните, люди, родные просторы!
Вы лес уважайте, любите вы горы!
Вы поле и речку душой полюбите!
Познайте душой и познайте наитьем.
Нам двигаться нужно навстречу друг к другу.
Как брат да с сестрой и идёт пусть по кругу.
Подумайте сами, ведь много решений.
Ведь мы рождены здесь не просто для трений.
И будут туманы, да солнце рассеет.
А что ты пожнём? Да лишь то, что посеем.
Как помнится всё и мне помнится, было
в той нашей деревне за сотню дворов.
А где же сейчас и куда вдруг уплыло?
Как будто, сбежавши от тысячи псов.
Мне помнится многое, сверху придали.
И это святое! Как к матери с шалью!
Вы мать уважайте, любите до гроба!
Пошла от деревни и дальней дорогой.
Мне помнится, помнится, помнится, знаю!
Свою дорогую в пелёнки мотаю!
А мне бы родную, святую на паперть!
Природа, ты где? ... А со мною, лишь, Матерь.
Как жизнь повторяет поступки былые.
Живите богато, не будьте вы злые.
Мне, кажется, мы здесь споткнулись о кочку.
Здесь есть продолженье, но ставлю я точку.
Ну, нет, не могу. Продолжаю, ребята!
Сугроб намело ... Ну а, где ж моя хата?
Ну, нет, продолжаю, я так не могу
(Ведь я не рыбёшка, исчезла в пруду.)
Исчезла деревня у всех на виду.
И нет, не могу я сидеть без работы.
Ведь мы превращаем Природу в болото.
Ох, как же сейчас мы леса засорили?
Почти нет кувшинок и белых здесь лилий.
Лишь мусор навалом лежит на пригорках.
Зачем ты, хозяин, сидишь «на закорках»?
(Нас высечет время, устроит нам порку.)
Хребет же сломаем родной мы Природе.
Себя отхлещи, отхлещи при народе.
Консервные банки и склянки в мешочках
везде разбросал. Растрясло ум на кочках?
Не знаем в Природе своё здесь мы место?
Мы, вроде, жених, а она нам невеста!
Хозяин Природы, не будь дармоедом!?
Побудь ты ей братом, а так же соседом!
Мы ж рядом живём, и в одной с ней упряжке.
Она велика! Мы пред нею букашки.
Одно вместе с ней лишь у нас назначенье,
и русло одно и одно, брат, теченье.
Зачем бередить наши общие корни.
Частица Природы! Себя ты одёрни.
Не дайте вы сгинуть да общему древу.
Живём под одним и Природы мы гены!
Встречайтесь, родные, с Природой почаще!
Бывает, горька, ну, а больше то, слаще!
Встречает нас больше с букетом из роз,
Шипы оставляя, «утёр, чтобы нос».
Возьмём мы, к примеру, лесные пожары.
Горит чаще там, где пускаются палы.
Тут фактор людской: в пониманье наживы.
Не все понимают, мы рвём лесу жилы.
Оставил костёр, не засыпав песочком?
Затем разгорится от кочки до кочки.
Пожар полыхает, и дым тут клубится.
На раны Природе и, ей уж не спится.
Другой похитрее поджог замышляет.
В глазах он копейку с делянки снимает.
С корня и горелого скупит делянку,
А доску получит, «за чистую склянку».
«Копейка упала». Сгорело, нет леса.
А что поимели? – От дыма завесу,
делянку пустую, горелые корни?
Себя на суку ты за это хоть вздёрнешь? ...
Пример Вам другой, дорогие собратья!
Нельзя надругаться. Довольно же, хватит?
Ведь раньше в лесу заблудиться не силах.
На каждый «Ау» там «Ау» голосило.
Не эхо то было, признаюсь Вам, братья.
Там люд говорил, но другого понятья.
Устала Природа и плохо к нам в гости.
Осталась она - только «кожа, да кости».
Ей трёпку задали, избили святую!
Работаем с ней, но почти вхолостую.
Ценила леса деревенская жила.
Рубить вырубала, но всё же садила.
Ведь в связке единой все жили в природе.
Зимой, то ли летом, но всё «по погоде» ...
А как оценить нам деревни потерю?
Парами полей, заколоченной дверью,
несжатой полоской, полоской одной?
Уж нет той полоски. «Порвали струной».
Некрасов сказал, что не сжата одна
и грустную думу наводит она.
А сколько в России сейчас же стоит?
Нам плакать от этого только навзрыд.
(Нам здесь не поможет любой Айболит.)
Там раньше хоть в поле росла кукуруза.
Кормили скотину «от пуза до пуза».
Сейчас же картина, найти нужно слово.
Повывели коз и не видно коровы.
Ты хоть Айболита в себе, брат, взрасти,
и поле засей, и скажи, ты расти!
(Нам жить с тобой вместе, меня ты – прости!)
И поле воздаст за дела, за заботу.
Ох, как же увидеть всё это охота?
А всё-таки: «Знаем своё здесь мы место?»
Мы прыгаем, скачем. Не взбитое тесто.
И нет с нами сладу, и нету
опеки.
Свои рукава опустили навеки?
И дрожжи поднять нас не могут на гору.
Вот здесь бы пшенички, которая впору!
Но нету пшенички. Сгубили, родную!
И мы, как опара, по ней все тоскуем.
И дремлет земля без пшеницы, святая!
И нам заграница её поставляет.
Но было когда-то в деревне той нашей.
Мы ей засыпали, как будто бы «сажей».
Нам жалко сей сажи и время для дела?
Была бы деревня. Она бы запела!
Взяла б в руки серп, да и сжала полоску,
и не было б голо, а с полной повозкой.
Как будто бы лес к нам на танцы вдруг вышел,
и мы бы подняли себя чуть повыше.
В один унисон мы слились бы с Природой!
И стали б прекрасными наши все
годы!
Так станем Природу лелеять и холить?
И не загрязнять, чтобы только неволить.
Не будут погромом деяния наши?
Природа вздохнёт и вся будет здесь вашей!
Природа святая и люди святые!
Я Вас уважаю, мои вы, родные!
Я город люблю, упиваюсь деревней.
В Природе наш род, Вам скажу, очень древний.
Мы в чистом должны явно с Вами встречаться,
И чтобы Природа смогла улыбаться.
Сейчас же везде понаброшено валом.
Идём же мы в лес, и гуртом, и кагалом.
А трудно ли мусор сложить весь в пакетик?
Затем всё в контейнер. Тогда и засветит
наш лес, будто дивный и весь свежеватый.
Природа с объятьем, лишь мы виноваты.
В пакетик сложи ты бумажку и тару,
слюду, целлофан .... А в чехольчик гитару.
Нам трудно сложить? Никогда не поверю.
То трудно лишь птахе, а так же и зверю.
Но мы же не птичник, к тому ж не зверинец.
Не нужно здесь слов. Ты из них что-то вынес?
Ты вынеси, брат, постарайся, не трудно.
И пусть не лежит это дело подспудно.
И пусть разродится Природа стараньем,
да если мы к ней, и с добром, и с вниманьем.
И светлыми люди тогда нам предстанут.
И добрым нас, словом потомки помянут.
Костёр затуши, пусть нечистой водою.
Земля отфильтрует и в недрах всё скроет.
Вот круг совершила водица святая!
А пепел с золой - удобрение к маю!
И вот круговерть совершили по кругу.
Не пахнет килом, а здесь пахнет лишь пудом.
Вы так и живите с Природою вкупе.
И будет слагаться, коль всё, да, по сути.
МОСКВА-ВЫКСА, 30.07. - 14.08.2007 г. (ВЫКСА, 26.04.2020 г.)