Пред апостолом
Апостол Пётр, я строки
сочинял,
Грешил, сознаюсь, поминая
всуе,
Уздал порой крылатого коня,
Клеймил я Музу жарким
поцелуем.
Теперь я здесь, решай,
старик, решай!
Верлибры ада чрез врата я
слышу.
Там варятся, как раки, кореша,
И графоман бубнит стихи из
ниши.
За строки черти больно бьют плетями,
И разжигают под котлами
пламя,
Поэмы жгут и басни, и стихи -
Рифмованные смертные грехи.
А за калиткой в сумрачном раю
На ужин прозу с водкой подают.
Там преданный анафеме Толстой,
В рубахе белой, с бородой
густой
Читает в голос про войну и
мир,
Какой-то том, зачитанный до
дыр.
Апостол Пётр, калитку
приоткрой,
Я хряпну водки, зажую икрой,
Стихи забуду напрочь все, как
есть,
Благую в прозе буду весть я
несть,
О, ради Бога, в рай, прошу,
впусти,
Слова я буду, как овец пасти,
Средь райских кущ, в лугах
зелёных прозы,
И выну стих из сердца, как
занозу!
Ответ апостола
Тебе, раб божий, может и открыл,
Но сам ты как заноза в мягком месте.
Как хряк в грязи ты в словоблудстве жил,
И образ человечий лишь бесчестил.
Что прозой, что стихами – всё равно:
Язык загубит мир словесным сором.
Чем больше слов, тем глубже истин дно,
И поводов тем больше для раздоров.
Ты рифмоплётство предпочёл труду,
Смирение – стремленью к пошлой славе.
Котлы для словоблудов есть в аду
(чёрт, глядя на тебя, мигнул лукаво)…
Всё! Поздно, раб, канючить впопыхах,
Суть не в словах, что в прозе, иль стихах…
Путь выбрал сам ты, Бог тому свидетель.
Не в словоблудье, а в молчанье добродетель.