Киты

Мне снились киты. Красивые и величественные. Они умирали. Я стоял подле них и смотрел на неподвижное угасание этих удивительных созданий. Океанские исполины лежали на дне залива, из которого стремительно ушла вода. То ли землетрясение было тому виной, то ли другой природный катаклизм, я не знал. Только понимал, что трагедия произошла в считанные минуты, и киты ничего не успели предпринять для своего спасения, оказавшись пленниками суши на обнажившемся песке.

В их гигантских лёгких ещё струились остатки живого дыхания, но постепенно они таяли, как сладкая вата на палочке под лучами палящего солнца. Киты умирали от обезвоживания. Умирали обречённо и гордо.

Разлившаяся было в моём сердце горечь от созерцания их неизбежной кончины понемногу стала вытесняться смиренным принятием этой неизбежности. «Мне бы тоже уйти, как уходят эти великолепные существа — достойно и просто», — подумал я.

Впрочем, с моим диагнозом переход в небытие был лишь делом недолгого времени. Ещё до врачебного вердикта я знал, что во мне разрастается канцер, и увидев подтверждение этому в медицинском заключении, я не стал задаваться вопросом «почему я и за что мне всё это». Положа руку на сердце, скажу, что совершенно не хотел обременять медицину наличием ещё одного обречённого пациента, на которого будут затрачены усилия врачей и впустую потрачены лекарства, но родные, узнав диагноз, не на шутку переполошились. Их искреннее желание подбодрить меня и принять горячее участие в попытке излечения моего недуга тронули меня, и я «поплыл» по унылому и невероятно тоскливому течению взвинченных очередей, бесконечных анализов, дефицитных талончиков и разнообразных, порой весьма утомительных, процедур.

Примчался за тысячи километров, дабы поддержать меня, брат. Прилетела из-за границы с той же целью сестра. Жена терпеливо ходила со мной по поликлиникам и медцентрам; в ней не угасала надежда на оптимистичный исход, если не в полном излечении от рака, то хотя бы в стойкой ремиссии и продлении моего существования на этом невесёлом белом свете.

Может сложиться впечатление, что я принадлежу к категории людей, видящих в смерти единственный способ избавления от страданий и бесконечного томления духа, легко читающегося на мрачной физиономии больного человека. Вовсе нет. Я не прочь ещё пожить на этой планете, хотя она, откровенно говоря, мне не очень-то нравится. Но разговор не о том, почему и что мне в ней не нравится, вовсе нет. Повторюсь: я не против пожить, но без того, чтобы судорожно цепляться за хрупкий кончик ускользающей жизни, ввергая родных и близких в тоскливую и бесполезную суету.

Вспомнился один из рассказов Рэя Брэдбери, действие в котором происходит на Марсе. Была на этом самом Марсе некая синяя бутылка. Нашедшему её полагался бонус — она исполняла самое сокровенное желание счастливого обладателя этой синей стекляшки. Многие искали бутылку и многие находили её, но все они оказывались мертвы. А всё потому, что откупоривая её, (цитата): «находили в ней то, чего больше всего желали. Все долгие, одинокие годы несчастливые, мучимые неутоленными желаниями люди открывали её в надежде найти то, чего не нашли на планетах мироздания».

И тогда к ним приходила смерть, освобождая их от неутолённых желаний, несбывшихся амбиций и сожалений о невоплощённых замыслах. Лишь один нашедший бутылку бродяга, не задававшийся совершенно бесполезными вопросами о смысле жизни и сути мироздания, получил то, что хотел. В синей бутылке был превосходного качества бурбон. И он блаженно отхлёбывал виски, сидя на марсианском песке…

Безусловно, рассуждать о смысле бытия не воспрещается. Кто хочет этим занимать свой ум, пусть рассуждает на здоровье. Авось до чего-нибудь путного да и додумается. На тему круговерти жизни и смерти есть занятный отрывочек в одной весьма неплохой фэнтезийной вещице Мэделайн Симонс. 

Там один шебутной колдун взял да и создал свой мир. Поначалу жил он в нём совершенно один, наслаждаясь тишиной и покоем под сенью величественных сосен в Серебряном бору, овеваемых живительной прохладой. Но однажды с похмелья колдун начал создавать живых существ — гномов, троллей, драконов, великанов и прочую нечисть. Сотворил и низкорослых человечков, которых назвал Лесным народцем. Ожидая от созданных им субъектов почитания и поклонения, он, к удивлению своему, обнаружил, что сотворённые им сущности не только не боготворят его, но и ропщут на своего создателя, нисколько его не уважая и где-то даже откровенно презирая. И наполнилось сердце демиурга гневом, и задумал он уничтожить созданный им мир со всеми его обитателями. Но ясного и чёткого эсхатологического плана у колдуна не было. В поисках специалиста по уничтожению миров он набрёл на одного божка, возлежащего посреди озера на огромном листе какого-то водяного растения, и играющего на флейте. Вся их глубокомысленная беседа завершилась вердиктом божества: «Не существует различий между жизнью и смертью… Жизнь вливается в смерть. Смерть вливается в жизнь. Смерти нет, ибо всё сущее — жизнь и круговорот жизни. И жизни нет, ибо всё сущее — смерть и круговорот смерти. Нет смысла жить. Нет смысла умирать».

Забавное умозаключение, не правда ли? Впрочем, все размышлизмы на эту тему стоят один другого. Каждый из них может претендовать на исключительную правильность. И каждый из них с завидной, глубокомысленной основательностью может быть признан абсолютно неверным. Но нет-нет да и задумаешься: на кой всё-таки чёрт вся эта кипящая, взрывающаяся, пульсирующая, убийственно радиационная вселенная и зачем мы в ней?

Попробовал вспомнить самые значимые вехи в своей жизни — те, которые мог бы «предъявить», если потребуется, у неземного КПП. Как на грех, ничего не вспоминалось. На сером биографическом фоне выделялось, пожалуй, одно только светлое пятнышко — три года работы на Байконуре, который стал началом моего трудового пути. Тогда ощущалась причастность, наполнявшая сердце воодушевлением и гордостью, к великой космической стройке. Впрочем, это гордое чувство причастности с годами потускнело и съёжилось из-за осознания бесполезно потраченных ресурсов и усилий великой страны на создание проекта «Буран», бесславно канувшего в забвение. Стало быть, и моё скромное участие в этом деле оказалось совершенно зряшным. Больше ничего путного в моём «портфолио» не оказалось. Сплошная серятина. Поэтому, решил я, уходить из этого мира мне следует без уныния и какого бы то ни было сожаления. «Так тому и быть», — почудился мне чей-то тихий голос. Впрочем, почудился ли?

И снова мне снились киты. Но в этом моём сне они не умирали. Совершенные и великолепные, киты величественно и гордо являли гигантские спины и хвосты, выпрастываясь на водную поверхность из океанских глубин. Очень хотелось верить, что они бессмертны.