Стариковские истории
Москва
2021
«Стариковские истории» - это тонкая нежная история любви двух пожилых людей.
Старик зашел в булочную без особой цели. Купить батон хлеба за тринадцать копеек. Он по-прежнему называл хлебный отдел в магазине «булочная».
Он помнил прошлое. Долго собирал копейки. Собрал. Вот их то он и выложил на прилавок.
Продавец – женщина размеров необъятных, в самом соку, но неудовлетворенная – огрызнулась:
- Нет теперь такого хлеба, дед. Покупай, что дают. Вон ассортимент какой.
Старик медлил. Продавщица с модными голубыми волосами заскучала, периодически бросая голодный взгляд на других покупателей мужского пола. Подумав, старик спросил с вызовом:
- А Вы мне предложите, что сейчас едят.
- Берите американ сэдвич. Он хорошо идет. На ура, - сказала продавщица, крася губы малиновой помадой.
- На ура не надо, - проскрипел старик, - не на демонстрации, чай. А что, нашего нет?
- Теперь все наше. Что купил, то и наше. Так будете брать?
- Буду.
Достал из кармана авоську (носили такие в доисторические времена), положил «американский» хлеб и пошел прочь. Продавщица продолжила красить губы и искать мужчину.
Вечером старик смотрел телевизор. Зазвенел городской телефон. «Опять мошенники», - подумал старик и снял трубку.
Бодрый голос из социальной службы радужно поинтересовался, знаком ли он с программой «Активное долголетие», такой популярной у москвичей.
- А сейчас в режиме он-лайн, – звенел колокольчиком голос сотрудницы, – проходят занятия по гимнастике, цигун, йога. Очень популярны курсы по актерскому мастерству.
Старик разозлился. Ему был восемьдесят один год и постигать драматическое искусство было поздно.
- Это чтобы красивее в гроб ложиться? – сердито ответил он. – Нету у меня вашего он-лайна. Ни компьютера, ни интернета.
Сотрудница пыталась, правда, вытянуть из старика номер сотового телефона.
- Аферисты, едрить их в корень, - прокомментировал разговор старик, повесил трубку и пошаркал в кухню есть американский хлеб с сыром. На кухне, пока закипал чайник со свистком, он вспоминал, что совсем недавно не знал еще, что такое это загадочное «он-лайн», которое лавиной неслось из телефонной трубки, с экрана телевизора и из окрестных дворов.
Всего полгода назад его соседка по дому Аглая Никифоровна, женщина лет шестидесяти пяти, как сказала бы молодежь – «убогая пенсионерка», пыталась растолковать старику эту технократическую вывертку.
Она была технически подкована, не расставалась со смартфоном и все время смотрела сериалы в интернете. Тем не менее любила классическую музыку и работала билетером в зале имени Чайковского.
За это интеллигентный старик прощал ей ее «телевизионную неграмотность». Сам старик был настолько одинок, что не расставался с телевизором, его единственным другом. В основном смотрел новости, по старинке любил программу «Время». Не нравилось ему только, что некоторые дикторы затягивают новости, когда на час, когда дольше. Радовала только Катюша Андреева, которая всегда строго укладывалась в отведенные полчаса.
Фильмы старик любил отечественные, старые. Недавно случайно захватил рязановских «Стариков-разбойников», и они теплом отозвались в его заскорузлой омертвевшей то ли от старости, то ли от технического двадцать первого века душе. Современные глупые комедии типа «Холопа» активно не любил. Говорил: «Пустая трата денег. Лучше бы пенсию прибавили».
Агрегат телевизионный был у него тоже старый, как и он сам. «Рубин». На новомодные показывающие аппараты денег у старика не было. «Плазма» - еще одно новомодное слово, была дорога и непрочна.
Стариковских грошей, которые он получал от государства, едва хватало, чтобы оплатить квартиру, купить самую примитивную еду да нитроглицерин. У старика было больное, изношенное за трудную жизнь сердце.
Остающиеся крохи он копил на книги. Был человеком старой закалки во всем, и в чтении тоже. Аудиокниги не признавал. Должен был чувствовать особый, исходящий только от печатных изданий запах, слышать шуршание, шелест переворачиваемых страниц. Поэтому любил букинистические книги. За ними стояла судьба целых поколений. Иногда старику казалось, что он воочию видит их хозяев. Тогда он нежно поглаживал томик, который держал в руках. Так было, например, с собранием сочинений Ивана Сергеевича Тургенева.
Давно был выпит чай и съедены бутерброды с американским хлебом, в сравнение не идущий с горячим свежайшим батоном за тринадцать копеек, а мысли все не покидали стариковскую голову.
Надо было укладываться спать. Он знал, что бессонница еще долго не даст возможности обрести покой, и он спокойно додумает уже лежа в постели.
Вспомнился вчерашний день. Аглая Никифоровна, чтобы как-то облегчить соседу жизнь, дала ему телефоны нескольких интернет-магазинов. Тех, в которые еще можно было, по крайней мере она думала, дозвониться и заказать книги с курьерской доставкой на дом. Старик радостно «сел» на телефон.
По первому номеру у него спросили подробные паспортные данные и номер сотового телефона. Мобильный старик не заводил из принципа, а личные данные не хотел давать попусту никому. Повесил трубку.
По второму сказали, что заказы принимают только он-лайн и от тысячи рублей. Старик начал сердиться, если по телефону не принимаете, то зачем же даете номер?
По третьему, уже в третий раз прослушав слова «Все разговоры записываются», он услышал радостный девичий голос:
- Оператор Марина слушает. Что вы хотели?
Он объяснил свою ситуацию, что хотел заказать книги. Не менее весело девушка объявила:
- Вам надо зарегистрироваться на сайте «Одноклассники» и, обратившись к нам он-лайн, сказать свой логин (еще одно непонятное слово).
Старик рассвирепел:
- Какие одноклассники?! Мне восемьдесят один год, - прокричал он в трубку.
Невозмутимый и вежливый голос повторил:
- Вам нужно зарегистрироваться на сайте «Одноклассники».
Уже в бешенстве старик бросил трубку и воскликнул:
- Помяни царя Давида и всю кротость его!
Когда он сильно нервничал или очень тосковал от одиночества, он в зависимости от ситуации то в сердцах, то проникновенно и тихо повторял эту фразу. Сейчас она была сказана в сердцах. Он подумал только: «Какие глупые – потеряли клиента».
Теперь придется ехать в Дом книги на Новый Арбат… Его бедные больные ноги. Но выхода не было. «Об этом я подумаю завтра», - мелькнула мысль, как у героини книги «Унесенные ветром» Скарлет О’Хара. Ночь вступила в свои права. Старик вздохнул, как ни странно, воспоминания успокоили.
Он произнес про себя «Помяни царя Давида и всю кротость его», и провалился в глубокий спокойный сон.
Утро выдалось солнечное. И доброе. Старик любил это время дня. Начало. Он давно привык проживать каждый день, как последний, поэтому рассвету радовался, как ребенок. Надо было уметь находить что-то светлое в каждом дне. Сегодня был день готовки. Надо было сходить в магазин за американским хлебом. Дома приготовить обед.
Старик уже давно научился сам себя обслуживать, не признавал социальных работников, которые менялись каждый день, как птицы на ветке. Одна хуже другой. Продукты покупали тяп-ляп, что под руку попадется. А лекарства, кроме нитроглицерина, он не употреблял. Пропылесосить квартиру, протереть пол был способен и сам, хотя после каждой такой уборки прихватывало сердце.
Помогала и Аглая Никифоровна. По-соседски. Если он заболевал. У нее и ключи от квартиры имелись на всякий случай.
Выйдя на улицу, старик обрадовался еще пуще. Согревало солнышко, чирикали птахи, талого снега становилось все меньше. Стояла середина апреля. Кроме того, вечером, на чай с вишневым вареньем, пригласила соседка Аглая Никифоровна.
Он любил эти вечерние посиделки. Еще одна небольшая отдушина в его одинокой жизни.
Любил ее малосольные хрусткие огурчики с огорода, замечательные дачные закрутки… Клубничные компоты, смородиновый сок и прочую нечаянную снедь с дачи.
Любил ее ленивую кошку, откликавшуюся сразу на две клички – Вира и Майна. Странная это была кошка. Ее взрослой взяла Аглая Никифоровна из семьи строителей. Видимо, там так ее и звали. Старика она любила. Его вообще животные считали за своего, видимо, чувствовали, что их тоже любят. И всегда во время чаепития заскакивала на колени. Принималась урчать и мягкими лапками уютно переминаться. В этот миг старик блаженно замолкал.
Зайдя в магазин, старик сначала опешил. Не признал в продавщице старую знакомую. Волосы у той вдруг стали густо-розового оттенка. Помада на губах бледная телесная. Видимо, охота на мужчин вывела ее на неадекватного субъекта со странными запросами, и она в надежде на прочное счастье, срочно видоизменилась.
Старик взял американский хлеб, баночку горбуши в собственном соку и полтора килограмма мытого картофеля. Во всяком случае, такой вес был указан на пакете. Картофель был израильский.
«Ну никакого духа патриотизма у магазина», - подумал он. Оплатил покупку и вышел.
Во дворе, недалеко посидел на лавочке, подставляя свое старое, уставшее, но такое моложавое лицо солнечным лучам. Впитывал жизнь, да покряхтел в подъезд – надо было готовить обед.
Кашеварить он любил. Сегодня будет суп из лосося или, как говаривала его покойная тетка, «лососося», упрямо добавляя лишний слог к правильному слову. Ассортимент первых блюд был невелик: постные щи, куриный суп, иногда, по праздникам, забывая о холестерине и каких-то неведомых бляшках в сосудах, старик варил борщ, да не какой-то вегетарианский, а мясной, наваристый, с мозговой косточкой.
Пока готовился обед, он размышлял, что сделать завтра. Любил заранее планировать следующий день. Дела записывал тоже по-стариковски на перекидном календаре, который покупал в Доме книги.
Календарь помещался на старинной вековой пластмассовой подставке – черной с отломанным краем. Получалось, что подставка хромала. Сколько себя помнил старик, столько и подставку.
Вписал на завтра: «Дом книги, Юпитер, Борис Акунин, фоторамка».
Приближался любимый праздник старика – 9 Мая. Надо было завтра вечером соорудить для Бессмертного полка рамку на шесте. Фото старшего брата Бориса, погибшего на войне, должно занять достойное место в памяти людей.
Разница в возрасте у братьев была велика – четырнадцать лет. Поход на Красную Площадь старику был уже не по силам, а вот съездить в Парк Победы на Поклонную гору он мог.
Старик пообедал, вымыл после себя посуду. Он был аккуратен. Не излишне, не педантичен. Он просто во всем любил порядок.
Ну и что, что живет один. Квартира должна быть прибрана. Протер чистый стол тряпочкой. Крошки он никогда не оставлял. Смахивал со стола в старческую пергаментную ладонь и съедал. Военная привычка.
Прошел в комнату, сел в кресло к старому хрупкому торшеру, верхняя оранжевая часть которого уже не работала, нижняя белая еще загоралась одной лампочкой. Можно было читать, выбросить жалко. Да и на новый денег не было.
Взял с полки фотоальбом со старыми карточками, стал внимательно вглядываться в такие родные знакомые лица. Вот отец в кожанке: красивый, мужественный, поджарый. Родом с Урала. Густые волосы. Одна прядь небрежно прорезала лоб. Умер рано. Не дожил до войны три года. У него был туберкулез. Поликарп – впервые старик подумал о себе по имени – родился сразу после смерти отца. Мать тоже красивая, молодая, смеющаяся, смотрела прямо в объектив. А вот грустная подавленная – беременная Поликарпом. Чувствовала скорый уход мужа.
Мама работала учительницей в школе. Дети ее уважали и ценили как человека доброго, отзывчивого и искреннего. Она и привила любовь к литературе.
Старик вздохнул, перевел взгляд. Вот брат Боря рядом с мамой, а вот он же на военной маленькой фотографии, которая пришла вместе с похоронкой. Больше весточек от него не было. Погиб Борис под Старой Русой.
Поликарпу Герасимовичу пришлось увеличить фото, чтобы достойно подготовить его к 9 Мая и шествию Бессмертного полка.
Зазвонил телефон. Старый аппарат надрывно тренькал, пока старик, кряхтя, опираясь двумя руками о продавленные израненные валики кресла, встал и, тяжело ступая, дошел до него.
- Поликарп Герасимович, – высоким тембром откликнулась телефонная трубка голосом Аглаи Никифоровны, - подходите.
- Спасибо, - отозвался старик.
Выключил торшер, убрал семейный альбом, проверил ключи, взял кекс, который купил в магазине. Старомодность была его отличительной чертой. И вежливость, конечно. Раз в гости, значит с гостинцем. На лестничной площадке столкнулся с соседями – Николаем Федоровичем и Верой Львовной.
- А мы к Вам шли с просьбой. Уезжаем на две недели к друзьям. Да у приятеля аллергия. Нельзя взять с собой Тибальда.
Тибальд – это собака соседей. Умница, породы золотистый ретривер.
- Он Вас, Поликарп Герасимович, признает за своего. Будет слушаться Помогите, присмотрите за Тибо. В еде он не капризен. Два, три раза выведите на воздух – он будет счастлив.
Старик даже лицом просветлел. В течение двух недель у него будет преданный друг.
- Конечно, Николай Федорович. Оставляйте. Прогулки на свежем воздухе мне прописаны. Знаете ли – больное сердце. Так что мы с вашим Тибальдом будем «бегать» по-стариковски от инфаркта.
- Завтра вечером и заведем, - откликнулся сосед.
Аглая Никифоровна, услышав голоса на лестнице и веселый лай Тибальда, открыла дверь и пригласила старика войти.
Чай был тоже сервирован по-старому. Красовался сервиз «Мадонна», за которым в былые времена выстраивалась очередь. Кекс украсил стол.
Вира-Майна вспрыгнула, как всегда, на колени старика. Замурчала. И за чаем потекла у соседей беседа.
Как всегда, говорили о хорошей погоде, плохом здоровье, новинках культуры и книжного мира. Как-то само собой разговор зашел о современной молодежи, об их вредном погружении в гаджеты. «О, когда же мы научимся говорить по-русски», – подумал старик. В основном сетовала Аглая Никифоровна, которая, что греха таить, любила и сама попутешествовать по просторам интернета.
- Представляете, - сказала она, - наткнулась на совершенно дикий сюжет. Брали интервью у молодых девушек, участниц конкурса «Мисс Россия». Это ужас, как тупы и необразованны современные девицы. Кроме внешнего лоска ничего нет. Ни разума, ни души. Одну спросили, кто такой Иван Сусанин. Ну так, что Вы думаете? Про крестьянина, героя войны с польскими захватчиками во время их нападения на Русь в начале семнадцатого века, о его подвиге, когда он польское войско завел в леса и болота и тем самым погубил врага, ни слова. Сказала, что Иван Сусанин – это путешественник. У другой пытались узнать, кому установлен памятник М.В. Ломоносову – ни слова. Я ужаснулась. Ну, а уж про оперу Глинки «Жизнь за царя» я вообще умолчу.
И Аглая Никифоровна нервно глотнула чаю.
Старик кивал головой, явно соглашаясь с соседкой, хотя и не одобрял ее увлечения, как это называется. Он растерялся, но вспомнил – «всемирной паутиной».
«А где же паук? - хмыкнул он про себя: - Да где ж ему быть? Наверное, как всегда в Америке».
- Ой, помяни царя Давида и всю кротость его, - спохватился старик. Вечер подошел к концу.
Поликарп Герасимович вызвался помыть посуду и навести чистоту. Попрощался, поблагодарил за угощение. Дома его ждала одинокая холодная квартира. Но завтра вечером появится Тибальд. Старик повеселел и включил телевизор. Начиналась программа «Время».
Утро следующего дня наступило пасмурное. Вечером объявили в новостях, что к Москве подошел циклон и на столицу выльется треть месячной нормы осадков.
День предстоял сложный. Сначала Дом книги на Новом Арбате и «Юпитер», потом магазин продовольственный и американ сэндвич. «Сплошные американизмы в русском языке, - подумал старик: - А как же могучий и сильный?» И как всегда при тоскливом сетовании ввернул свою любимую фразу «помяни царя Давида и всю кротость его». Не заметил, что говорит вслух. Люди на автобусной остановке переглянулись, постарались отодвинуться от чудного старика подальше.
Впрочем, подошел общественный транспорт. В салоне было всего одно свободное место. Он сел и задумался о предстоящей поездке. А в автобус продолжали садиться люди. Перед стариком сидел молодой хлыщ со смартфоном и что-то усиленно там искал. А тем временем зашла молодая женщина. Беременная. Хлыщ в ее сторону даже не взглянул.
Свободных мест не было. Старик тяжело встал и уступил свое место девушке. Сразу дали себя знать больные ноги.
Девушка пристыдила «гаджетника», мол, пока вы разглядываете дисплей, пожилому человеку может стать плохо.
Хлыщ нехотя оторвался от гаджета, пустыми глазами скользнул по фигуре старика, обернулся, смазал взглядом девушку и вновь уставился на дисплей смартфона.
Старик расстроился. «Какая бездуховность», - с тоской подумал он. Но вслух получилось иначе, резче.
- Ради вас наши отцы и братья на войне кровь проливали, - с болью выдохнул он и прижал руку к сердцу.
Сошел на одну остановку раньше, только чтобы не видеть пустые, мертвые глаза парня. «Ничтожество, какое ничтожество», - мелькнуло в мозгу старика. И он мелкими шагами, очень медленно пошел к магазину «Юпитер».
Загнанный в какой-то подвал, а раньше замечательный магазин кинофототоваров, встретил его прохладой. Купил рамку. Тут же вставил фотографию Бориса. Расплатился. На сердце полегчало. Теперь еще одна остановка, и будет Дом книги. Когда-то администрация затеяла грандиозный ремонт, и под предлогом этого хотела закрыть магазин. Но москвичи отстояли. Работает. Акунина ему помогла найти пожилая дама-консультант.
Обратный путь дался ему с большим трудом. Но в продовольственный он все-таки зашел. За американским хлебом и мозговой косточкой для Тибальда.
Прошел в хлебный отдел да и застыл, как вкопанный.
Продавщица опять видоизменилась. Ее тучную фигуру украшала голова совершенно сиреневого цвета. Короткие волосы в виде рваной стрижки, губы ярко-фиолетового цвета.
- Вы можете в космос лететь, - добродушно сказал старик.
- Ты, дедок, если берешь что, бери и отваливай. А вот хамить мне не надо. Мой муж, знаешь кем работает? Участковым. Он тебя быстро на место поставит.
Старик сгорбился. Как-то уменьшился и тоскливо побрел в мясной отдел. Сегодня явно был не его день. Если только Тибо приведут вечером.
Домой он добрался усталый, разбитый. В такой ситуации он говорил: «Чувствую себя на свой возраст». Но как все мужественные люди, не отступающие ни перед какими трудностями, умел собраться, сгруппироваться и приняться за дела. Нашел на антресолях деревянную рейку. Приладил к ней рамку с портретом Бориса. Получилось хорошо, прочно. К 9 Мая старик был готов. Теперь только бы не подвело здоровье.
Взял Акунина и на час погрузился в чтение. Потом включил новости по телевизору. На этот раз программу «Сегодня» на НТВ.
Отужинал чем Бог послал.
В дверь позвонили три раза. «Свои», - спохватился старик и, переваливаясь тяжело с ноги на ногу, пошел открывать.
На пороге стоял Николай Федорович и Тибальд. Последний, признав старика, радостно завилял хвостом.
- Вот питомца своего Вам привел, Поликарп Герасимович. Тут в пакете миски его для еды. А это «место», к которому он привык, - в руках у соседа был коричневый коврик.
- Тибо выгулян, накормлен. Думаю, ночью Вас не побеспокоит. Мы с Верой Львовной завтра рано утром уедем.
- Ну что, друг мой ситный, - тепло обратился старик к собаке, - проходи, устраивайся.
И позвал пса в комнату. Начал беседу как с человеком. Тибальд смотрел на него умными карими глазами, в зависимости от интонации старика то поскуливал, то лизал старые морщинистые руки.
Поликарп Герасимович поведал грустные события сегодняшнего дня другу, и на душе посветлело.
В завершении старик погладил пса по шелковистой теплой голове. Кивнул – «будем укладываться спать». Скоро оба спали. Тибо, охраняя на своем «месте», у входной двери. Старик – в комнате.
Во сне собака иногда повизгивала, а если бы Поликарп Герасимович бодрствовал, то увидел, как она легонько перебирает лапами. Тибо снился его собачий сон.
Старику было спокойно и комфортно. Он спал. Впервые за много недель глубоко и без сновидений.
Так закончился этот долгий, утомительный и в то же время обнадеживающий день.
Утром Поликарп Герасимович первым делом выгулял собаку.
Пес был послушный, вышколенный и добрый. Прохожих не пугал, на кошек не лаял, поводок не тянул – вежливый. Старик сварил борщ с мозговой косточкой. Остудил, приготовил Тибо угощение.
Потекли будни, они же праздники.
Когда Поликарп Герасимович утром открывал глаза, он обычно говорил: «Помяни царя Давида и всю кротость его. Я жив, более-менее здоров». И вставал. Тибальд, видя бодрого старика, вежливо тявкал или заливисто коротко лаял. Приветствовал. Так незаметно пролетели две недели.
Вечерами Тибо дремал, Поликарп Герасимович читал. Программу «Время» смотрели вдвоем. Пес своей лобастой головой подталкивал старика под руку, мол погладь, и получал свою заслуженную порцию ласки.
Вернулись соседи и забрали Тибальда с большой благодарностью. Старик заскучать не успел, подступал День Победы.
9 Мая погода выдалась просто на загляденье – солнечная, теплая. Одним словом – праздник.
Поликарп Герасимович взял фотографию Бориса. А сам надел парадный костюм, белую отутюженную рубашку. Причесал свои густые седые волосы и поехал на Поклонную гору.
Вдоль главной аллеи стояли удобные скамейки. На одной сидела миловидная миниатюрная женщина преклонных лет, но спину держала прямо и одета была изысканно. В руках у нее был портрет мужчины средних лет в военной форме, со Звездой Героя Советского Союза.
Старик присел рядом. Как-то сразу проникся он к этой даме. Пустил в душу, чувствуя свое родственное начало. Откашлялся и вежливо спросил:
- Ваш родственник? – показывая на портрет.
- Отец, - охотно откликнулась дама. – Почти всю войну прошел, но в 1945 осколком снаряда оторвало ноги по колено. Обе. Остался навек инвалидом. Но не пропал, не спился после войны. Он был часовых дел мастер в мирной жизни и умел починить любые часы, от самых дешевых до самых дорогих. Мама – медсестра. Тоже прошла войну. Вернулась. Я с бабушкой в эвакуации жила. Потом семья воссоединилась. Нина Петровна, - протянув маленькую ладошку лодочкой, представилась дама.
- Поликарп Герасимович, - спохватился старик. И рассказал о брате Борисе, об отце, о маме. И так естественно и легко лилась их беседа, что со стороны казалось, знакомы они давно и близко.
Мимо проходили гости Парка Победы с букетами цветов. Тюльпаны, гвоздики так и мелькали перед глазами в тысячной толпе.
Вот от людской массы отделилась девушка с прямыми длинными белокурыми волосами, так похожая на балерину, и протянула Поликарпу Герасимовичу и Нине Петровне букет гвоздик. Один на двоих. «Грешно, наверное, - подумал старик, - но как хорошо было бы, если бы Нина Петровна была моей супругой».
Пожилая дама легонько вздохнула и бросила на старика ласковый внимательный взгляд.
Прощались они тепло. К радости общей не застеснялись, обменялись телефонами, обещав созваниваться и встречаться.
Душа Поликарпа Герасимовича пела. С этой минуты жизнь перестала казаться ему одинокой, а квартира холодной. Насыщенный смысл появился в судьбе.
Первым не выдержал старик – позвонил. Трубку сняли сразу, как будто ждали именно этого звонка. Они разговаривали долго, очень долго. Им столько предстояло друг другу рассказать, столько откровенно поведать. За всю их до сих пор несостоявшуюся одинокую жизнь.
Они стали встречаться на прогулках в Парке Победы. Погожими днями прогуливались, беседовали, и где были больные их ноги? Казалось, болезни были забыты, вычеркнуты из памяти. А сколько схожего оказалось в характерах, интересах, вкусах.
Старику все время хотелось обнять Нину Петровну, приласкать. Он называл ее «голубка моя». И на «Вы». А она в свою очередь иначе как «родненький мой» и не говорила. И, конечно, тоже на «Вы».
Однажды старик поинтересовался у Нины Петровны, любит ли она старинные романсы и Олега Погудина. Оказывается, и здесь их вкусы совпадали. Так, в один чудесный августовский вечер они оказались в зале имени Петра Ильича Чайковского на вечере Олега Погудина. Помогла с билетами соседка Аглая Никифоровна. Впечатлений хватило на долгое время.
Они стали обмениваться книгами. Через чтение узнавая друг о друге то немногое, что еще не было договорено.
Настал осенний памятный день. Тогда в Парке Победы Поликарп Герасимович, трогательно растопырив пальцы, подарил красную бархатную коробочку Нине Петровне. В ней было любимое кольцо его матери с александритом.
Подарил и сделал предложение руки и сердца. Старомодно. Возле скамьи, где они впервые встретились. И как же светло у него стало на душе, когда его «голубка» ответила «да, родненький мой». Подумалось, только с возрастом понимаешь, как надо ценить людей, как правильно относиться к любви – прекрасному и щемящему чувству.
Загс находился рядом. И они подали заявление. Им назначили дату торжества. Работник ЗАГСа, усталая немолодая женщина, поняла пожилых людей с первого взгляда. В ее глазах стояла радость. Решено было, что жить будут у старика. Осталось дождаться назначенного часа.
И этот день наступил. Нина Петровна приехала к ЗАГСу рано, взволнованная. Встала в сторонке от входа и стала ждать избранника. Молодежь может не понять. Но наступил час регистрации, а Поликарпа Герасимовича все не было. Что-то случилось. Нина Петровна умолила работника ЗАГСа дать ей позвонить. По городскому телефону. Было занято. Пять минут, десять, пятнадцать… Время регистрации пропущено. Не упустить бы время жизни! Нина Петровна сорвалась и поехала домой к Поликарпу Герасимовичу.
Это было рядом, совсем рядом. Лишь бы успеть!
Двери всех квартир нараспашку. Площадка полна людьми. Нина Петровна кинулась к Аглае Никифоровне. Она успела с ней, хоть вскользь, но познакомиться. Когда они с ее «родненьким» ходили в зал имени П.И. Чайковского. Аглая Никифоровна обернула лицо, по нему текли слезы.
- Голубка моя, - всхлипнула она, - беда то какая. Рано утром, слышу, Тибальд воет. Неспокойно мне. Звоню Поликарпу Герасимовичу. У него постоянно занято, а этого просто быть не может. Уж я то знаю. У него сегодня с Вами регистрация брака. Он должен был давно уйти. Да еще Тибальд воет. Взяла ключи, а он, голубчик, в нарядном костюме, такой красивый в коридоре лежит. Руки раскинул. В правой телефонная трубка – скорую себе пытался вызвать. Я наклонилась пульс пощупать, слышу шелест тихий, голос: «Помяни», - и все, и затих. Что он хотел сказать, Бог узнает. То ли к Вам, Ниночка, обращался, то ли ко всем людям.
Приехала труповозка. Старика забрали.
Аглая Никифоровна еще что-то говорила, на что-то сетовала. Но Нина Петровна ее не слышала. Она знала, что похороны будут на третий день. Она шла, и слезы струились по ее щекам. Она их не утирала и не глотала. Они падали на мерзлую осеннюю землю и удобряли ее влагой. «Родненький мой» стояло в воздухе.
Старика похоронили на Ваганьковском кладбище, рядом с могилой матери и отца.
Салюта, естественно, не было. А надо было бы, чтобы прогремел залп Победы. Такой человек ушел…
21-24 ноября 2020 года