Время

Скорый поезд Воркута–Москва — полтора суток.
Получилось, что мы разговорились запросто и свободно (обычно со мной не так).

Ехал один (это был уже 8-й класс) — после полугода больницы с гепатитом.
И оставленности по такому случаю на второй год. Учебный год ещё не кончился, а я уже ехал в своё лето.
Она (6-й класс) — с матерью и меньшим братом. Почему раньше — не помню.
Я — в Тамбов. К своим родовым корням. Они — в Евпаторию.

Оказалось (это выдала мать), что она вовсю гоняет с мальчишками в футбол. Меня это восхитило.
Наша болтовня на моё удивление пустилась, как рыба в воду.
Токовали мы на нашем ярусе чудодейственно легко, и в каком-то смысле самозабвенно.
Весь первый вечер и весь следующий день.

И только на второе утро (последние часы до прибытия) пришло некоторое сожаление, что скоро наши пути разойдутся.
Тогда совсем не острое.

Видимо, и ей показалось что-то схожее.
    В отличие от ещё вчерашнего увеличилась доля молчания.
    Совершенно не оправдано прикрикнула на брата.
Так что возможно и я в кои веки обзавёлся значением.

В Тамбове же я ходил, что по дому, что по городу — как по клетке. Всё моё пролонгированное лето. До самой осени.
А взгляд мой успокаивался, как ни странно, только на городской телебашне — наивысшей точке той местности. Ибо всеми мыслями я был далеко.

Наконец к 1-му сентября сорвался обратно в Воркуту.
Я возвращался. Но что-то уже мешало жить тем же, чем раньше.

Я знал название её посёлка.
Знал, среди каких классов искать.
Знал, что гоняет с мальчишками в футбол.
Не много. Но не настолько, чтобы это стало препятствием для той одержимости.

Но не знал я, что делать дальше.
Можно было и выйти друг на друга как прежде.
Но тема прежней быть уже не могла.
А в каких-то иных ролях я себя не представлял.

И главное. Не было уже веры, что моё появление будет приветствовано.
Возможно ли чтоб моё значение было таково?

Всё-таки время — величайший вандал.