Я тебя сейчас ударю

—Я тебя сейчас ударю, прекрати нести ахинею,..—предупредил Глеб.
—Ну, давай, рискни!—выкрикнул Начо, презрительно кривя губы и выпячивая грудь.
Глеб не размахивался даже. Просто вбил кулак в середину подбородка. Колени у Начо враз подогнулись, и он рухнул на тротуар, как будто обвалился. А вместе с ним их дружба, если таковой её можно было назвать.
За день до этого они встретились в кафе у дома Начо. Жили оба неподалёку, поэтому виделись довольно часто. Как-то прикипели друг к другу ещё с тех пор, когда Глеб давал испанскому юноше уроки английского языка. Начо утверждал, что обрёл настоящего друга, что очень дорожит возможностью общаться с ним.
—Ты из меня икону-то не делай, я слишком скверный и чванливый,—отвечал обычно что-нибудь этакое Глеб, посмеиваясь. Но ему тоже было интересно с парнишкой, хотя и сторонился он высокопарных слов и таких же заверений. Его подкупало в Начо искреннее желание выговориться, излить наболевшее или поделиться планами, а то и секретами.
Вот и на этот раз они нуждались в обоюдной поддержке. Смуглый, кудрявый Начо в очередной раз влюбился и сомневался. Рассказывал о девушке и её красоте с восхищением, но тут же сбивался на подозрения в неверности: ему мерещились соперники. Наверное, неуверенность в себе каким-то замысловатым образом переплёскивалась на избранницу. Глеб пытался разубедить его, расспрашивал о деталях и говорил о необоснованности ревности. Проболтали они о тонкостях душевной страсти Начо почти весь вечер. Наконец, несколько приободрённый, тот догадался спросить, как обстояли дела у друга. Глеб погрустнел. Его проблемы носили другой характер: он был женат, и ревновали его. Но тоже без особых на то причин. С его точки зрения. Мнение жены полностью совпадало с мыслями Начо по поводу новой подруги. Такое своеобразное единение и подвигло Глеба предложить своему бывшему ученику съездить на выходные в приморский городок, где в летнее время Алина—его благоверная—работала экскурсоводом. Как раз была середина лета.
Поехали на машине Глеба, но за руль напросился Начо. Опять проболтали всю дорогу о душевных переживаниях молодого испанца. В принципе, разница в возрасте у них была небольшая, всего-то лет пять, но в молодости она представляется большим разлётом в опыте, возмужалости и представлениях о жизни. Так что Начо будто просил совета у своего русского приятеля. Впрочем, сам тоже был охотлив до наставлений—типичная черта всех молодых и смышлёных испанцев.
—Понимаешь, Глеб, ты должен просто спокойно всё обсудить с Алиной. Если ты логично объяснишь свои соображения, то она поймёт, я уверен.
—Когда речь идёт о ревности, особенно женской, логика обычно отсутствует. И спокойствие тоже, кстати.
—Но ведь ты звонил ей, и она с радостью сказала, чтобы мы приезжали.
—Ещё неизвестно, кому она больше обрадовалась, мне или тебе, Начо.
—Даже если так, тогда с ней поговорю я, и всё будет нормально.
—Ну-ну, посмотрим, что у тебя получится, посредник амурных дел.
—Вот увидишь, это я в своих отношениях обычно робею и запутываюсь, а в разговорах с Алиной всегда умел найти убедительные слова.
—До сих пор,—с кривым сомнением ответил Глеб и попросил внимательнее вести машину: они въезжали в Льорет-дель-Мар.
В Википедии об этом городке можно прочитать следующее: «Является самым крупным и наиболее известным из всех курортов испанского побережья Коста-Брава и одним из наиболее посещаемых мест Средиземноморского побережья Испании». Всё правильно, но действительность выглядит несколько иначе и может ошеломить неопытного туриста. «Самый крупный курорт»—довольно маленькое и невзрачное захолустье, но что да, то да: до упора напичканное полураздетыми отдыхающими со всего мира. По узким улицам бродят толпы полупьяных англичан, вереницы чопорных немцев, кучки красных как раки русских, гогочущие сгустки американцев, стадные скопища японцев с неизменными фотоаппаратами и кинокамерами... Кого там только нет! И все громко разговаривают. Наверное, пытаются таким макаром заглушить соперников—машины, мотоциклы, микроавтобусы.
Так что въехать в пляжный балаган, а потом передвигаться по нему не так-то просто. Но кое-как добрались. С трудом припарковались у чёрта на куличках и побрели к квартире, которую снимала Алина вместе с венгерской подругой, тоже работавшей гидом. Глеб позвонил хозяйке, старушенция принесла ключ, и они вошли. Было утро, предстояло чем-то заняться до прихода Алины. Решили прилечь на часик, а потом сходить на пляж и искупаться в море. Рухнули на диваны: все-таки Начо отсидел за рулём часа три с лишком, а Глеб не спал всю ночь перед отъездом, обдумывал предстоящее объяснение с женой, которое неотвратимо должно было состояться. По его воле или без таковой. Их отношения не ладились уже давно, а в последнее время особенно. Он наивно надеялся и на помощь бывшего ученика: жена благоволила к симпатичному Начо, считала его честным и открытым. Проспал Глеб всё утро, а проснувшись, обнаружил напротив широко ухмыляющегося Начо.
—Я думал, уже не дождусь. Ты сюда спать приехал, что ли?—спросил он и, не ожидая ответа, продолжил:
—Забегала Алина на минутку, не позволила тебя будить. Сказала, что вернётся поздно ночью: ей неожиданно вечернюю экскурсию в Барселону подкинули.
—Значит, предстоит ночной разбор полётов,—мрачно отреагировал заспанный Глеб.
—Спокойно, я удочку уже закинул: сказал, что хочу поговорить с ней на деликатную тему. Она улыбнулась и согласилась.
—Наверное, подумала, что ты о своей очередной пассии хочешь поболтать и о размере бюстгальтера ей в подарок.
—Не чуди, о размере сего предмета для другой женщины с ними вообще лучше не разговаривать.
—Рубишь, однако.
—А то!
Через некоторое время они всё-таки отправились на пляж. Втиснулись двумя сардинами в чудом освободившееся пространство, иногда бегали купаться, ходили пожевать чего-нибудь, попить пива в пляжный бар-лоток и загорали. Закончился день, наступил вечер. Начо предложил поужинать в ресторанчике на набережной. Так и поступили. За ужином молодой идальго родил идею провести начало ночи в дискотеке недалеко от съёмной квартиры. Глеб поинтересовался, когда это он успел приметить место, и в ответ услышал что-то о намётанном глазе и каком-то празднике шампанского, объявлявшемся в этом злачном заведении. «Ну что ж, так тому и быть»,—согласился Глеб. Вернулись домой, приняли душ и отправились на поиски развлечений.
Дискотека была огромной, внутри скопилось пару тысяч человек, а то и больше. Праздник шампанского состоял в том, что на трясущихся в танце людей низвергались фонтаны пены из громадных бутафорских бутылок шампанского какой-то рекламной марки и по мокрому залу туда-сюда сновали расторопные девочки с подносами, увенчанными бокалами с этим самым напитком. Начо обалдел от удовольствия. Глебу тоже понравилось неугомонное веселье освободившихся от повседневных забот людей. Гремела оголтелая музыка, приходилось кричать, чтобы быть услышанным. Может быть, поэтому особенностью испанской речи является повышенный уровень громкости. Когда-то давно по приезде в Испанию Глеб часто переспрашивал своих собеседников. И не потому, что не понимал, а попросту не мог расслышать их в громкоголосой толпе. Начо в эту ночь натурально орал, просто визжал от радости. Просто пытаясь поделиться какими-то соображениями. Нет, скорее всего от восторга... И непрерывно пил шампанское. Потом пустился отплясывать с какими-то девушками, дал волю рукам, пошлёпывая одну из них по аппетитной попке. Та возмутилась. Начо не унимался, за что и получил затрещину. Завязалась перепалка, появилась полиция, вызванная одной из подруг обиженной сеньориты. Начо выдворили на улицу. Глеб поспешил вслед за ним.
—Вам придётся покинуть помещение и пойти освежиться, а лучше отдохнуть, молодой человек,—произнёс старший по чину страж порядка.
—А почему, собственно?—вздыбился нарушитель.
—Девушка утверждает, что вы вели себя непристойно.
– Да врёт она, подумаешь, ухватил за задок пару раз. Сама и вертела им в позывном порядке.
—Наше дело маленькое. Поступил сигнал—мы должны отреагировать. Тем более, что вы сами и признались.
—А я считаю, что никаких норм я не попирал. И вообще, вы не имеете права выгонять меня из этого публичного места, куда я билет купил на свои собственные студенческие, между прочим,—полез в бутылку Начо.
—Мы вообще-то и в комиссариат сопроводить можем, если на то пошло.
—На каком основании?
—На основании неподчинения.
—Нет, ты слышал, Глеб?—вдруг повернулся Начо к приятелю, стоявшему у двери.
—И друга тоже заберём в качестве свидетеля. Кто таков, кстати, предъявите документы!
Глебу пришлось приблизиться. Он достал вид на жительство и протянул. Полицейский взглянул, удостоверился, что всё в порядке. Потом обратился к нему довольно дружелюбно:
—Лучше отведите своего товарища домой. У него вместо рук осьминожьи щупальца отрасли, а ваше удостоверение иностранца надо продлевать через месяц. Вам привод в полицию совершенно ни к чему.
—Можно я переговорю с ним и постараюсь убедить?—спросил Глеб.
—Да, конечно,—полицейский сделал знак подчинённым, и те отдалились на несколько шагов.
Глеб попробовал аккуратно приструнить разгорячившегося приятеля. Успокоить Начо оказалось непросто. Тот раскричался ещё больше, нёс какую-то чушь и не собирался уступать. Тогда Глеб рассказал о намёке полицейского и попросил не создавать ему лишних трудностей. Начо посмотрел на него, сплюнул и согласился. Повернулся к полицейским, сказал, что уходит. Те согласно кивнули и отдали честь. Оба дискотечника побрели домой. Честно говоря, Глеб немного передрейфил, поэтому молчал всю дорогу. Тишину вдруг нарушил симпатяга Начо:
—Если бы не твои проблемы с документами, я бы ни за что не согласился. Я-то в своей стране живу и знаю мои права, что такое демократия, не какой-то драный эмигрант, привыкший оглядываться на каждом углу и дрожать от страха при виде полицейского. Сбежал из идиотской России и мне навязываешь дурацкие правила поведения.
Это было уже слишком. Глеб попросил не продолжать. Без результата. Крикливые возгласы и нецензурные слова посыпались, как кукурузные зёрна с перезрелого початка. Вот тогда и последовало предупреждение с его стороны. Впоследствии он попытался помочь подвыпившему «борцу за демократические отношения» подняться, но был безмолвно отвергнут. Начо встал и удалился в неизвестном направлении. Глеб вернулся домой один. Жена ещё не пришла. Он присел на диван и стал ждать. Время обременяюще тянулось. Никто не появлялся. И он уснул.
—Ты зачем Начика избил? Как ты посмел поднять руку на мальчишку?!—разбудил его разъярённый вопль Алины.
Глеб мотнул головой, вырываясь из темного полузабытья, неловко вскочил и ударился плечом о стоявший рядом деревянный комод.
—И не делай удивленные глаза: я всё знаю, он сам мне рассказал!
—Рассказал что?
—Всё, что ты натворил на дискотеке, в полиции и с ним на улице.
—Со слова «натворил» поподробнее, пожалуйста.
—Ну и свинья ты всё-таки, Глеб! Сначала начал лапать девушек, потом нагрубил полиции, а когда Начо заступился за тебя в комиссариате и взял вину на себя, ты ударил его.
—Н-да, похоже, надо было посильнее врезать ублюдку.
Глеб и сейчас, спустя многие годы, вспоминает этот случай и пытается проанализировать свой поступок. С Алиной они развелись в конце концов. Конечно, не из-за глупого вранья неоперившегося Начо. У них своей лжи хватало. Но с тех пор Глеб часто задавался вопросом, правильно ли он повёл себя тогда. Начо исчез из его жизни, несмотря на многочисленные попытки Глеба навести мосты. Заигрался парень в униженного и оскорбленного. Так считал Глеб. Ещё он думал, что людей бить не стоит, конечно. Но иногда надо. Даже взрослых. И нет необходимости углубляться в философские, моральные или религиозные рассуждения, изыскивать ответы на тему извечной конфронтации постулатов «око за око» и «подставлять другую щеку». Просто при возможности наказать серьёзное и безосновательное оскорбление сиюминутно, лучше использовать её, эту возможность. Сколько раз любой из нас мусолит в голове своё «я тебя сейчас ударю», глядя на обидчика, но не в состоянии ничего предпринять! Бить или не бить зарвавшегося негодяя? Глеб для себя давно уже это решил.