Идентификация по ключу

           Есть городок маленький на транссибирской магистрали почти посередине между городами большими Омском и Тюменью. Название ему Ишим. Основан он был в 1870 году как Коркинская слобода. И стал он ярмарочным центром, потому что находился среди богатых скотоводческих и земледельческих округов Тобольской губернии. Ежегодно проводилась в нём знаменитая Никольская ярмарка. Этот торговый праздник  столицею был замечен, и в 1872 году по указу великой российской императрицы Екатерины II слобода была переименована в уездный город Ишим. Потому что находилась на реке Ишим, самом длинном притоке Иртыша. Потерял когда-то татарский хан Кучум сына своего Ишима на своенравной безымянной сибирской реке. Сын утонул. А река получила имя.

          Городок остался небольшим и до наших дней, потому что не было в этом месте пересечения  богатых торговых путей, не оказалось в недрах и ощутимых запасов сырья.

Остался он по преимуществу малоэтажным с теми ещё купеческими старинными домами в старом центре его, хотя есть и районы этажного новостроя. Жизнь в нём течёт провинциальная, размеренная, неспешная. Таким я его и полюбил, когда приехал сюда за невестой.

          Когда-то известный предприниматель Остап Бендер спросил старгородского дворника Тихона, есть ли в городе невесты. Я никого не спрашивал, сойдя ранним весенним утром с подножки скорого поезда. Я знал, что есть. Но не догадывался, что так много. А знал наверняка, потому что состоял с одной из них в переписке. И надо было бы догадаться о кадровом изобилии только потому, что корреспондент мой была выпускницей местного педагогического института. А институт, кстати, носил  имя литератора русского Петра Павловича Ершова, уроженца как раз Ишимского уезда, автора того самого «Конька-горбунька». Но вернусь к невестам, в коих знавал некогда толк. Так вот, количество их сразило меня сразу же на вокзальной автобусной остановке. То же созерцал я и на улицах, когда катил через весь город навстречу моей судьбе. Оно же изумляло  меня позже во время прогулок по городу и это же удивляет меня и теперь в дни редких моих посещений Ишима. Но если б только одно их количество. Я пока ещё не обмолвился о качестве. Скажу так. Бывал я в обеих столицах нашей необъятной страны, бывал на дальнем востоке, на суровом севере, на благодатном юге. И свой регион исколесил вдоль и поперёк, заглядывал и на соседний Алтай. Случалось гостить в Германии и Италии. В общем, было где и на что посмотреть. Но такое изобилие красавиц среди женского населения встретилось мне только в Ишиме. Контрольным выстрелом в тот первый раз оказалось внезапное явление Ксюши, студентки тогда ещё, младшей сестры моей будущей жены, которая «случайно» забежала в гости полюбопытствовать. Первая мысль, поверьте, ошеломила меня: «А не придётся ли выбирать?»

          Присказка и так получилась длинноватой, поэтому красочные описания достоинств ишимских прелестниц я опускаю. И одно лишь добавлю для отрезвления размечтавшегося читателя. Мы, конечно, красавиц замечаем. Мы ими восторгаемся. Мы о них грезим, в конце концов. Но в жёны берём тех, кто нам по душе. Всяких. Прошу считать этот посыл программным наставлением повидавшего и мудрого седовласого уже старца. Так вот, берём всяких. И потом постепенно постигаем их красоту. Тем более что, как известно, некрасивых женщин просто не бывает.

          Опускаю я и длинное описание перемены в моей судьбе, перемены тревожащей и радостной. В результате многолетнего почтового, а затем и коммивояжерского романа, вышеупомянутую красавицу всё ещё в качестве невесты, но уже с нашей общей почти годовалой дочерью Юлькой, я увёз из Ишима в свой город, дабы не искушать более судьбу регулярными ежемесячными наездами в этот край. Это была пора всё-таки счастливых перемен. Хотя мы и оставили там Сашу, её сына от первого брака, на вольные хлеба. Он был уже студентом, самостоятельным и уверенным в себе хулиганом и ловеласом. При отце и бабушках, дядьках и тётках тут же в городе.

          Жизнь тем временем пошла своим чередом. Да вы и сами знаете пути-дороги, которыми она обычно ходит. Невеста стала мне женой после того как у нас родилась ещё одна дочь - Анастасия. У меня временно появилась какая-никакая постоянная работа на заводе. Я устроился на вакантное место бас-гитариста в команду моих старых товарищей по музыкальному ремеслу. Девчонки немножко подросли. И мы стали вчетвером по случаю иногда навещать родню в Ишиме. То Сашка женится, то сын у него родится, то день рождения у кого-нибудь из семьи случится. Для меня это были всегда запоминающиеся поездки. Почти такие же, как и свидания с Тайгой, ещё более маленьким городком, где я родился. Тоже на магистрали, тоже в Сибири, только дальше на восток. Это всегда путешествие во времени, к некогда прожитому и перечувствованному. К забытому, но всё ещё пахнущему незабываемо. Это всегда иное измерение, и не только временное. Обитель теней, наслоений былого и возможного, но неисполненного. Это печаль в ощущении безвозвратности. Но это и праздник всегда. В полном смысле слова.

          И вот так же однажды как-то сорвались, собрались и поехали. Кажется, это было на Сашкин день рождения. Для девчонок – двойной праздник: они без конца блуждали по плацкартному вагону, под стук колёс изучая парадоксы человеческого общежития, заглядывая в глазки новым знакомцам, получая незатейливые гостинцы от пассажиров. На ночь еле утолклись, ошарашенные впечатлениями. Но рано утром подскочили бодро под родительское, так долго со вчерашнего дня ожидаемое: «Уже приехали!».

          Сашка встретил на оливковой поношенной «восьмёрке». Ах, где теперь оно, моё первое путешествие по улицам Ишима на автобусе? Как далеко, как нереально! Я был тогда предупреждён, что садиться нужно в автобус с  маршрутным номером 1 определённого цвета. Один маршрут был с красной единицей на вывеске,  другой – с чёрной. Загадка, сказка! Налево пойдёшь …, направо пойдёшь … Красная единица – предупреждение, запрет? Или пламя испепеляющее, любовное, неизбежное? Чёрная единица ...? Подумать страшно. Мобильников тогда не было. Я забыл, какую единицу выбрать. Сел в первую попавшуюся. И – ошибся! И ехал долго через какую-то тьму-таракань. Но добрался, куда надо, в конце концов. Должен был подъехать к адресу с востока, а прибыл с запада. Ну, кто всё это придумал? Не Ершов же в конце концов! Это же не коньки-горбунки. Это общественный транспорт нового века, автобусы ЛиАЗ, жёлтенькие по преимуществу,  беленькие, реже – красненькие. Фантастика какая-то. Демонстрация геометрического совершенства глобуса. Или это был специальный психологический тест для женихов, прибывающих в поисках сокровищ?

          Ну, да ладно. Что теперь о былом? Однёрки, красная и чёрная, остались и по сей день, как и были, на своих маршрутах. Оно уже есть, так как есть. Пока стоит городок Ишим на своей тёзке-реке.

          А мы тем временем доставлены были домой к Сашке, в бывшую квартиру моей жены. И посвящены были в ближайшие планы празднования. У них там, если не поленитесь посмотреть географическую карту, всё болотца, староречья, курьи, пойменные озёра и заводи среди петляющего русла реки. И озёра со своими источниками. И есть даже солёное озеро. И вот как они любят любой праздничный расколбас поместить в эти роскошные пейзажи, слов нет. Просто им другого и не надо. И шашлык в рот не полезет. И водка прогорклой покажется. Домашние гулянки, – вся эта преснятина, – загоражные выпивки и дачные посиделки – это всё не от хорошей жизни, это всё – на скорую руку. А уж если душа праздника захотела – с друзьями, с родными, с песнями и прибаутками, с купанием плоти в водах, то милости просим в дорогие этой самой душе ландшафты. Так случилось и в тот раз. Выбор пал на излюбленное место горожан – на старицу, глубокий тупиковый водоём, бывший когда-то в незапамятные времена  руслом реки. С крутыми бережками и с перелесками на них. И на одном из бережков – то самое место, которое и в выходные и в праздники никогда не пустовало.

Здесь и скамейки кое-где встречались, и мангалы оставлены были добрыми людьми навечно. Сюда, загрузившись припасами, и прибыли спустя пару часов на нескольких машинах. И расположились, приготовившись поздравлять и отдыхать на полную катушку.

          А день был субботний. Народу – тьма. И всё – серьёзными компаниями, с тёщами и детьми. Шашлыки дымятся. Водка бьёт упругой струёй в пластиковую тару. Разговоры громкие шутками переливаются, взрываются смехом, перетекают в песни застольные.

          В нашей компании тоже всё на мази. Родственники, дети, кореша Санькины лепшие со своими половинками. Застолье – на покрывале, разостланном на мелкой травке. Уже приняли не по разу, разгорячились, перешли на перчёные шутки. Тесть Сашкин по традиции довольно быстро перебрал и залез в реку отмокать. Я вдали от дома обычно стараюсь вести себя скромно в отношении алкоголя – пригубил слегка, закусил и занялся удочками под бережком, у воды, дабы не привлекать к себе повышенного внимания тостующих. Заодно и за тестем приглядывал, которого поначалу все, было, потеряли, потому что он скрылся с глаз по-английски. А теперь совершенно безмолвно и с закрытыми глазами торчал головой-поплавком на тёмной воде старицы. То ли рыба не перенесла такого соседства, то ли в субботний день были у неё другие дела, но клёва не случилось. Некоторое время спустя я помог тестю принять бремя сухопутного образа жизни и вместе с ним  поднялся к компании. Веселье шло своим чередом. Дети играли в игры меж собой. Взрослые не отставали. Водки было достаточно, шашлыка – даже чересчур.

          И тут вдруг я почувствовал на себе чей-то взгляд. Как-то неуютно сначала стало, потому как что-то против моей воли со мной происходило. Потом я уже обратил внимание на этот дискомфорт и сообразил, что и от чего. По шпионски непринуждённо и осторожно огляделся  по сторонам. И с первого раза никого не застукал за этим делом. Оно и понятно. Я-то ждал, что меня пожирает крашенными глазищами какая-нибудь знойная блондинка с бубновым интересом. Оно же так и должно было, по идее, случиться. Я – парень видный, в некоторых местах стройный. Во лбу над карими глазами ещё пока не написано, что в третий раз женат. Дети ко мне не пристают, не компрометируют. А вокруг женщины, как водится, по статистике преобладают количеством. А про качество я уже тоже тут заикался. Как бы, почему бы и нет? Но вот как-то всё же – нет. Ну нет, так нет. На нет и суда нет. Может, показалось.

          Сижу, отдыхаю, шутки вставляю в общий трёп. И вдруг – опять. Ну, теперь уж точно. Зуб даю – кто-то смотрит. Я в этот раз уж внимательней, неторопливо, якобы от скуки озирая окрестности, потягиваясь и зевая, изучаю публику. И – вот оно. Какой-то мужик в синих плавках, метрах в двадцати, с небольшой компанией. Нет-нет, да и зыркнет в мою сторону. Я отвернулся так, чтоб боковым зрением не терять картинки. Смотрит. Его отвлекут, нальют, а он улучит момент и – снова. И взгляд какой-то странный. Как будто он открытие какое-то сделал и хочет удостовериться, утвердиться в этом открытии. Но я-то его знать не знаю. Может, он меня перепутал с кем. Может, ему показалось, что мы в армии вместе в самоволку бегали или в детском саду на одном горшке по очереди сидели. Бывает. Особенно под хорошую закуску. Ну и чего заморачиваться? Не блондинка же. Короче, выбросил я всё это из головы. И включился опять в общий расслабон.

         И тут меня кто-то ласково так тронул сзади ладошкой за плечо.

        - Слушай, друг …

          Я встал, развернулся. Он. Ростом меня чуть повыше, на полголовы. Лицо добродушное. Волосы каштановые, волнистые.

        - Это … здорово! – чуть заикаясь от неуверенности, продолжил он.

        - Здорово. А что, собственно …, - я увлёк его чуть дальше от застолья на всякий случай.

        - Слушай, друг …, а ведь ты …  на басу играешь …, - выдал он неожиданно. Скорее утвердительно, чем вопросительно.

          Любопытно … Нет, удивительно. Человек меня видит в первый раз в жизни! И такое заворачивает. Я слегка опешил. Если мне знакомые люди такой вопрос задают, я обычно теряюсь в первые секунды, подыскивая, что бы им ответить. Вернее, подбирая ответ, более уместный в данной конкретной ситуации. Тут же много всего у меня в голове наворочено в связи с этим вопросом. Я же по большому гамбургскому счёту не музыкант, с одной стороны. То есть не тот человек, который взахлёб ежедневно часами пилит гаммы и разучивает партитуры на инструменте. Не тот, которого злыдни-преподаватели тыкали носом в нотные листы, и пальцами – в струны и гриф, сначала восемь лет в музыкалке, потом ещё четыре – в училище. Я то, скорее всего, представляю ту самую набившую оскомину самодеятельность районного масштаба. Да и – самоучка, не считая одного семестра в музучилище на сольфеджио вольным слушателем. Вот как начал лет с пятнадцати, заболев западным рок-н-роллом, так и по сей день – в этом же невинном состоянии. С другой стороны, музыка в моей жизни – всё. Одно от другого не оторвать. При этом я играю на гитарах и клавишах в меру возможностей, и главное – пою. Ну, то есть, какой-никакой всё-таки музыкант, вроде бы. Периодически деньги зарабатывать приходилось на этом поприще. И всё такое прочее.  Всё это пронеслось в голове в какие-то микросекунды и опять ввело меня в лёгкий ступор.

        - Играешь же .., - вернул он меня в реальность, - … на басу …

          И при этом как-то с полуулыбкой, в хмельном каком-то блаженном расположении.

          «Ну, подумалось мне, за это, вроде, в морду не бьют. Так сразу. Если у них тут по-другому не принято».

        - Играю, - говорю.

        - Жень! – это Сашка окликнул меня на всякий случай. Я обернулся и на Сашкин вопросительно вздёрнутый подбородок показал открытую ладонь, мол, всё окей.

          Так повелось с первого моего посещения Ишима, что Сашка называл меня «Женя».

… Я тогда утром упёрся в закрытую дверь квартиры. Света преподавала в институте, сын её был на уроках в школе. Я вышел, сел на лавочку около подъезда и приготовился ждать. И просидел какое-то время с разными мыслями и наблюдениями. Потом увидел худенького парнишку, вывернувшего из-за угла с задиристым выражением лица. Сходство этого лица с маминым определялось однозначно. Он вошёл в подъезд, я за ним.

        - Тебя Саша зовут?

        - Да.

        - А я к маме твоей приехал.

        - А она сейчас в институте.

        - Я понял. Можно я вещи у вас брошу пока, а сам погуляю?

        - Ага. – он открыл дверь. С тех пор мы – товарищи. Я поначалу был для него ещё и заступником перед мамой и советчиком в некоторых ситуациях. Когда он вырос, стал студентом, настал момент, и я в шутку объявил о том, что забираю его маму с собой, чтобы оставить квартиру в полное его распоряжение. Но при этом он мне теперь вечно должен и обязан за мой такой бесшабашный альтруизм. И мы до сих пор при встречах эту игру иногда поддерживаем во время дружеских пьянок …

        - Коля, - это уже новый знакомец протянул мне руку.

        - Женя, - ответил я с рукопожатием.

        - А ты к нам откуда? – мой собеседник, видимо, обладал рентгеновскими способностями. Впрочем, я, скорее всего, чем-то выделялся на фоне местных. Чем?

        - Из Новосибирска.

        - А-а … А где играете?

        - Клубы, в основном. Фестивали местные. Праздники всякие.

        - А мы тут тоже в кафешке сидим. Лабаем всякий шансон с попсой. А я Дипов люблю, да кому они тут нужны … А ты как к Дипам? – соскучился, поди, парень по разговорам о самом главном. Не с кем, наверное, потрещать о настоящем музоне.

        - Да как … Отцы наши …, - поддерживаю я разговор.

        - Коля! – властно окликнула одна из дам моего собеседника. Жена, видимо.

        - Да щас, - отмахнулся Николай. – А я все партии Гловэра наизусть … Там-там-там, там-там-та-дам … Узнаёшь?

          «Интонирует верно, ритмично, музыкально. Наверное, и вправду усыхает по Дип Пёпл, - отметил я».

        - Или вот, помнишь соло с флажолетой в конце, в этой … как её …, - запутался в своих охмелевших мозгах Коля.

        - Да помню, помню. Круто.

        - Я всё это выигрываю, да … Занимаюсь дома.

        - Правильно, - говорю, - молодец. Так и надо.

        - Николай, ну скоро ты? – опять нетерпеливо зазвала его подруга. Компания вопросительно подняла пластиковые стаканчики, дружно взирая в нашу сторону.

        - Ну, подожди. Дай с человеком поговорить, - приподнял Коля плечи и развёл руками в искреннем пьяном недоумении: ну, не понимает народ, что к чему. И ко мне уже, - а ты что слушаешь?

        - Да всё слушаю. И Квинов, и Хипов. Пинков люблю, Купера.

        - Да …, я тоже. Но вот Дипы … это  моё. Понимаешь?

          Колина дамочка в синем сплошном купальнике встала с бревна и, едва управляя своей грациозностью,  направилась в нашу сторону. «Что-то будет, - подумалось мне».

        - Ну, Коля … Мы ждём …, - она обняла своего за талию и потянула в сторону компании.

        - Да подожди ты, - попытался вывернуться он, - видишь, с человеком разговариваем о делах …

       - Успеешь. Неудобно … Витька с Надюхой … Ждём же! – она настойчиво потащила его к раздвижному столику, за которым уже начинали скучать приятели.

        - Поговорим … ещё …, я щас … вернусь, - успел только махнуть мне рукой Николай.

           Я тоже вернулся к своим.

        - Чо? – полюбопытствовал Сашка, время от времени тревожно поглядывавший в нашу сторону во время всего разговора.

        - Музыкант, - улыбкой успокоил я его.

          Я опять влился в празднично поддавший коллектив. А сам всё возвращался к одной мысли. Как меня этот Коля вычислил? Что такое во мне выдаёт бас-гитариста. При том, что я не фанатик. Без необходимости партии известных музыкантов не снимаю, часами дома инструмент не мучаю. Что за печать такая запечатлена на моей персоне? Я бы, например, в Николае никогда бы басиста не опознал. Впрочем, если бы кто озадачил меня таким вопросом – о профессии или увлечениях конкретного незнакомого мне человека … Кто знает … Может быть, мы с Колей чем-то и похожи друг на друга … Не знаю. А что, собственно, в нас такого, общего может быть? Басовый ключ … Этакий вопрос с двоеточием, вопросительная незаконченность фразы… Может, в глазах что-то? Да, видимо, что-то есть … печаль какая-то … низкочастотного спектра. Куда-то в лирику я начал отъезжать, или в физику. Может, мы с ним на лишенцев похожи? Типа, четыре струны всего, обидно …  Но ведь зато какие толстые! Поют – заслушаешься! Как там у Валерия Ярушина в «Ариэле» звучало: «…И сладкий голос бас-гитары Тревожит память мою, Ну и пусть, ну и пусть и пусть…» Сладкий! В краю магнолий и повсеместно… Короче, не понимаю, что тут может быть. Да и фиг с ним. Не знаю.

          Бросил я эту головоломку. Хотя поглядывал иногда в ту сторону с опаской. Дальнейшие разговоры как бы были ни к чему. Всё, что полагается в таких случаях, было уже сказано. Иногда встречался с Колей глазами. Он стаканчик пластиковый поднимал навстречу моему взгляду – чокался на расстоянии воздушным образом. Я кивал в ответ. А Колю  тем временем конкретно пользовали. Наливали, тосты произносили. Дама ему в рот пластиковой вилкой закуску складывала. Он иногда порывался встать, но подруга его бдительности больше не теряла. И Коля, видимо, размяк окончательно и, стреноженный, покорно затих в навязанном ему чуждом ритме вальсирующей походной посуды.

          … Прошло довольно много времени с тех пор. Этот случай испарился из моей головы, как и много каких гулянок, разговоров и знакомств. Жизнь текла. Иногда размеренно, но чаще – с водоворотами и порогами. Сплошные революции снаружи, какие-то перемены внутри. Завод я бросил, наевшись безысходности и ежеминутной тупой предсказуемости казённого места. Ломанулся в предпринимательство и жену туда же по трагической ошибке втянул. Играть с друзьями продолжал. Записали оригинальный диск со своими вещицами самопальными. Выступали от случая к случаю. Не скучали. А я так и вовсе чувствовал себя в своей тарелке.

          … И вот однажды пришлось мне как-то обратиться к узкому специалисту в частную клинику для консультации. В общей поликлинике там с симптомами всё до сих пор воюют с переменным успехом, сдавая одну позицию за другой в условиях бесконечных утопических самобытных реформ здравоохранения. И мне как-то это всё надоело. И бабушка-врач, реально мне помогавшая, к которой я ходил на приём периодически, ушла на пенсию. И я по совету отца обратился к заслуживающему доверие человеку из врачебной династии. Этот врач по вечерам практиковал частным образом. Такой действительно оказался на первый взгляд внимательный и открытый, надёжный и благожелательный мужчина моего приблизительно возраста, или чуть моложе.

        - Разрешите? – постучался я в назначенный час.

        - Входите. Присаживайтесь. Фамилия, имя, отчество? - он развернул чистый бланк новой карточки. Я доложил, как положено.

        - Место работы, род деятельности?

        - Предпринимательствую. Музицирую.

          Он поднял на меня внимательный, располагающий и одновременно изучающий взгляд, бросив записывать. Небольшая пауза, примерно в два такта неторопливого блюза, повисла между нами над его белоснежно-стеклянным столом с эмалированной изогнутой ракушкой, письменным прибором и телефоном.

        - А вы ведь на бас-гитаре играете, - скорее утвердительно, чем вопросительно, вдруг произнёс он…