Запах мёда.

                                                   Запах мёда

                   Пьеса в трех актах.    

                                                   Вместо предисловия:  

... Теперь, я почти точно знаю почему Гоголь и Булгаков сожгли свои рукописи.., они не смогли воплотить свой первоначальный замысел, хотели одно, а, на выходе, вышло совсем иное... 

Пьеса: «Когда, уже не страшно и не стыдно...» или «Запах меда»(Рабочие названия) в трех актах и четырех картинах

Это попытка рассказать историю жизни одной семьи. Историю и глубину их любви, и испытания их любовью. Историю и тайну их взаимоотношений. Вопросы и ответы на них,  рассуждения о жизни и о смерти...

Действующие лица:

Он: Одинокий мужчина (вдовец) лет 60-70, в прошлом известный поэт-композитор-песенник, автор нескольких очень популярных песен…..

Она: Бывшая его жена, в районе 35 лет. В прошлом, певица, дирижер-хормейстер. «Живая тень уже давно умершей жены».

Их дети:

Лика: дочь старшая. В неформальном разводе с Виктором. Простая, но тонко чувствующая натура.

Ника: дочь младшая, бездетная. «Умная, как змея».

Андрей: морской офицер, муж младшей дочери, хороший малый, подкаблучник.

Алексей: морской офицер, бывший сокурсник Андрея. Увлекающийся романтик.

Виктор: бывший муж Лики, успешный делец-предприниматель.

Лёля: корреспондент журнала: «СNN: Свежие Невские Новости». Симпатичная и, как все журналисты, проворная особа.

Кот Фраерок: Просто кот, который не боится сцены и зрителей и больше всего любит кошачий корм.

Телохранитель: этим все сказано.

Окно и занавеска: они живые.

Запах меда...

В Первом и Третьем акте:

.Питер, где-то в районе Крестовоздвиженского храма, на Обводном канале Типичный Питерский дом-колодец, с высокими потолками и арочными окнами. Просторный кабинет. Слева тускло светится проем высокого окна с легкой полупрозрачной занавеской. Занавеска плавно колышется, как от легкого ветерка из не закрытой форточки. По левой стене: сначала дверь в домашнюю библиотеку,  потом окно. В дальнем левом углу, кадка с фикусом или пальмой, далее, вдоль тыльной стены, трехстворчатый шкаф — средняя створка — зеркало.      Удобное кресло, перед креслом рабочий стол. На столе легкий беспорядок (нотные тетради, блокноты, листы бумаги, ручки, карандаши), очки, компьютер, настольная лампа. Вдоль стены правее кресла, диван, стульчик-вертушка, в правом углу стоит открытый кабинетный рояль, косо к правой стене, входная дверь.

В течении всего действия, фоном («в тему»)звучит музыка: 1):Э. Григ «Песня Сольвейг», 2): композиция «Карузо» (Лючано Паваротти), 3): Г. Свиридов Романс к «Метели, 4):  Шопен Нежность (мое название «Полёт»).   Звуки леса, дождя, ветра, улицы... Делая паузы, разбивая на части длинный текст.

Примечание: в некоторых словах «ОЧЕНЬ» встречаются две «Ч» (ОЧЧЕНЬ), это не опечатка, так надо, потом поймете.

Во Втором акте:

Загородный дом «На заливе». Просторная столовая-гостиная с выходом на террасу (по всей авансцене). По левой стене, сначала, дверь — вход с улицы через веранду,  слева на право вдоль фронтальной стены диван, дверь на кухню, шкаф для столовой посуды, в правом дальнем углу кабинетный рояль, перед роялем, в правой стене, дверь в комнату «Его». В центре, большой стол, с торца, справа, «Его» кресло, стулья. На авансцене фрагмент ограждения летней террасы (в удобном для этого месте). Телевизор???. Музыка: Шопен. Нежность(мое название «Полёт») и  фрагмент песни А.Градский «Как молоды мы были...», звуки проезжающих, где-то рядом, электричек.

Акт первый. Картина первая.

 После третьего звонка: сначала тихо, потом всё громче звук метронома  (две четверти с сильной второй долей), потом на его фоне начинает звучать «Песня Сольвейг». В зале медленно гаснет свет и на занавесе все четче проявляются два лица, обращенные друг к другу: «Он» и «Она» (компьютерная графика). Сначала более четче «Он», потом «Она», потом «Он», «Она». Шум волн, крики чаек. Звучит голос: 

         «- ...Вжизни есть конец   всему:  дружбе..,  любви..,  надежде..,  отчаянью..,  счастью и горю..,  наслаждению и страданиям... Многому чему ещё и, даже самой жизни... Но нет конца лишь одному — Воспоминаниям... » - «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о...любви...» Есть много грустных пьес, но у каждого из нас,  есть своя, и, почему-то, чаще всего, тоже печальная... Если Вы влюблялись, - вспомните. Уже влюблены или об этом только мечтаете, уже ей радуетесь, или только её ждёте... Вам сюда, Вы пришли по адресу,  ...что бы узнать «запах меда...». Говорят, что сыграть на сцене любовь — очень трудно. А в жизни - практически не возможно. Но, мы все же попробуем.., попробуем все вместе...».

Занавес открывается:

   Время современное. Лето. Утро. Просторный кабинет. Слева светится проем высокого окна с легкой полупрозрачной занавеской. Занавеска плавно колышется, как от легкого ветерка из не закрытой форточки. Стол. На столе легкий беспорядок (нотные тетради, блокноты, листы бумаги, ручки, карандаши), очки, компьютер, метроном, коробочки с лекарствами, портрет жены и настольная лампа. В правом углу стоит открытый кабинетный рояль. У окна стоит «Он» (в домашней одежде), скрестив на груди руки, задумчиво, смотрит в окно и слушает. Звучит (продолжает звучать из компьютера) «Песня Сольвейг»

Стук в дверь. Входит Ника, в фартуке и полотенцем через плечо.

Ника: - Утра доброго! Как  "мы» сегодня?... 

Он: - Вашими молитвами...(Подходит к компьютеру и выключает музыку

Ника: - Вижу, не плохо.

Ника: - Папа, ты, что - спал в кабинете? ...На этом старом диване? ...Не раздеваясь?...

Он: - А, что тебя больше всего смущает?

Ника: - Что на старом диване!

Он: - Ничего удивительного: Я — старый и диван — старый. Уверен, что у тебя дома, твой диван - «средних лет».

Ника: - Только разница в том, что я на нем сижу, а не сплю в сапогах! «Заметьте! - Не я первая начала». (Подходит к столу, возмущенно машет головой) — а на столе все такой же бардак!  (берет блокнот или оторванный лист из блокнота, читает и комментирует)

Звенит в голове, как струна,

Высокой, свистящею нотой

И, кажется, слышу слова,

Которые сам напророчил. -Как-то корявенько...

Зеленые два огонька  

Глядят на меня, не мигая, Это, я так поняла, про нашего дачного  Кота, про Кузю?

Он: - Это Про Фраерка, Кузи уже давно нет.

Ника: - Немеет и стынет рука

И сердце всё крепче сжимает.  (она вопросительно смотрит на Него)...

Он: – Сколько раз можно говорить, это мои фантазии! У меня именно такие «эротические фантазии»!

Ника: Лежу на кровати, курю   - Ты снова закурил?

Он: - ...и запил и загулял!

Ника: - И жду: когда «голос» услышу...,  Ну это вообще...

И тело оставит в Раю

Мою не уютную душу...  По-моему — истрёпанная фраза.  

Он: - Знаю.  Зна-ю! Зачем пришла?

Ника: - Ну, во-первых: я тебе привезла подарок! Вчера было поздно, да и, прямо с самолета, потом «всучу», то есть я хотела сказать, вручу!

Он: - Я понял. А, во-вторых?

Ника: - А, во-вторых: тебе, что на завтрак? Мы с Ликой, уже перекусили. Хочешь тебе принесём сюда?

Он: - Хочу.

Ника: -  Я, кое-что привезла вкусненького... или это лучше на обед?

Он: - Полностью доверяю вашему вкусу и выбору. Не забудь, мне кружку зеленого чая с мятой.

Ника: - Мы так и знали! Лика сейчас подвезет.  Тогда, я здесь, на столе, немного уберу.

Он: - Зачем?

Ника: - Ну, надо же освободить место. Или прикажете накрыть на полу?

Он: - Лучше бы— на диване.              ...Как Андрей? Почему без него?

Ника: - Жив-здоров, все в порядке. Дня через три, прилетит. ... внезапно задержали, видимо надо срочно попугать 7-й флот США. Ты не возражаешь, мы поживем у тебя на заливе?...

Он: - Вот, что значит - «отрезанный ломоть»..,  «у тебя на заливе»?. У нас! 

Ника: -  Отвыкла. Для меня теперь: «У нас» - это далеко, далеко — на Дальнем Востоке.

 Он: - Вы — дома! И будьте, как дома. К стати,  я тоже, собирался туда на недельку, другую. Поезжайте и возьмите Лику, я по позже. (Ника останавливается и вопросительно смотрит на Него?) - Ничего, ничего — разберёмся, не маленький. 

Ника: - Папа..., не харахорься...

Он: - Я скоропостижно выздоровел!

Ника:  (машет рукой) - Знаю: И стал безнадежно здоров...

Он: - Все! Решено! Езжайте! Мне надо побыть одному...Там, сейчас, за хозяина наш кот и сторож Кирилл.

Ника: - Тот, что - Фраерок? Какая-то странная кличка? Почему?

Он: - Это, не ко мне. Это, к Кириллу.

(входит Лика, вкатывает передвижной столик с завтраком)(Он сидит на диване) — Мне прямо сюда! «Вот мой парадный подъезд, по торжественным дням...».

Лика: (сестре) - Я и нам по чашечке привезла, посидим вместе.

(раскладывают, садятся: Он перед передвижным столиком на диване, Ника в кресле, за столом, Лика на стул-вертушку у рояля)

 Ника: - Папа, я сегодня хотела бы съездить к маме, на Никольское, а потом к подруге в Купчино, я возьму твою... (шлёпает себя по лбу) нашу!, машину?

Он: - Увы! Машина «на заливе». Возьми такси, а, лучше в метро. Хотя сейчас, по городу, лучше всего ездить на самокате.

Ника: - Придется. (внимательно осматривает кабинет) Папа, ты не находишь, что здесь уже пора сделать ремонт?

Он: - Не нахожу, я ничего не терял,  и не считаю..., не читаю и не пишу.

Ника: - А, если подумать?

Он: - Выбрось из головы! И не надо меня волновать. Мне это вредно!

Ника: - Хитрюга. Была бы моя воля...

Лика: - Папа. А может и правда, сделать ремонт? Маленький, маленький?

Он:  (с чашкой подходит к окну и в него смотрит, после паузы) - Так! Вот, что, «мои прелести»! Идите-ка вы.., пока я вас не послал: «далеко и по-женски»....Хотя, нет! (как-будто, что-то увидев за окном) Помечтайте тут без меня, а я сам...пожалуй, пойду-ка... пройдусь. Давно, знаете, не гулял. Прямо моя погода: и не холодно, и не жарко, а главное, - и не сыро! 

Лика: - Не забудь переодеться!

Он: - (уходя) А вы не вздумайте здесь что-нибудь передвигать (Уходит).

Лика: (в след, кричит) — Не забудь взять с собой мобильник! (говорит для себя) На всякий случай...

Вдвоём.

Лика: - Он стал таким рассеянным. Представляешь, однажды пошел прогуляться... в своем домашнем халате. Возвращается и мне говорит: - Иду себе важно и вдруг замечаю, что все на меня как-то странно смотрят, будто у меня ширинка расстегнута. Осмотрел себя и вижу, что я в домашнем халате, да еще и с закатанными штанинами. Как закатал, когда ноги мыл, так и забыл раскатать. И в таком виде он дошел почти до «Обводного». И смех, и грех...

Ника: - Все хочу у тебя спросить. Сестренка, скажи: ты правда окончательно решила, что все.., что назад уже дороги — нет?

Лика: - Я это решила тогда, когда уходила. И теперь, тем более, менять своего решения не собираюсь.

Ника: - И, все таки, - не понимаю. У вас все так хорошо начиналось... «...вызываем в Москву...». И вдруг...

Лика: - Почему вдруг? Все началось постепенно, когда у него появились деньги. Большие деньги... Сначала он устраивал свои оргии на охотах, на рыбалках, в «банные дни», потом перенес их на дачу, потом в загородный дом, в Стрельне. ... А, когда он для себя решил, что самый прибыльный бизнес — это власть!, совсем с «катушек слетел». Он начал на все и всех смотреть, только с точки зрения: нужно ли это ему или не нужно, для достижения его целей... Хорошо, что дети, к этому времени, уже перебрались учиться, в Лондон, и ничего этого не видели и не видят.., пока не видят.

Ника: - Ты с ним пыталась поговорить, объясниться. У него, что появилась другая?

Лика: - Другие! Я же говорю, что для достижения его целей в его голове нет места для пустяков в виде любимой женщины. Только «деньги-власть-деньги». Он просто упивается чувствуя власть над другими. Прямо, второй Троекуров.  ... И однажды я поняла, что, даже если сейчас всё, каким-то чудным образом, изменится к лучшему. Что он, вдруг всё поймет и станет прежним, то я сама уже не смогу его принять, как прежде, принять и простить. Слишком много накопилось.

Ника: - И, как он к этому отнесся? Подозреваю, обрадовался?

Лика: - Почти. «С пониманием». Открыл мне счет в банке, для меня и обслуживания расходов на учебу детей и отдал мне ключи от нашей старой квартиры в Купчино. А так же, предупредил: пока, ни какого развода он мне не даст, это, видите ли, может помешать его имиджу. И слово нашел, какое-то... не наше, которое никак не соотносится с нашими понятиями совесть и честь. Но, для меня это  вовсе, не принципиально, не столь важно.

Ника: - А что важно?

Лика: - Сейчас меня больше волнует судьба детей.

Ника: - К стати, как поживают мои племяшки-потеряшки?

Лика: - Вот, вот! Мне кажется, что я их теряю. Они все больше и больше становятся от меня далеки. Они все больше и больше становятся какими-то чужими, не нашими, как иностранцы. Они и думают уже не так как мы...

Ника: - По-моему, ты преувеличиваешь. Обычный период их взросления,  обычная проблема «отцов и детей». Наш русский дух — неистребим. Вернуться и все станет на свои места.

Лика: - Надеюсь. Очень на это надеюсь.

Ника: - Меня интересует, как ты сама? Как думаешь дальше жить?

Лика: - Не знаю Пока, не знаю...  Главное, я свободна, опять свободна...

Ника: - Свободна... Как же?.. Эта свобода называется одиночество!

Лика: - Нет худа без добра. Я оказалась нужна, очень нужна сейчас папе. Его сильно скрутила эта проклятая аритмия. Сейчас ему необходимо, чтобы постоянно кто-нибудь был рядом, а тут — я. .

Ника: - «...И весело, весело зажили под одной крышей два одиночества»...

Лика: - Ты о чем?

Ника: - Представь себе, я знаю, что говорю. Как это тяжело быть в квартире одной, особенно, когда Андрея нет дома, в походе... Пристально смотреть и смотреть в окно и втайне, где-то глубоко-глубоко, все-равно, надеяться, надеяться на чудо... И чувствовать, как потихоньку сходишь с ума. ...Где-то, за окном, происходит все, все то, что тебе не доступно и никогда не будет доступно. Там: ссорятся, влюбляются, дерутся, похмеляются, смеются и грустят... Всегда опаздывая, спешат за детьми в садик или в школу. (берёт подушечку с дивана и держит как ребенка…) По вечерам их купают и читают им на ночь сказки, готовят им еду, меряют им температуру, смотрят как они растут и сокрушаются, что снова и снова им надо покупать новую одежду, словом живут обычной жизнью семьи.., семьи, где есть дети...

Лика: (Подходит к сестре сзади, обнимает её за плечи) - А, ты не думала о том, что можно было бы взять ребенка из... усыновить или удочерить?

Ника: - Думала. Но, пока я думала — состарилась.......Я тебе вчера ничего не сказала... сейчас, кажется, самое время. Присядь. Понимаешь... Словом, у Андрея, оказывается, есть сын... Мы сами об этом недавно узнали...  Первая любовь.., Он уехал учиться.., у обоих амбиции.., от него скрыла.., потом сама быстро вышла замуж. И все бы окончательно «устаканилось», да «мир не без добрых людей» - нашептали. И он сам захотел найти своего настоящего отца...

Лика: - ...И?

Ника: - ...Нашел! Через бывших курсантов-однокурсников, нашел.

...Хорошо, что сам Андрей тогда был в походе... Сначала, меня просто чуть не разорвало на две части: Одна моя часть хотела его просто растерзать, а вторая.., расцеловать........ Его тоже зовут Андрей, Андрей Андреевич. ...Я его смогла удержать всего пару дней: все рассказала, показала город... Ты знаешь,  он мне понравился. Очень похожи. В конце лета снова прилетит к нам, на недельку, ведь они  так и не увиделись... Что ты молчишь?

Лика: - ...Я тихо радуюсь (Встает и обнимает сестру).

Ника: - Ты думаешь, это возможно?..

Лика: - От чего — нет?   

Ника: - Мне кажется, что я бы смогла... (садится в кресло и машинально заводит метроном, запускает его с функцией сильной второй доли (щелк-динь).

Лика: - Ты знаешь, последнее время, папа стал его часто включать, особенно по ночам. Я иногда подхожу тихонько к двери, что бы послушать,  как он..., и слышу как щелкает метроном... А потом он начал сам с собой подолгу разговаривать..., 

Ника: - По-моему, он и раньше этим занимался.

Лика: - Нет — не читать вслух написанное, как он говорит: «пробовать на зуб», а, именно, разговаривать. При чем, такое ощущение, что там, (с ним), кто-то действительно (еще) есть, что он не один. И, тоже, чаще по ночам. Мне становится даже страшно..., а, вдруг и правда...

Ника: - Что, правда?

Лика: - Что, он там не один.

Ника: - Приехали! Я же говорю, что одиночество — это такая зараза, ни кого не щадит. Ты бы себе нашла кого-нибудь, а, то, ведь и правда «крыша поедет». Что, никого, «на горизонте», подходящего нет?

Лика: - Нет.

Ника: - Что? Совсем, совсем — нет? Хотя бы, для «обмана организма».

Лика: - Нет! Одни «шалопаи»!

Ника: - Как же, помню, помню: «...выйди замуж, но только не за шалопая»! Ладно, разберёмся. (Останавливает метроном). - А, что с папой — действительно так серьезно? 

Лика: - Приступы его мучают все чаще и чаще. Последний раз он просто свалился у двери в кабинет кардиолога. Пошел к доктору сам, мне с ним -  не велел. Хорошо, что дело было в поликлинике и его тут же доставили в реанимацию... А, если бы, где-нибудь, на улице... подумали бы, что пьяный...

Ника: - А, что доктора?

Лика: - «Главное — это возраст, возраст, возраст, а это не лечится».

Ника: - Значит, эти все таблетки (перебирает, на столе, коробочки с лекарствами) только «для поддержки штанов»?...

Лика: - Получается, что — так.

Ника: - А, операцию, не предлагали?

Лика: - Возраст...

Звонок в дверь.

Ника: - Он, что забыл взять с собой ключи? (встает и идет к двери). Я открою.

Лика: Ника, постой. Это может быть Виктор.  Он меня уже достал: надо встретится, надо встретится... А, я — не хочу его видеть...(Закрывает лицо руками).

Ника: - Знаешь что.., поди пока в библиотеку. Посиди там. Разберемся. (подводит Лику к двери библиотеки, закрывает за ней дверь. Видит ключи торчащие в двери, затворяет, и ключи кладет в карман. Уходит).

Входят: Ника и Виктор. Он дорого одет, но несуразно: (примерно: рубашка в полосочку, пиджак в клеточку, желтый галстук и длинный-длинный шарф невероятной расцветки, в руке скрученный носовой платок, что-то вроде пачки долларов) и охранник (одет «классически»).

Ника: - Я тут прибираю, пока их нет. Проходи, садись. Каким ветром?

Виктор: - Успеется - «все сядем». Экая досада! А, у меня совершенно нет времени ждать!

Ника: - Что-то — важное? Оставь записку. А, хочешь, передай на словах. Я же не чужая?.. Пока...

Виктор: (взволновано ходит по комнате: от рояля к двери библиотеки).  - Какие записки? Дело очень важное и срочное.

Ника: - Для кого? Для тебя?

Виктор: - Ну, ты, как всегда. Мне, правда не до шуток. Дело-то для неё пустяковое: надо слетать со мной в Москву, буквально на один день.., на несколько часов.

Ника: - Любопытно, что же такое важное и срочное её ждет в Москве?

Виктор: - Понимаешь, я долго добивался, - ты не представляешь чего мне это стоило, - очень важного для меня приема.., на самом высочайшем уровне. И вот, мне назначено.., на завтра.., после обеда!

Ника: - Ну, и «каки-таки» проблемы?

Виктор: - Мне туда надо прибыть с супругой!.. Это обязательный «ритуал»!

Ника: - Понятно. В чем проблема? Возьми с собой секретаршу или её подругу.

Виктор: - Ты не понимаешь! Там будет пресса!  Я там должен именно с ней «засветиться»! Ведь эти журналюги все-равно разнюхают и тогда скандал, этого сей час мне никак нельзя. Очень ответственный момент.

Лика: - А, что нельзя сказать, что, мол, уехала... на курорт, или в творческую командировку, заболела, в конце-концов!

Виктор: - Можно! Но, кто поверит? Там очень серьезные люди. А, потом эти журналюги, они же первые за это зацепятся и начнут «копать». Надо все сделать предельно правдоподобно.

Ника: - Ну, тогда я не знаю.., значит, не судьба.

Виктор: - Ты все шутишь... А у меня все очень серьезно... Если она со мной не приедет.., для меня это может очень дорого обойтись.., это миллионы, десятки миллионов.., долларов!

Охранник: - Виктор Палыч, Вы велели напомнить: время.

Виктор: - Ника, прошу тебя помоги! Я знаю, ты умеешь, уговори её, за мной не постоит.., потом обсудим...

Ника: - Да... В любом случае, Витя, тебе это дорого обойдется...

Виктор: - Ну, вот и хорошо, вот и договорились. Передай ей: самолет вечером. Машина ее будет все время ждать у вашего подъезда. (к охраннику) Проследи!

Охранник: Сделаю, Виктор Палыч!

Виктор: (на секунду останавливается у двери в библиотеку и дергает за ручку... поворачивается и быстрым шагом уходит. Кричит на ходу:) - Большой привет Андрею! (Уходит вместе с охранником).

Ника: - Кому нужен твой «привет»... (Открывает дверь библиотеки, входит Лика) — Ты представляешь, что он мне предложил?!

Лика: - Я все слышала. Не будем. Проехали.

Ника: - Но, какой — прохвост! Это надо же, - мне предложить...

Лика: - Как я поняла, он еще не знает, что я подала на развод...

Ника: - Представляю, как он обрадуется...

(Звонок в дверь)... - Спокойно. Разберемся. Сейчас я ему все обьясню...

(решительно уходит, Лика собирает посуду на столик...Ника возвращается с бандеролями и конвертами).

 - Это курьер приходил. Просил позвонить в филармонию и «Союз». (Рассматривает и читает конверты). - Я так понимаю, что у него «творческий застой»? Ничего нового, все уже было.

Лика: - В музыке — да. Стихи - пишет, но какие-то странные, на музыку их никак не положишь. А потом, ты же знаешь, что «им» сейчас надо, особенно на эстраде? Как он говорит: «Эх, ма!, труль — ля — ля!». Поют все: и кто может, и кто не может, и всем совершенно не важно какой текст: «Что вижу, о том и пою».

Ника: - Так он, что - все забросил?.. Наконец! Вот бы мама обрадовалась!

Лика: - Да... Ни концертов, ни гастролей, ни творческих поездок по стране с авторскими вечерами. Редко на TV, в каком-нибудь желтоватом, потому и популярном, шоу. В чьём-нибудь юбилейном концерте и в узком кругу «знатоков» в «Союзе»... и все, пожалуй.

Ника: - Вот и хорошо. У него это уже все было. Концерты, поездки, гастроли, цветы каждый день, Слава, куча поклонников и, особенно, поклонниц. Хватит. .

Лика: - А, он, как-будто об этом и не жалеет.

Ника: - ...Мне кажется, что вот это «всё» в жизни ему принесло больше несчастья, чем счастья. Помнишь, ведь не спроста мама уходила от него, когда мы были еще маленькие. И нам с тобой пришлось какое-то время жить у бабушек. Я не знаю, что там у них было, но предчувствую, что эта Слава, ему много чего напортила в его личной жизни...

Лика: - ...Ты знаешь, мне кажется,(Я почти уверенна) что он об этом сейчас очень жалеет и сильно переживает. Он почти ни чего своего не слушает. А слушает такой репертуар, что по спине мурашки, чуть ли не похоронный марш Шопена или Реквием Моцарта...

Ника: - ...И стоит у этого окна и куда-то смотрит...

Лика: - А, ты откуда знаешь?

Ника: - Сегодня утром застала его за этим занятием... звучала «Песня Сольвейг»... Слушай, давай вместе съездим к маме?

Лика: - Давай.

Входит Он.

Он: - Вы все еще тут. Ну-ка, быстренько, освободите помещение, брысь! У меня появилась одна идея. 

Ника: - Приходил курьер, я все положила тебе на стол, просил позвонить...

Он: - К чёрту курьеров! Тридцать три тысячи одних курьеров! «Прелести мои», прошу, побыстрее, а то, уже начинаю «рожать»! 

Лика с Никой уходят, увозя столик с посудой.

(Садится в кресло, включает на компьютере «Карузо» в исполнении Паваротти, читает и что-то пишет в блокнот, и в нотную тетрадь. Встает. Подходит к роялю, садится, ставит ноты, включает метроном в такт композиции Карузо, запрокидывает назад голову, как-будто задумался...

Затемнение. 

Занавес. 

Конц первой картины. 

Акт первый. Картина вторая.

«Фрагменты из не оконченных писем» 

«...Бросив на девушку взгляд, он увидел: 

море в глазах и там плещется жалость. 

И он больше не в силах был сдерживать слёзы: 

тонет он, тонет… Ему показалось...»...... 

Ночь. Тот же кабинет.

Он стоит у окна...Тихо звучит: «Памяти Карузо» (Лучано Паваротти ) после паузы.

Он: (останавливает музыку, «мышкой» делает «клик» - пауза). ...(Удобно садится в кресло и речитативом читает русский перевод текста)                               - «Люблю, люблю тебя

И силы в мире нет такой

Нас разлучить нельзя

Любовь моя навеки я с тобой

Любовь моя навеки я с тобой”... (акценты и пунктуация на выбор).

(через паузу) — Я знаю, я верю, я очень хочу начать всё с тобой сначала...  Я новые песни тебе напишу, которых еще не слыхала... Я...(в ритме стиха)

Он: - (плавно, легко, без надрыва)...Кто бы мог подумать? Столько лет прошло, а эта музыка все так же продолжает меня волновать, продолжает во мне жить... уверен, что и в тебе,  в нас обоих... Однажды, - давно, давно, -  крепко-накрепко нас связав, она ни как не хочет отпускать наши сердца и души. Мне кажется, с ней ты всегда рядом.., всегда со мной. ...Даже, столько лет спустя. Вот как сей час..,хотя уже минуло столько  времени, и тебя уже так давно нет. Нет со мной, нет рядом, нет нигде...

... Помню, как мы с тобой «крутили» эту пластинку раз за разом, сначала и сначала, и сначала... Нам тогда казалось, что эта музыка написана только для нас. (подходит к шкафу, находит нужный фотоальбом, снова садится, медленно листает страницы, находит нужную. Улыбается, потом смеётся).  

...Тогда мы с тобой были у твоих родителей на даче. Было лето, у нас кружилась голова от летних медовых запахов сада, врывающихся в наши комнаты, из всех окон.., Свободы и этой чудной музыки... 

 ?...Мы закончили с тобой десятый класс и были счастливы от того, что мы можем, теперь гораздо дольше быть вместе..., вместе  и наедине.  А еще, мы друг-другу поклялись, что пока мы, эту неделю, будем вместе,  ни каких музицирований, ни каких репетиций! Наконец, почти три месяца свободы! О вступительных экзаменах мы совершенно не волновались, потому, что нам, «по секрету», сказали, что мы оба уже, почти зачислены: ты «по вокалу», а я «по композиции». 

...Как-то, однажды, родителей и сторожа Кирилла, пару дней, с нами не было (начинает тихо, фоном звучать композиция «Карузо», только музыка, без слов)... Я тебе весь этот вечер читал свои стихи, а ты искренно ими восхищалась и радостно и громко мне хлопала в ладоши, как в театре. Помню, ты еще мне предложила попробовать положить мои стихи на музыку, а я прокричал: - Стоп! Никакой музыки! И закрыл тебе рот коротким поцелуем...и, почему-то, сам испугался своей смелости. До этого мы с тобой уже целовались: тоже коротко , как бы ...учась, пробуя ...на прощание. Как правило, это было в подъезде твоего дома, когда я провожал тебя домой с нашего очередного свидания...

...Мы сами приготовили себе ужин из всего, что нашли в холодильнике и кухонных шкафах. А еще, я сбегал на огород и принес два огурца, два крупных, красных помидора, свежего зеленого лука, петрушки, укропа и небольшой пучок редиски, но почти ничего этого мы, за ужином, не ели особенно лук. ...Мы, даже позволили себе немного вина, найдя в кухонном шкафу початую бутылку.., не вспомню какого.  Мы решили, раз у нас сегодня праздник Свободы, то немного можно...

...Но без музыки, все же, не обошлось. Мы вспомнили про грамм-пластинки, которые, на кануне, привез из-за границы твой папа. И первая, которую мы поставили, была «Неаполитанские песни в исполнении оперных певцов». Мы стали танцевать. И, очень скоро, мы начали целоваться. Танцевать и целоваться. Но, не так как всегда: быстро и робко, а, наоборот: долго и смело. Руки начали сами делать, то, что они никогда раньше не могли себе позволить и не делали...Мы ничего друг-другу не говорили и ничего друг у друга не спрашивали, мы все понимали без слов и оба этого сильно хотели...

(Дальше всё, как во сне, в «реальном», «чисто конкретном» сне)

Она: (занавеска надулась и в проеме смутно проявилась женская фигура. Голос с реверберацией, обязательно нужен очень красивый по тембру, приятный женский голос) - Помню. Это была наша первая ночь.. Мы ничего не знали и ничего не умели, а только сильно этого хотели и очень торопились, как-будто боялись куда-то опоздать. Суетились...боялись сделать что-то не так, и почему-то у нас дрожали руки, от чего было нам самим и неловко, и смешно... Но мы быстро учились. Мы быстро все поняли... И (Мы) снова и снова ставили пластинку сначала и сначала, и снова, и снова крепко, крепко прижимались друг к другу.. 

...А потом, совершенно голышом, уже, почему-то, ничего не боясь и не стесняясь, (- нам, почему-то сразу обоим стало ничего не страшно и не чего не стыдно!) Мы стали пить чай с медом. Мед был свежий, в сотах. Мы резали соты ножом, на маленькие кубики. Потом брали их чайной ложечкой, клали в рот, медленно  разжевывали, сначала высасывая мед, а потом глотали, как таблетку, маленький шарик теплого воска. Сторож Кирилл, он же дворник, садовник и пасечник, утверждал, что мед надо есть только так, потому, что это очень полезно, и никак иначе! После чего запивали все это горячим чаем и целовались... Целовались и целовались, очень теплыми и очень мягкими, немного липкими от меда, и опухшими, от поцелуев губами...

Он: - Да, да. На другой день у меня сильно болели (опухли) губы... и немного «он» - припухший «Кузя», тогда мы с тобой так его, «дурачка», назвали. Так же звали вашего дачного кота...  (эту фразу надо произнести так,чтобы было смешно, но не пошло). Мы тогда смеялись, почти,  не переставая. Достаточно было тебе посмотреть на меня или мне на тебя и все! Мы сразу же начинали без причинно хохотать, просто умирали от смеха.  

Помню, мы стояли с тобой на веранде, было теплое утро, и оба о чем-то задумались. Мы ждали приезда твоих родителей. И, наверное, оба хотели представить себе как это теперь, (когда мы в «новом статусе»), будет выглядеть. Как нам теперь перед ними себя вести? Пауза затянулась... И тут, ты повернула ко мне голову, и, как-то так, не понятно как, на меня посмотрела: пронзительно, весело и смело и, как-будто, решившись на, что-то оччень важное. Я навсегда запомнил твои глаза: синие, синие и без дна, как море и как небо, как море и небо вместе, до самого горизонта, до самого, самого...  И тут, ты, неожиданно для меня, прыгнула.., кажется, через пять ступенек вниз, на травяную дорожку, но споткнулась, и упав на четвереньки смешно, на «карачках», как собачка, все  время продолжая спотыкаться добралась до клумбы с цветами и упала в них лицом. Я прыгнул вслед за тобой... Мы оба лежали в цветах и хохотали...  

 Она: (её контуры все четче проявляются, но: она его видит, а он её — нет. Он только, как-будто догадывается, что слышит её голос! Свет на неё, не мертвецки белый (кварц), скорее кремовый. Она одета в белое платье-тунику с длинными рукавами, с разрезом спереди, до самого плеча, как крылья ангела, в руке белый платок. На лице ни каких эмоций, «маска» «Мадонны» Рафаэля или «Монны Лизы» руки (красивые) обнажены.  Её жесты и движения плавны, как Моисеевская «Березка». Голос без реверберации. Все - в её голосе!) - Вот видишь какой ты «злопамятный» и «злой»: однажды женщина, при тебе, упала, пусть и в цветы, а ты ей об этом так, не тактично, напоминаешь... Знаешь..,я сама не знаю зачем, тогда,  я это сделала? Мне показалось, что я стою высоко, высоко, на краю обрыва, а передо мной только небо и море, до самого, самого горизонта...но мне не страшно, потому, что я могу... летать... Наверное, я так прощалась со своей беззаботной прошлой жизнью и, таким образом, «впрыгивала» в свою... нашу новую, взрослую жизнь.

Он: - Да. Первой, в нашу взрослую жизнь, «впрыгнула» ты. А, я еще задержался... стоя «на краю обрыва».., «на веранде».

Перекличка: 

Она: - Тогда мы были во всем едины. Во всем, во всем, (Нам обоим было ничего не страшно и ничего не стыдно и никаких сомнений друг в друге.) Так приятно было точно знать, что для тебя -  нет никого лучше, на всем белом свете, чем — я,  а для меня — чем ты.   Когда, я заранее знала и любила то , что любил и хотел ты. И ты, заранее знал и любил, то, что хотела и любила я. Когда, ты, как слепой, не замечал все мои недостатки и смотрел на меня, как на «восьмое чудо света», хотя я точно знала, что ты глубоко ошибаешься...   

 Он:     - Когда, всё, до чего мне хотелось бы и, теперь было, можно дотронуться — казалось мне верхом совершенства, исключительным и только мне доступным, на века, - только мне!, и ни кому больше!... Когда, я был тобой горд.  Когда, я точно знал и был в этом совершенно уверен, что только Я, и никто больше, не может понять Тебя лучше и защитить. Защитить от всего, и от всех  существующих, и не существующих бед. Когда, желание и возможность охранять покой твоего сна, для меня был гораздо  приятней и важнее, чем желание просто, обнявшись, рядом с тобой лежать (спать). Когда... Тогда я был готов на многое, но я не был готов к одному, — как потом выяснилось, к самому главному - тебя потерять или отпустить , если ты меня об этом попросишь...           

Она: - ...Помнишь как мы с тобой в начале нашего знакомства, назначали друг-другу свидания в казалось бы совершенно не пригодных для этого местах: Волковке, Крестовоздвиженке, в Лавре. Там было лучше всего уединиться от посторонних глаз и не бояться встретить кого-то из знакомых или, особенно!, родных... И объяснение всегда было «под рукой»: - На экскурсии. Я тогда очень полюбила эти наши свидания. Наверное, для всех остальных, они были непонятны и странны, но  мне они запомнились на всю жизнь. Тогда мы как никогда, понимали друг-друга. Тогда тебе нравилось все, что нравилось мне и мне нравилось все, что нравилось тебе.

Он: - Тогда еще мы друг-друга понимали как бы соблюдая «безопасную дистанцию». Ты могла быть ко мне объективной, искренней и, даже, беспристрастной и я ценил это по достоинству. Нас тогда связывала уникальная тонкая нить возможности рассказать друг-другу о своей уязвимости, что гораздо сложнее мне было бы это сделать в мужской дружбе. Через тебя я открывал в себе и передавал тебе свои самые сокровенные чувства, а, главное, - я мог только тебе в них признаться и гораздо откровеннее, чем самому закадычному другу... 

 Она: - Потом, когда наши родители все поняли, они нам сняли квартирку в районе «Мариинки»,  чтобы нам было удобней бегать на занятия и репетиции и мы с упоением наслаждались  возможностью  быть  так  долго в месте и общаться друг с другом и днем и ночью.   

 Он: - Утром мне всегда так не хотелось вставать и идти на занятия или репетицию. Мне хотелось остаться в твоих объятиях навсегда, как Квазимодо и Эсмеральда...

Она: - Каждое утро, как только я просыпалась, первое, о чем я думала – это о тебе. Я думала о тебе и утром, и днем, и перед сном, и даже ночью, потому, что ты мне тогда часто снился. А если я вдруг просыпалась ночью, то я сразу же начинала думать о тебе, думать и улыбаться... Потому, что я знала, что ты мне опять обязательно приснишься, а утром  я снова тебя увижу наяву. И мы опять будем долго-долго смотреть друг  на друга и улыбаться, потом смеяться и целоваться, целоваться, и целоваться..., потом опять смеяться...

Он: - Мы тогда больше ни о чем другом не думали. Наша реальная жизнь, - занятия, репетиции, - ушла на второй план. Мы думали, мы были уверены, что так будет всегда... Но, потом, почему-то,  все пошло не так...

Она: - Потом, случилось, то, что случилось. Мы, совершенно по глупости потеряли нашего первенца... Он, даже не родился, а его насильно вытянули (вытащили) за ручку, которая преждевременно выпала первой.

Он: - ...Мне его подали в простой картонной коробке из-под обуви... Я положил её в портфель и поехал, в троллейбусе, на Никольское. К моему удивлению, меня  там поняли и я похоронил его там, где сейчас лежишь ты... 

Она: (Сама себе) — Лежу...? Стою у тебя за спиной и так хочу тебя отхлестать!   ...Мне так кажется, - я уверенна, что все с этого началось... Именно тогда, мы начали с тобой идти в разные стороны, мы начали терять друг-друга. И хотя  потом, почти через год, друг за другом, родились наши чудные девочки, но «процесс» уже был не обратим, «процесс пошел».

Он: - Ты же первая от меня ушла. Меня тогда не было дома, а когда я вернулся, то мне никто ничего толком не мог объяснить: где ты?,  почему?

Она: - Ты, что: до сих пор не понял почему?..

Он: - …..Я хочу услышать от тебя... 

Она: - ...Тогда я потеряла голос... Я знала, что голос можно потерять от сильных волнений или переживаний, но никогда не думала, что это может произойти со мной! Произошло..., внезапно, прямо на концерте... А, ведь у меня был диапазон в три полных октавы... И я вынуждена была уйти из ансамбля. И все начинать с начала, потом   ещё, и ещё раз..."очень много, много раз..".

Он: - Я ничего об этом не знал. Мы тогда полностью потеряли связь...

Она: - А, потом: я ушла от тебя, но -  это,  как в никуда. А, ты ушел к другой! Чувствуешь разницу?.. Я уехала к подруге в один северный город, где был крупный металлургический завод и был очень большой  «Дворец культуры», в котором  нужен был хормейстер. Но долго там я не смогла... Не смогла без наших девочек, - ездить к ним только на выходные... И без тебя. Да, да! — Странно, правда? Я не могла быть ни с тобой, ни без тебя…

Он: - Но, я уже тогда жил в Москве... и мы потом уже никогда больше с тобой не встречались и даже на похоронах... Так получилось, я был далеко. А когда вернулся, то …все уже было кончено.

Она: - ...Да, тебя тогда не было, как всегда - в очередной творческой поездке. И это хорошо. На это не надо смотреть, как и на то, как люди рождаются. Все это очень личное... Радость может быть — для всех, любовь —  для двоих, а рождение и смерть — должна быть только для одного...

Он: - И все таки: почему ты от меня это скрыла?

Она: - ...Меня тогда окончательно догнало наше «родовое проклятье»...Эта беда — наше семейственное горе, по женской линии. Моя бабушка умерла от этого, потом мамина сестра, маме повезло, Слава Богу! А мне нет. Нике, тоже, удалось избежать, но какой ценой! Ни какими домашними питомцами детей не заменишь. Я так переживала за наших девочек...и продолжаю за них переживать.

Он: -Они уже давно не девочки и, подозреваю, уверен, что совсем скоро сами станут бабушками, а мы получим приставку: пра - …

Она: - Все равно, они мне как девочки...., а ты как мальчик, которого хочется пожалеть и приласкать как сына... Несмотря на то, что ты меня предал...

Он: - ...Мы с ней познакомились на «Песне года», тогда моя песня заняла первое место. Все произошло так стремительно... Но это было не долго: «...была без радости любовь и расставание без печали...» а, потом пошло-поехало...

Она: - Знаю. Теперь я многое знаю. ... Я всегда была где-то рядом: на твоих концертах, творческих вечерах, слушая твою музыку в кино и слушая твои песни по радио. Я ходила по нашим с тобой любимым местам и я четко себе представляла, что ты рядом, что, как-будто, мы опять вместе.

Он: - Теперь там хожу я... И, действительно, иногда мне кажется, что ты где-то рядом. Я, даже, порой, с тобой разговариваю.., как сейчас...

Она: - Странно... Ты смог полюбить свое одиночество. Тебе совершенно никто не нужен. Тебе в нем, даже, хорошо. Мне кажется, что ты с ним просто счастлив?!

Он: - Все очень просто ... Я научился жить и радоваться тому, что есть. Оказывается, это не сложно, когда начинаешь понимать, как много в жизни было лишнего, не нужного.

Она: - И когда ты это понял?

 Он: - Я и сам не заметил, когда. Это просто. Просто, в моей жизни наступил тот (то время) момент, когда мне (снова) ничего уже не страшно.., а только стыдно.  (сам себе) ...И тогда жить становится легко.., но противно...

Она: - Меня часто вспоминает Лика... мне так хотелось ей помочь, когда ей было особенно трудно, когда просто рухнула вся её прошлая жизнь, но нельзя... Одно радует, что её, как женщину, - как не странно, -  впереди ждет один о(ч)чень приятный сюрприз...  В отличие от нас...Нас, наконец, уже никакие сюрпризы не ждут... У мня, как наверно у всякой женщины, настал тот момент, когда для неё любимый становится, как сын. И какой бы она слабой не была, она становиться готовой на все, на всё, всё! Чтобы его защитить..., защитить и помочь..., как сыну.  Заново ему родиться...

Он, как-будто засыпает.  Тихо начинает звучать «Карузо». Она становится у Него За креслом, как бы укрывает Его своими длинными рукавами-крыльями. 

Она: - Светает... Как коротки эти наши Белые ночи! Мне пора . Мне так хочется, на прощание, тебя поцеловать! Как тогда: давно, давно, на даче. В твои пахнущие мёдом губы. Нельзя.  ...Пока нельзя. Ещё не время...  Прости за то, что я так тебя любила. (громче звучит Карузо. Она уходит за занавеску и за ней исчезает не яркой неоновой вспышкой).

Занавес. Конец второй картины. Конец первого акта. Антракт.

Акт второй: 

Лето. Утро. Просторная гостиная загородного дома. Стол, диван, в углу рояль. Где-то рядом, проходит железная дорога, слышен звук проезжающих поездов и электричек. Он сидит на диване и смотрит телевизор. (какое-то полит-шоу) Входит Андрей. (в шортах со следами от мокрых плавок, и в полосатой майке (тельняшке) и пляжных шлёпанцах, на плече полотенце). У него звонит телефон. Останавливается в двери.

Андрей: - Слушаю... Бросил всё..., уже едешь.. Лёха! Молодец! Жду!.

Увидев «Его», здоровается:

Андрей: - Доброго утра, Васильевич! Можно я так — по простецки?

Он: - Можно. Хоть горшком, абы, не в печку. 

Андрей: - Хотел переодеться и сходить на могилу Ахматовой, как-то раньше не сподобился, а тут случай..., совсем рядом. Но! Как говориться: человек предполагает, а Бог располагает. Должен приехать, - уже едет, -  друг-однокурсник.   Лет десять не виделись...

Он: - Встреча с другом — это святое. ...Ты, никак, уже сбегал на залив? Душа моря просит? 

Алексей: - Выходит — так. Привычка. Дома привык по утрам бегать, - для поддержки формы. Только у нас — океан. А, это, знаете...

Он: Знаю. Правда, не про Тихий, а про Атлантику. Однажды бывал на Восточном побережье одного очень «крутого» государства.

Андрей: - Что, так? Не нравятся они Вам?

Он: - Все проще: им начхать на меня, а мне, тоже, на них наплевать.

Андрей: - Однако, круто Вы с ними. 

Он: - Почему — круто? Взаимно и по заслугам.

Андрей: - И, все-таки, они же нас, в войну, поддерживали и, даже, нам помогали.

Он: - Помогали? (заводится) Да, они готовы удавиться за копейку. У них, как у мертвеца, одни «пятаки на глазах». Ничего больше не видят и знать не хотят: что Гоголь, что Гегель, что Бабель, что Бебель, что Фрейд, что Форд! А, если прибыль 300%???, отца родного  продадут!  И поддерживали они нас: как веревка повешенного...

В гостиную входит кот (что делает — не важно).

Андрей: (хочет перевести разговор на другую тему, но уже поздно) -Как зовут вашу кошку?

Он: - Это кот. Фраерок.

Андрей: - Почему Фраерок?

Он: - Потому, что его «отца» звали «Фраер».

Андрей: - Любопытно. А кто назвал?

Он: - Наш сторож, Кирилл. Он у нас, что называется, «мужчина с судьбой»

Андрей: - Забавно. А, как же будете звать «внука»?

Он: -Наверное «Фраерёнок»...

Входит Лика. В шортах и легкой футболке. У неё в руках лист из 

блокнота. Все здороваются.

Лика: - Папа, как ты сегодня? Вижу, лучше! И опять смотришь по телевизору всякую муть и психуешь. (забирает у него пульт и выключает телевизор). - У меня к тебе просьба...

Он: (завелся) - Если бы ты только сейчас послушала! Как один «ихний» грамотей меня убеждал, что с нашим ВВП, нам всем надо сидеть, где-нибудь в закутке, тихо-тихо и не рыпаться....   Идиот! Россия всегда била "не числом, а умением"!

Лика: -  Ну, и пусть говорит. А нам, что ВВП, что МРП, что ПППХ —  все едино!

Он: - Им, не дано понять, что побеждает не самый богатый, благополучный и, даже, сильный! Вспомните Давида и Голиафа или про  Вьетнам! Всегда верх берет самый смелый, отважный, храбрый, смекалистый и находчивый, терпеливый и твердый духом уверенный, что правда на его стороне («в чем сила американец?»). 

Лика: - Папа, хватит! Ты, опять забываешься,  что?, ты опять хочешь.... Ну, сколько раз тебе говорить: «ни читайте ни каких газет» и не смотрите телевизор.

Он: - (через паузу опять заводится))   ...Но, эти понятия для них эфемерны и абстрактны, у них и слов-то таких нет для приличного перевода. 

Лика: - (с досады «щелкнула» каблуком) —  (умоляя) Ну, хватит! Прошу!

Входит Ника.

Он: - Самое обидное, что в студии не нашлось ни кого, кто бы его поставил на место!

Ника: - Что за шум, а драки — нет? Что? (обращается к Лике) Опять «разошелся как холодный самовар»?

Лика: - Посмотри на него. Ему вчерашнего мало. Он решил сегодня продолжить.

Ника: - Вижу «зарядился», как аккумулятор, аж светится.

Он: - Все., все... Молчу, молчу, молчу.

Лика: - Иди-ка лучше, на кухню, пей чай, пока горячий. Или тебе сюда принести?

Он: - Все... И, правда, чё это я... Пойду к себе. Хозяйничайте тут сами. «Вторая смена». Тяжело встает и уходит.

Ника: - Что тут было? Вопросительно смотрит сначала на Лику, потом на Андрея.

Лика: - Спорит с телевизором. Знаешь, последнее время он стал очень резко реагировать на всякую несправедливость, ложь, просто чью-либо глупость. С ним, что-то происходит. И, эта неоправданная агрессия, и эта его сильная любовь одиночества — мне не понятна.

Ника: - А, ты не преувеличиваешь?

Лика: - Я тебе уже говорила: он же теперь работает исключительно, по ночам, а днем, ото всех уединяться. Он стал сам с собой разговаривать... опять же, особенно по ночам. ...И какими-то длинными, длинными  монологами... Помнишь, я говорила, что я несколько раз, ночью, тихонько подходила к его двери? Так, меня каждый раз охватывал  просто ужас. Мне начинало казаться, что с ним действительно кто-то есть...

Ника: - Может, это просто старость... Может и мы такими же будем... при чем, уже скоро...

Лика: - Мне кажется, что причина не в старости, а сидит где-то глубоко в нем самом.., или в его прошлом... Может это как-то связано с нашей мамой...

Ника: - (Лике) А, это у тебя что?

Лика: - Ах, да. Это список. Надо съездить за продуктами. Я набросала, что необходимо. Кирилла нет, мы его отпустили, пока мы все здесь, хотела попросить папу, но.., теперь не знаю. Может Андрей?..

Ника: - Боже упаси! Ты не представляешь, что он тебе бы привез. У него хорошо получается только «ать — два». Ключи от машины все там же — у двери, на гвоздике? (Берет список, читает.). Он у меня «бесправный», а я - как знала, взяла с собой «права».

Лика: - Да, ключи там. Не забудь  доверенность! У отца где-то, в бардачке, уже готовые.

Ника: - Разберемся... (поворачивается к Андрею) А ты, что стоишь? За мной! Мне будет нужна «грубая мужская».

Андрей: (виновато) Ника, девчонки! Тут такое дело: я сегодня утром созвонился с одним своим бывшем сокурсником. Он, сей час, здесь, на заливе, рядом, в Приморске... Я не успел вас предупредить... Он, буквально, на часок... Он уже выехал...

Ника: - Так... (задумывается) Разберемся. Как зовут?

Андрей: - Алексей... Алексей Богодухов. Фамилия такая.

Ника: - Если, что, Лика встретит. Все-равно, гостя надо чем-то встречать, угощать. Поехали!

(Уходят. Лика одна. Подходит к перилам террасы. Снизу слышится шум отъезжающего автомобиля и сигнал. Лика в ответ им машет рукой)

Лика: - Как, это все... неожиданно. Схожу на грядку, нарву свежей зелени. «Не было печали...». (уходит).

Звук проезжающей электрички... Свисток...

Входит «Он», держится за сердце.

Он:- Вот и прекрасно, никого нет... Где-то тут я оставил свои таблетки...

Подходит к креслу, Шарит рукой. Находит. Ну, вот... (уходя) Сей час, сей час, я тебя угомоню, моя «любимая - родная».

Где-то (у ворот) сигналит автомобиль..., потом звенит дверной звонок...  стук железной калитки.

Алексей: - Хозяева!?.. Есть, кто?... Андрюха ты тут?. (С опаской входит в гостиную.). Опа! Никого. А теперь, что?... (слышится звук шагов) Кажется, я влип, по самые...

Входит Лика. У неё в руках два пучка петрушки и укропа, и два огурца, а сверху большой красный помидор.

Алексей: - ( торопясь и с волнением) Хозяюшка! Вы меня не пугайтесь, я только спросить. Я сигналил, звонил, но...

Лика: - (улыбаясь) Вы — Алексей? Алексей Богодухов?

Алексей: - (тоже улыбаясь) А, вы, откуда меня знаете? Вы — супруга Андрея!?

Лика: - Нет! Они скоро будут. Я..., не знаю, как это одним словом.., Своячница, кажется. В общем, я - сестра жены.

Алексей: (с восхищением) Ух, ты! Так это же здорово! (тушуется) Чуть в слух не сказал... (бьет пальцами себя по губам) Губа, дура. Губа, дура! Извините! Я хотел сказать, о(ч)чень приятно! Алексей!

Лика: - Лика! (хочет подать ему руку, но не знает куда деть зелень. Он нагибается и целует её руку вместе с «огородом»).

Лика: - Подержите. (передает ему «огород») Все мытое. Я сей час принесу блюдо. Она подходит к посудному шкафу.

Алексей: (вдогонку) — Возьмите еще парочку. Я приехал с гостинцами. 

(где-то проносится электричка) Лика быстро возвращается со стопкой тарелок, раскладывает блюда и тарелки, Алексей ей помогает.

Лика: - Мне кажется? Или... Какой-то знакомый запах. От Вас пахнет дымом и медом....

Алексей: - Всё правильно, я только, что с пасеки....надо бы переодеться, но не хотел возвращаться в город, хотел побыстрей. Я же совсем не надолго...  там, на пасеке, все бросил. Все получилось так неожиданно...Телефон... Андрей... 

Лика: - У Вас большой сад?

Алексей: - Сад есть, но небольшой. А Почему Вы решили, что большой?

Лика: - Чем же Вы тогда кормите своих пчел?

Алексей:- В основном — хмель и клевер, липа -  этого добра у нас хватает! 

Алексей: - Я совсем забыл! Гостинцы! Я быстро. (убегает).

Лика: - Надо же, с гостинцами. Или внимательный... или предусмотрительный, или предупредительный?..., или..., 

Входит Алексей, несет букет из простых садовых цветов и два пакета.

Алексей: - Этим, мне кажется, можно немного украсить ваш стол. (подает букет, потом пакеты) А тут скромные дары сада и мед, в сотах, прямо только что из ульев, свежайший!

Сначала она берет букет, но тут же возвращает:

Лика: - Подержите, я принесу вазу и воды. (берет из шкафа вазу и уходит)

Слышно, как подъехал автомобиль, потом голоса. Одновременно входят: Лика с вазой и Ника с Андреем, у Андрея в обоих руках полные пакеты.

Андрей: - Леха! Приехал! Какой молодчина! Здорово, Дружище!

Алексей: - Андрюша! Неужели — это ты? Тебя не узнать! Ну, теперь ты настоящий «морской волк»!

Ника быстро оценила ситуацию:

Ника: - Разберемся! Так. Вы (обращается к Алексею) ставьте цветы в вазу. (Протягивает руку) Ника! (Берёт из одной руки Андрея пакеты, кладет их на стол и обращается к Лике) Продолжайте! (потом смотрит на Алексея) Надеюсь, Вы ей поможете! Теперь (обращается к  Андрею и Алексею), — обнимайтесь! (обнимаются, похлопывают друг-друга. Смеются, шутят. У Андрея одна рука остается занята пакетами) - Ну и, для начала, — достаточно! (командует) Ассистент! (обращаясь к Андрею) - на кухню, за... мной! «Потом поговорим!». (Ника и Андрей уходят. Слышно, как они, на кухне, громко стучат посудой и громко разговаривают, в основном говорит Ника).

Лика и Алексей разбирают содержимое пакетов, режут и раскладывают все по тарелкам. (разговор чередуется просьбами: подайте пожалуйста, подержите пожалуйста, как это лучше разложить?, нарезать, по мельче, по крупнее. И пр.)

Лика: - А, Вы в Приморске живете или у Вас там дача?

Алексей: - Там у меня родительский дом. Родителей недавно не стало, и я использую его, летом, как дачу. А живу я: или на нашей базе, в Кронштадте, или, что реже, в Гатчине. Там у меня квартира. Туда ко мне часто приезжает мой сын из Тихвина, он у меня уже взрослый, не хочу ему мешать. (Лика вопросительно посмотрела на Алексея???) - Увы... (он разводит руки), (она продолжает вопросительно на него смотреть) - Так бывает. Ждать трудно всем: и на берегу и в море.

Лика: - Извините, я не хотела...

Алексей: - Ничего, ничего. Это было давно... (через паузу) — Скажите, а правда?..- мне Андрей говорил, - что у Вас отец, ну тот самый, который написал...

Лика: - Тот самый, тот самый. Вы его сегодня увидите. Но, заранее предупреждаю: заранее не «очаровывайтесь». Не знаю, как Вы ему, а он Вам, скорее всего, не понравится. Он не любит новых знакомств и очень ершист, но вполне тактичен. Не лезьте к нему с вопросами. Он должен сам решить, что когда и как. У него сегодня с утра плохое настроение, если что, не обращайте внимания. Он бывает очень разный. А, для нас с сестрой, он просто хороший папа. (через паузу) Я ездила с экскурсией в Тихвин, родина Римского — Корсакого, «Тихвинская икона Божьей матери», два монастыря и пять храмов... 

Алексей: - А, Вы были в храме Ийова, на горе? Одна стена храма так, до сих пор, и стоит вся израненная пулями и снарядами. Лучшего памятника о войне — не придумаешь.

Лика: - да, конечно была. Там еще большое воинское захоронение, с длинными рядами могильных плит с надписями имен и фамилий погибших бойцов. Я, не спеша, прогуливалась вдоль рядов и читала, и читала их имена, в тайне надеясь, что это им как-то.., «Там», поможет. И вдруг, я просто остолбенела, я не поверила своим глазам: Александр Сергеевич Пушкин..., скончался  от ран в феврале!,  1942 года... Представляете, через 105 лет...

Алексей: -   Вы любите гулять на кладбище?

Лика: - Представьте себе, люблю...

Ника: - У нас, все готово! (входят оба с двумя большими блюдами со «всякой всячиной»), я пошла звать папу! 

Андрей: - Ууу!, вы тут тоже, на славу потрудились! (Алексею) Ставим стулья, (подмигивает) «потом поговорим».

Возвращается Ника с отцом.

Он: (у Него хорошее настроение) - Да, уж! Давно пора. А, то я уже начал грызть ногти и косо поглядывать на соломенную шляпу!

Знакомятся. Лика представляет «Ему» Алексея. Рассаживаются: «Он» с торца, в кресле, справа стола, (справа налево): Лика, потом Алексей, Андрей, Ника - с левого торца

Он: Я рад, что в этом доме, с каждым днём становится  все больше настоящих мужчин... Потому что, когда дам много, они становятся особенно ядовиты!

Ника: Папа, а ты и себя туда посчитал?

Он: - Конечно — нет! Фраерка!

Ника: - А, мне кажется, что все наоборот: хорошо, когда женщин больше, Тогда нам легче с вами справиться. Меньше будете сопротивляться! Ведь, все равно, «сдаваться придется».

Он: - Вам, женщинам, всегда все кажется наоборот, чем нам. 

 А, потом: с точки зрения волка, морковка - совершенно бесполезная штука, а вот заяц - очень даже полезная; а с точки зрения зайца: волк - живодер и скотина, а морковка - очень вкусная вещь; а, с точки зрения морковки: волк - премилое животное, а заяц - живодер и скотина! Разные мы... И Слава Богу! От этого нам всем становится веселей жить!

Лика: - Скажите, Алексей: у вас в Кронштадте есть торпедные катера?

Алексей: - А, почему Вас это интересует? Зачем Вам?

Лика: - Со мной, этой весной, на 9 Мая, произошел один курьезный случай. Решила я пойти на «Бессмертный полк».  Нашла дедушкину карточку, - папиного папу, - сходила в фотоателье, они мне там все сделали очень красиво: дедушка в матроске, тельняшке, в бескозырке — молодой симпатичный! Ну, вот сходила я, все было так волнительно, а когда возвращалась к метро, навстречу мне попался один пожилой дядечка, тоже в бескозырке и с, уже хорошо заметным, запахом праздника. Остановился, показал пальцем на фотографию и спрашивает: - Балтика?

Я ему отвечаю: - Балтика!

Он: - Кронштадт?

Я: - Кронштадт!

Он: - Торпедные катера?

Я: - Не знаю!

Тогда он опять: - Ну, как же, - Балтика?

Я: - Балтика.

Он: - Кронштадт?

Я: - Кронштадт.

Он: - Торпедные катера?   (начинают похихикивать)

Лика: - А, я действительно, - мне стыдно, -  не знаю! Но говорю: - Наверное.

Он: - Ну, вот! Громко крикнул: - Моряки, балтийцы — никогда не сдаются! И довольный пошел дальше... (смеются)

Он: - Да, «дедушка» — гвардии главстаршина!, в Кронштадте «оттрубил» две войны: с 39 го, по 47 й... А потом еще почти сорок лет отработал на Балтийском заводе. Вот, были же люди! ...А это у вас что? Не уж-то мед, да ещё, в сотах?

Лика: - Это привез Алексей прямо с пасеки.

Он: (Лике) — Ну-ка, ну-ка, положи мне вот тот кусочек. И налейте мне вина и по больше, у вас какое?, хотя, какая разница.

Ника: - Любопытно: почему это вина побольше, будешь делать медовуху? (Андрей наливает большой бокал, Ника его останавливает.) Может обойдемся без медовухи?

Он: (Андрею) — Лей, лей, не слушай ее: «Не пьющий мужик — гораздо подозрительней пьющей бабы». (Нике) — Это для полноты ощущения воспоминаний!

Ника: - Как ты сложно замаскировал своё желание просто выпить.

Он: - Ничего я не маскировал.  И вряд ли ты знаешь, что чувствует человек когда хочет выпить, потому, что кроме того, что хотеть, надо еще и уметь это делать, а это достигается длительными упражнениями. Ваше здоровье! (жует мед и запивает вином, жмурится от удовольствия)

Андрей: (обращается к Алексею) — Как ты попал в Кронштадт? Тебя же сразу, как самого лучшего на курсе, забрали в «Кораблик». Мы все тогда тебе завидовали: и в Питере, и сразу «в дамки».

Алексей: - Нет, мне там сразу же не понравилась эта штабная канитель. Потом как-то втянулся, свыкся... Но, как оказалось, не на долго. Когда в «Кораблике» началась последняя самая грандиозная претрубация, - ты понимаешь я о чём?, - для меня вопрос поставили ребром: «Или — или, а не нравится — уходи!», на что я ответил: «Не нравится — ухожу!»...  Попал в Кронштадт, скоро получу новую «коробку», куда потом, пока,  не знаю.

Лика: (Алексею) - Скажите, я правильно понимаю: «Кораблик» - это маленький корабль?...Нет?

Ника: - «Кораблик» - это у них «Главный военно-морской штаб», наше 

Адмиралтейство, с корабликом на шпиле, а «Коробка» — это у них боевой корабль, метров сто длинной. И ещё: не вздумай им предложить чай или кофе.., они пьют только компот, при чем, исключительно из сухофруктов

Алексей: - А, ты как? Тебя, помню, сразу же направили «до самой дальней гавани Союза».

Ника: - Вот он там до сих пор и «болтается», тоже командует одной, им страшно (очень) любимой, «Коробкой». 

Андрей: - Ничего, привык. Сразу — не понравилось: только разница по времени - семь часов. Совершенно иной город и лишь Ростральные колонны, как в Питере. Привык, теперь он мне такой же родной, как Питер.

Ника: - А меня сразу удивило то, что там абсолютно нет ворон. Только чайки и сороки, просто (офигенное) огромное количество сорок, при чем, они невероятно крупные.

Он: (Алексею) Так Вы, кроме «коробок» на море, еще разводите и пчел, на берегу? Любопытно, и как Вы это успеваете?

Алексей: - От родителей достались, продать или выпустить — было жалко, память все-таки... Соседи у меня хорошие — помогают.

Он: - Удружили, честное слово, удружили! Ваш мед мне, просто как «бальзам на раны», на старые больные раны. Спасибо! Как он мне, знаете, к стати... Значит, у Вас там, в Приморске, родительский дом... Приморск — до войны, был финский город... Когда-то я  там бывал часто. Красиво: старая лютеранская кирха, скалы, острова и чистое, чистое море..., не то, что здесь...

Алексей: - Вы знаете, мне сей час в голову пришла идея: я Вас приглашаю к себе в гости..., всех вас... (вопросительно смотрит: на «Него», Лику и Андрея с Никой) Правда, как было бы хорошо! У меня есть небольшой катер, сходили бы на острова, порыбачили и лес рядом, грибов — море! Давайте, прямо завтра..? Хотя бы на недельку...

Все переглядываются, в конце все смотрят на «Него».

Он: - Хорошая идея, мне нравится. Езжайте, я уверен, вам понравится, вам это, даже, будет полезно... (видит вопросительные встревоженные взгляды, короткие реплики: - но, как?, - но?, - папа?..) Только — не надо, знаю... Я там был, все видел, мне все там известно, а вы езжайте... будем перезваниваться... Пульт от телевизора можете забрать с собой!

Ника: - Что толку: можно и кнопками на самом телевизоре.

Он: - Правда? А, я не знал. Спасибо, подсказала.

Ника: - Зря радуешься. Мы заберем телевизор!

Алексей: - Я так понимаю, что вы согласны?

Он: - Конечно, они согласны, согласны! Решено, я завтра их ногами к Вам отфутболю!

Звонок в дверь...

Ника: - Ну, и кто это? 

Он: - посмотри с террасы.

Ника подходит в фрагменту ограждения. Смотрит.

Ника: - Какая-то незнакомая девушка... Разберёмся. Я открою. (уходит)

Лика: - Возможно, кто-то из соседей, мы их просили иногда наведываться, мало ли... А может курьер, я их сюда перенаправила...

Входит Ника. В руке визитка.

Ника: (читает визитку) — Лилия Викторовна... Си,Эн,Эн «Свежие Невские Новости», значит, и такие есть.

Он: - Нашли таки...

Ника: - Папа. Это не к тебе... Она спрашивает Лику...

Лика: - ...Меня???... Для чего?.. Странно. Пойду сама узнаю.

Он: - Погоди. Не удобно человека держать у порога, (Нике) зови её сюда, за одно и мы узнаем.

Ника уходит.

Лика: - Это, что за Новости?.., да, еще и Свежие? Не пойму...

Входит Ника и Лёля. Лёля с сумочкой на плече, блокнотом и ручкой в одной руке и диктофоном в другой. Вся такая — растакая...

Лёля: - (виновато разводит руками) - Ради Бога, простите. Я, кажется, не вовремя...

Он: - Вовремя, вовремя. (заинтересовано) Мы Вас как раз и ждали. (подходит, берет за руку и ведет к столу) Присоединяйтесь. «Потом поговорим».

Андрей берёт ещё один стул и ставит его между собой и Алексеем, помогает Лёле снять сумочку, Лика подает столовый прибор. Ника подозрительно (неодобрительно) смотрит на Андрея, потом решительно меняет приборы: свой и Андрея.

Ника: (Андрею) - Сюда, садись! (указывает на свое место)

Андрей: - Почему?..

Ника: - Потому, что у тебя оказалась сильно подмоченная репутация.

Лёля: - Как-то неловко.., всё очень неожиданно. Я думала, что меня просто попрут отсюда, а тут, вдруг... (обращается к «Нему») А, можно, я потом и Вам задам, хотя бы, пару вопросов. Такую удачу упускать никак нельзя...

Ника: - А, придется...

Он: - При дамах, только о дамах. (поднимает бокал) За (наших, за прекрасных) дам! (мужчины встали)

Ника: - Ага, что я говорила, испугались! Как только ваше «численное преимущество» испарилось, сразу начали подлизываться.

Лёля: - А мне нравится, когда мужчин больше, чем женщин.

Ника: - Еще бы... 

Лёля: - Да. Да!

Он: - Лёля, позвольте мне Вам дать один совет?

Леля: - С интересом слушаю.

Он: - Никогда...Старайтесь как можно реже, говорить слово: - Да.

Леля: - Почему?

Он: - Потому, что женщина должна всегда быть на чеку, как дипломат. Если дипломат говорит — нет, то это — может быть. Если дипломат говорит — может быть, то это — да. А, если дипломат говорит — да, то это не дипломат.

Лёля: - Согласна. Вы правы. Но я такая...

Ника: - Непостоянная и влюбчивая...

Лёля: - ...Вы знаете, - да.

Он: - Тогда Вам еще один совет: по больше читайте И.Тургенева или И.Бунина. Не французов. Не Мопассана, не Бальзака, не Гюго или Дюма, а Ивана Бунина или, лучше раннего, Ивана Тургенева. Если ты хочешь узнать, что такое первая, юношеская, сильная и чистая любовь — возьми И.Тургенева. А, если тебе хочется узнать, какая любовь взрослая, зрелая — любовь души и тела, любовь мужчины и любовь женщины — такой, какая она есть (по моему, вершина - "Чистый понедельник"), то лучше, чем И.Бунин, мне так кажется, никто не написал. Где-то в этом ряду стоит "Гранатовый браслет А.Куприна...

Ника: - А мне, почему-то, всегда вспоминается «Собор Парижской Богоматери»... 

У Лёли падает на пол хлеб. Алексей его поднимает. Все смотрят на хлеб.

Лика: - Дайте его сюда. Я пойду на террасу, раскрошу птицам. Берет хлеб и идет. Алексей идет за ней. Подходят к фрагменту перил (ограждения).

Лика: - Вот моя палуба, мой мостик. Я люблю здесь стоять... и смотреть в небо...

Алексей: - Я тоже очень люблю смотреть в небо. Завтра, когда Вы ко мне приедете, я вам покажу свой любимый «мостик» и расскажу про море как его вижу я и за что его люблю.

Лика: - Почему Вы решили, что я непременно завтра поеду? Я еще не решила.

Алексей: - Я помню: дипломат не должен говорить — «Да». Мне достаточно: - «Может быть».

Лика: - ….Любопытно... Скажите сейчас: что же... именно, что Вам больше всего нравится в море?

Алексей: - Вы не поверите - ...Небо! Небо и море вместе.

Лика: - Вы надо мной смеётесь?

Начинает тихо, фоном звучать: Шопен. Нежность.(Полёт)

Алексей: - Ни чуть. Моря без неба не бывает. Небо и море.., они всегда вместе, они такие как Ваши глаза...  Когда мы выходим в открытое море, то куда бы ты не посмотрел, везде одна и та же картина: море и небо.., только море и небо и ничего больше... Знаете, порой, когда долго смотришь на эти две неразлучные  стихии, то  это так сильно  захватывает, что  так и хочется подпрыгнуть над мостиком и..., и полететь, как чайка, кружить и кружить, то взмывать высоко в небо, то чуть ли не нырять в океан... Почему Вы так улыбаетесь?

Лика: - Знаете мне сегодня приснился точно такой же сон...

Алексей: - Расскажите?

Лика: - ...Я, не знаю... Это как-то... 

Алексей: - Мне просто оччень хочется знать: как это у Вас... получается?

Лика: - Вы будете смеяться.

Алексей: - Не буду! С чего?

Лика: - Хорошо. ...Мне приснилось, что я, будто бы, зачем-то пошла в лес, где мне было почему-то холодно и страшно. Но лес, внезапно кончился. Я  вышла в чистое поле.., которое заканчивалось крутым обрывом к морю, но я смело к нему подхожу и стою на на самом его краю..,  на самом, самом краю, еще шаг, даже маленький шажок и... Но я, почему-то этого не боюсь, мне совсем не страшно, мне, даже, весело и я смеюсь, смеюсь долго и громко. Подо мной, до самого горизонта распахнулось море, а над ним бирюзовое небо, тоже, до самого горизонта. Я думаю, как мне спуститься к морю, я хочу это сделать побыстрей, но спуска нигде не вижу. Вокруг меня кругами летают чайки и о чем-то мне громко кричат. Неожиданно я подумала: а, что если... Если взять и самой попробовать. Вот море и я умею плавать и вот небо, почему бы не попробовать полететь?.. И я сильно, сильно напрягаю все своё тело, закрываю глаза и, о, чудо!, я отрываюсь от земли и... и лечу!.. У меня захватывает дух от восторга и огромной радости...  Как это было приятно, радостно... и просто!...

Оба с восторгом и удивлением смотрят друг на друга... Музыкальный фон резко обрывается. Звучит автомобильный сигнал. (Оба вздрагивают) Оба, с террасы, смотрят (в зал).

Он: - Любопытно, на этот раз — кто?

Лика: - Это наш сосед. Он не может выехать из своих ворот. Леля, ему мешает  Ваша машина...

Лёля: - Я совсем про неё..., про всё забыла. Мне ведь уже и пора...

Ника: - ...честь знать.

Лёля: - Пора, то — пора, а как же задание? Лика! Только два вопроса! Пожалуйста? Только два!

Лика: - Хорошо. Но, только два. Пойдемте, я Вас провожу, а то сосед Вам сейчас может такого наговорить.

Быстро прощаются. Лёля и Лика уходят. К Алексею подходит Андрей.

Андрей: - Я вижу, дружище, она тебе понравилась... Смелее, (пока) она свободна.

Алексей: - Мне, тоже, пора. Я там все бросил на произвол судьбы. Да и  к вашему приезду надо кое-что подготовить. Вы же приедете завтра?..

Андрей: - Надеюсь, что да... Как девчонки?..

Алексей: - Ничего не знаю! На тебя вся надежда. Делай, что хочешь, но чтобы вы, все! Трое! Завтра, как по свистку (боцмана). Прошу, постарайся!

Андрей: - «Он постарается».

Возвращается Лика. Видно, что она чем-то расстроена. Ника — Лике:

Ника: - Ну, и что ей было надо?

Лика: - Так, ерунда. Стоило за этим сюда было ехать. (Ника продолжает вопросительно на нее смотреть) Правда — ерунда. Не стоит.

Ника: - Как хочешь.

К ним подходит Алексей и Андрей.

Алексей: - Мне пора. Спасибо. Большое спасибо! Я буду всех вас ждать завтра. Непременно буду оччень ждать. (подходит к Ему) — И Вас! Правда. Приезжайте!

Он: - Непременно приеду!..., но не завтра. Потом как-нибудь. А их всех завтра выпровожу. Не переживайте.

Алексей подходит снова к дамам, раскланивается.

Ника: - Мы Вас проводим. (смотрит на Лику) Мы все Вас проводим!

Все, кроме Его, уходят. Он пододвинул к себе все блюдо с мёдом, долго нюхает, потом, закрыв глаза и запрокинув голову, откидывается в кресле... сам с собой, но «Ей». Начинает тихо, фоном звучать мелодия «Полет».

Он: - Я уверен, что у всех, у всех их жизнь движется по кругу. Разница лишь в том, что у одних этот круг меньше, а у других больше... Главное, что по кругу.  Рано или поздно мы все возвращаемся  к тому (туда) откуда (из чего) ушел (вышел)...    «Люди, львы, орлы, куропатки...».  У меня сегодня праздник! ...Мой круг замкнулся...  Стоило было так долго суетиться в этом мире, когда в самом её конце понимаешь, что все ради чего ты жил, абсолютно все! - это совершеннейшая чепуха. (Встает, наливает вина. Стоя) ... Я всю жизнь бился с рифмами, размерами, строфами, тактами..., боролся за Славу, упивался ею, как вином. Гонялся за рейтингами, за гонорарами..., за девочками... Цветы, коньяки, «Халва в шоколаде»... «Как хорошо мы плохо жили». ...А, оказывается, что все — зря... Оказывается, что главное в моей жизни было совсем другое... другое -  вот этот простой запах меда... (Мелодия стихает. 

Входят Ника и Андрей)

Ника: - Тебе, что плохо?

Он: - Нет. Совсем наоборот, мне хорошо. Просто я захотел еще немного вина.

Ника: - Как хочется ответить в рифму. Тебе напомнить, что кроме родниковой воды, доктор тебе все запретил. К стати, вспомнила! (К «Нему») Родник, у Николиной горы, не пересох?

Он: - Нет. Его даже облагородили, сделали удобный подход.

Входит Лика.

Ника: - Вот и прекрасно. Так захотелось родниковой воды. Вспомнить детство. Мы часто ходили туда с мамой. (Лике) — У нас осталась канистра для воды?

Лика: - Осталась.

Ника: - Прекрасно. Дай ему (Андрею) канистру и покажи направление куда ему идти. 

Андрей: - Да, я и сам знаю. Ты, что забыла? Помнишь, мы как-то с тобой туда ходили... давно.

Лика и Андрей уходят. Ника достаёт телефон, делает две попытки дозвониться.

Ника:- Пол-дня звоню, «а в ответ тишина». (Кладет телефон на буфет)

Он: - Есть проблемы?

Ника: - Маленькие. Оставили нашего Черныша подруге... Хотела узнать: как он там? Дозвониться не могу. Начинаю волноваться.

Он: - За подругу?

Ника: - За Черныша, конечно!

Входит Лика. «Он» поднимаясь с кресла.

Он: - Пойду-ка я немного пройдусь, моя погода. (Направляется к двери)

Лика: (Его останавливает) - Скажи, чтоб мы знали, куда? И не забудь телефон.

Он: - К Анне Андреевне (Ахматовой). Я, туда и обратно.

Лика: - Возьми этот букет. (подаёт ему букет Алексея) Ей понравится. 

Она тоже любила именно такие. («Он» Берет цветы и уходит).

Ника и Лика убирают со стола.

Ника: - Зачем? Это же подарок Алексея! Он, что тебя обидел?

Лика: - Нет, не обидел, совсем наоборот, удивил, даже растрогал... Но ни к чему всё это. Поздно...

Ника: - Поживем, увидим... А, мне он понравился: оччень приятный пчеловод... И, все таки! Что хотела эта Лёля? Я же вижу, что она тебя чем-то расстроила...

Лика: - Она хотела, что бы я ей рассказала, как хорошо и дружно я живу с Виктором. Нарисовать ей картину эдакой идиллии. Такое у ней было задание.

Ника: - Не понимаю...

Лика: - Коротко. У каждой коммерческой структуры есть своя «Крыша», своя «Банда», но им еще нужно хорошее «прикрытие» в «Самом верху», вот он для этого  кого-то туда активно продвигает.

Ника: - Ты-то причем?!

Лика: - Ему надо создать вокруг себя этакой ореол сплошной благодати, чистоты и праведности. Для этого и подключают прессу. В общем, я послала эти все их «заморочки» «далеко и по женски» и всё сказала, как есть. Теперь мне ничего не страшно, теперь мне ничего не стыдно... 

Входит Андрей с водой. Ника берет графин. Андрею:

Ника: - Скорее наливай!  (Ставит графин на стол, берет стакан, наливает и с большим удовольствием пьет) — Какая прелесть, такая же как в детстве! (ставит стакан, Андрею) — Ставь воду сюда, бери посуду (указывает на большую стопку грязной посуды на столе), пойдем на кухню, будешь мыть. (оба уходят на кухню).

Лика одна. Наливает себе воды и тоже с удовольствием пьет:

Лика: - И правда, как в детстве... (Убирает все со стола, берет в руки вазу из-под цветов, прижимает её к себе..., потом застилает свежую скатерть, ставит в середину стола поднос, на него графин с водой и два стакана, забирает остатки посуды и уходит на кухню).

Входит «Он». Садится в кресло, видит воду. Встает, наливает себе. Пьет.

Он: - И правда, какая чудесная! Раньше почему-то не замечал...

Садится в кресло, берет пульт, включает телевизор. Сидит в кресле и смотрит телевизор. Передают какой-то концерт. Звучит голос конферансье: «Александр Градский, «Как молоды мы были». Входит Ника.

Ника: - Я, кажется, где-то тут забыла телефон... Ищет. Находит. Звонит по телефону. Уже прозвучал первый куплет.

Ника: - Ну, наконец! Весь день не могу к тебе дозвониться. Что?... Папа! Сделай, пожалуйста, потише, что-то плохо слышно. Нет это я не тебе...забарахлил двигатель... решил сам посмотреть... а галстук на ремень вентилятора... все лицо... нос и губы... рентген... да, да, конечно — потом. Созвонимся. 

Заканчивает разговор. (сама себе)

Ника: -  Главное, что глаза и зубы целы. И  зачем он туда полез, ведь он в этом разбирается не больше моего. (Ника, как-будто, что-то вспомнив,) - Надо как-то завтра не забыть, а то неудобно будет... (решительно уходит). 

«Он» добавляет громкость: звучит последний куплет. Выключает телевизор, бросает пульт на стол. Медленно в задумчивости встает и идет к себе, на ходу:

Он: - «Эх... испортил песню... дуррак!»!   

Занавес. Антракт.

 Третий акт:    Прошло три недели.

Кабинет. Вся обстановка та же.

Ника разбирает бумаги на столе, напевая... входит Лика 

Ника: --Я решила у отца немного прибраться. 

Лика: --Давай, но нам за это здорово от него влетит. 

Ника: --Не влетит. Мы будем все делать «аккуратно, но больно»! Он и не заметит. 

Лика: (вздыхает) —Хотелось бы. Но, он так привык к этому своему беспорядку, что уже, в самом деле, считает, что это и есть порядок. И всегда ругается: - Опять эти «золотые ручки» здесь мне все перепутали, не смей ими здесь ни к чему дотрагиваться! От их прикосновения остаются одни черепки! 

Ника: (хлопает рукой по драпировке) - Сорвать бы все это, как говаривала мама, «к едрени-фени» и сделать нормальный ремонт. Ему на неделю запретили вставать? Успели бы. Пыли, пыли-то сколько! 

Лика: - Ты, что!, хочешь, что бы он нас снова «послал»: « - Прелести мои, а, не пошли бы вы обе: — далеко и по-женски!». Лично я — не хочу!

Ника: - Предпочитаю, «далеко», но «по—мужски»...

Лика: - Даже, и не думай! Акустика. Звукоизоляция. Тогда, он нас точно прибьет или придушит! 

Ника: – А, я — думаю.  (сама себе) Или придушит... Разберемся, сестренка, разберемся и прорвемся!      Как он сам любит говорить: - Плохие люди не умирают! А, это значит, что мы с тобой, будем жить вечно! (обе смеются).

Лика: - Согласна. Но, все-таки, драпировку трогать не будем, просто пропылесосим...

Ника: (находит на столе фотоальбом. Листает)

Ника: - Я, кажется начинаю понемногу понимать: почему у него, с мамой, было все так сложно. Два таких одинаковых человека, долго вместе жить не могут. Это как два одинаковых полюса: они одинаковы, потому и отталкиваются друг от друга, несмотря ни на какую духовную близость и родство душ...

Лика: - Я тоже думала об этом. ...Но и совсем друг без друга они тоже не могут. Как два близнеца. К стати, тебе досталась вся её «начинка».

Ника: - А, тебе — «оболочка». (обнимают друг-друга)...Я хорошо помню: я тогда училась во втором классе, ты в третьем,  Мы жили у бабушки и последний месяц нас к ней не пускали... Ни нас, ни папы с ней рядом не было. Она ушла одна. (Как бы, спохватывается) ...Слушай! Мне же надо  к ней сходить перед отъездом,  попрощаться. Давай сегодня, вечером, после обеда?

Лика: - Давай. 

Лика шарит в рояле в районе струн самых высоких нот, достает какой-то хлам (расческу, карандаши, мятую бумагу). Находит колечко. Внимательно его рассматривает. Показывая Нике: - Посмотри... Это же мамино, как оно тут оказалось?,  как оно могло сюда попасть? 

Ника: - Ну, да.., мамино, обручальное, с маленьким синим камушком, цвета её глаз, как, в прочем, и твоих.  Может это он его туда положил?

Лика: - Вряд-ли, он туда никогда не заглядывает. Он туда только может положить, а чаще с досады бросить, что-то ему не нужное... Я однажды нашла там пустую бутылку.

Ника: - Тогда кто-же?.. Не Святой же дух 

Надувается занавеска...

Лика: - Не знаю. 

Ника: - Ну, не могло же оно само туда закатиться. Кто-то его туда положил?

Лика: -Как-то всё это очень странно, не понятно... Ника, мне кажется... оно теплое, потрогай...

Ника: - Да, ну тебя! То, «Ночные разговоры», теперь кольцо. Вот ты его  нашла, значит оно и предназначено тебе... От Мамы, - это всегда на счастье...Кто знает? Может еще и пригодится. Подмигивает...

Плавно, но очень сильно (как одобрение) надувается занавеска. Лика протирает рояль сверху и кладет на него кольцо.

Ника: Сестренка, скажи: как у тебя с Алексеем? Я вижу, тебе он нравится.

Лика: - Нравится. Он открыт и искренен, это сразу чувствуется... Но не в этом дело...

Ника: - А, в чем?

Лика: - ...Поздно. Уже, все поздно.

Ника: - Ну, почему же поздно?! Да, у него была семья, да, у него есть дети. Взрослый сын ...Хорошо бы и у меня все так случилось... Но и ты, тоже, не девочка. Дети, у вас обоих, и они уже выросли, не успеешь оглянуться, как станешь бабушкой.

Лика: -Нет, нет! Я твердо решила! Это не возможно. Это слишком безрассудно. А бабушкой стать — я и так, -  совершенно, не боюсь.

Ника: - В этом деле рассудок только мешает... 

Лика: -...А, потом, он мне сам ничего такого не говорил, так одни разговоры, намеки. 

Ника: - Скажет! Ну, а тебе-то он — как? По душе? По моему, он еще, очченно даже — ничего!, не истаскался... 

Лика: - Ника! Перестань! Давай не будем. 

Ника: (на распев, на мелодию: «Давай закурим») Давай не будем!, а если будем, то не здесь... 

Лика:  (подходит к окну)- Надо здесь  хорошо, хорошо все проветрить. (открывает окно)? Здесь все пропиталось каким-то странным, но очень знакомым запахом, как-будто тут недавно ели мед...точно! Я вспомнила: так пахло от Алексея, когда он к нам приезжал, на залив, прямо с пасеки. ... Я спрашивала у отца, про этот странный запах, он говорит, что так пахнет музыка...

Ника: Лика, прикрой, пожалуйста, окно, достаточно и форточки...Мне кажется, что из него веет каким-то... странным теплом?, видимо на улице сильно жарко. ... А,  пахнет здесь не медом а пылью. Ладно. Ты тут заканчивай, а я пойду посмотрю: как он? Да, и укол скоро надо будет делать. (на ходу) Представляешь, он страшно боится уколов! Говорит: - Лучше бы ты меня пырнула ножом, чем иголкой.

У Ники звонит мобильник. Останавливается у самой двери. Смотрит:

Ника: - Ну, наконец! Уже прилетел? Уже дома? Как наш Чернышок? Визжит от радости?.. Ты с этим, 7-м флотом, сильно не заморачивайся, отпугни и ладно, главное, помни, что скоро приедет Андрюша, ты должен быть дома...Начхать на Японию... и на Корею..., на обе Кореи...(..Звонок в дверь). Все, всё, подробности — потом! До связи! (Смотрит на Лику, та безразлично машет рукой) — Я открою.

Входят: Ника и Виктор, с охранником. 

Ника: - Хорошо, что не девятнадцатый век, Витя. А то бы ты  заезжал прямо на лошади, с холопами и с собаками! (Закрывает дверь и уходит)

Виктор: (Одежда на нем другая, но такая же несуразная, в руке журнал: Си, эН, эН: Свежие Невские Новости. Начинает говорить с порога) - Ты представляешь, что ты наделала? Кто тебя тянул за язык?..

Лика: - Не представляю. ...и что же я наделала?

Виктор: (Подает ей журнал) Зачем ты ей сказала, что мы уже давно вместе  не живем? Зачем? Я тебе и так дал полную свободу: живи как хочешь, но мне-то не мешай!

Лика: - Я сказала правду. (Листает журнал) Ну, надо же: «всего два вопроса», а статья получилась на пол журнала. И фотки такие забавные: ты, что специально позировал?

Виктор: - Зря веселишься, это и тебе вылезет боком, я лишу тебя «полного пенсиона». Твой счет в банке с сегодняшнего дня, будет заблокирован.

Лика: - И детей?

Виктор: - Нет. Дети мои и я, для них, буду продолжать делать всё! А вот ты останешься «на бобах».., в старой квартире. Ты зачем подала на развод? Скажи мне, зачем? Какая такая была в этом острая необходимость? Ты, что собралась замуж? Объясни мне, я просто не понимаю!

Лика: - Представь себе, собралась.

Виктор: - Да, ладно! Не смеши меня. Кому ты нужна в сорок, с гаком, лет? Какому-нибудь нищему пенсионеру, с диабетом? Да и то вряд ли. Кому ты нужна нищей?! 

Лика: - Именно, пенсионеру! Тебя-то, что не устраивает?  Тебе, что от меня надо?

Виктор: - (Охраннику) Подожди в гостиной.

Охранник: - Виктор Палыч, инструкция.

Виктор: - Иди... (Охранник мнется, но нехотя уходит)

Виктор: - Понимаешь. Я могу развалить это твоё бракоразводное дело в два счета, ты не знаешь моих скрытых возможностей, но не буду. Теперь выходит другой расклад...

Лика: - Мне глубоко начхать на твои расклады! Говори что тебе от меня надо  и уходи!

Виктор: - А, ты стала смелая, даже слишком! Не торопись, сейчас уйду. «...Она сказала правду».., теперь она, твоя правда, и тебе будет с горчицей и хреном.  Ты ни чему теперь сильно не удивляйся, потому, что, с сегодняшнего дня, ты будешь для всех:  неверная жена, которая оговорила мужа, чтобы получить развод. Уверяю тебя, я это сделаю. Как тебе, такой расклад?

Лика: - Не сомневайся, я с этой ролью справлюсь... Все?!

Виктор: - Мне нравится, как ты сейчас «держишь удар», но что с тобой будет завтра? Ты же сама ко мне приползешь, и будешь мне руки целовать, что бы я тебя взял назад. Но все, «радость моя», поезд ушел... Вот теперь — все! Теперь ухожу... нав-сег-да! 

Звонок в дверь. Входит Ника с Алексеем. Алексей в парадной форме капитана первого ранга. В руке у него букет цветов.

Ника: - Лика, к тебе (еще один) гость. 

Виктор и Алексей какое-то время стоят и молча смотрят друг на друга. Виктор уходит.

Ника: - Ну, и я пошла, пора делать папе укол. (Уходит).

Алексей: - Извините, что без предупреждения (приглашения), Я просто не знал, как с Вами ещё связаться, Ваш телефон или молчит или вообще отключен... Это Вам. (Подает букет)

Лика: - Сегодня он вновь заработает. (Берет цветы, прижимает их к себе) Спасибо. Как хорошо, что вы их не купили, а принесли свои, из Вашего сада. Они по настоящему пахнут.

Алексей: - Я так и знал, что Вам понравятся именно такие.

Лика: - А, Вам оччень идет форма, Вы в ней кажетесь совсем другим. Каким-то строгим, торжественным, даже, каким-то, неприступным. И совсем уж не похожим на того «пасечника», которым Вы мне показались, тогда, «На заливе».

Алексей: - Да. Тогда все забавно вышло. Я думал, что Вы меня примите за вора.

Лика: - А, Вы почему в форме?

Алексей: - Я сегодня с вечера (вечером) заступаю... На сколько.., и когда вернусь? - не знаю... Вот и решил, что пусть, пусть — это будет сегодня.

Лика: - Что за загадки?.. Вы присядьте, может чаю, кофе? Есть яблочный компот из Ваших яблок, что Вы передали с Андреем. Надо же — два ведра!..

Алексей: - (Остается стоять) Спасибо, не беспокойтесь. Я совсем не надолго...

Занавеска на окне сначала колышется, потом надувается. Тихо-тихо звучит Карузо.

Алексей: - У меня к Вам только одна большая просьба: выслушайте меня до конца, и не о чем, пока, не спрашиваете! А, я постараюсь, как можно коротко.

Лика: - Хорошо, хорошо.  Да, не волнуйтесь Вы так. Я буду Вас слушать.

Алексей: - Мы так коротко (мало) с Вами знакомы, я боюсь, что мои слова Вам покажутся обидными, но не пугайтесь — это не так. Просто они будут искренны.

Лика: - Знаю, Вы искренен.

Алексей: - Я, конечно же понимаю, что многое, очень многое есть и еще будет против этого, но я все же надеюсь... Я все же скажу... Я люблю Вас... (мелодия резко обрывается)

Лика: (поворачивается к нему спиной, закрывая лицо (губы) одной рукой, в другой цветы, сама себе) - Как же это все таки чертовски приятно слышать.

Алексей: - И пусть Вам не покажутся мои слова пустыми и скороспелыми, я знаю, я очень хорошо знаю себя, это именно так... Я ни о чем Вас не прошу, я просто хочу, чтобы Вы об этом знали...

Занавеска тревожно колышется.

Лика: (сама себе) — Теперь знаю... и как, оказывается, мне самой приятно это знать...

Алексей: - Вы обиделись? Прошу Вас не надо. Не надо мне отвечать. Я все понимаю...

Лика: (сама себе) — Ничего ты не понимаешь... 

Поворачивается к нему лицом.

Лика: - Алеша, родной! Даже, если бы мы оба этого сильно, сильно захотели, то это все-равно было бы невозможно! ...Так, как все это уже поздно... Слишком поздно. (она подходит к нему на вытянутую руку, смотрят друг-другу в глаза) Нам поздно все начинать с начала.  (она протягивает к нему руку.., но в последний момент, - нет!) Прости....(отходя к роялю) ...Но, если у Вас будет желание, приходите к нам в гости. Когда вернетесь. Я с папой буду Вам всегда рада. (кладет цветы на рояль, рядом с кольцом. Стоит спиной. Он медленно подходит осторожно берет ее руку и целует).

Алексей: - Обязательно приду! Я помню: «настоящий дипломат никогда не должен говорить - «Да!»... (Одевает фуражку, отдает честь и уходит).

Лика: (в след)  - Удачи! 

Лика, как бы машинально, заканчивает протирать рояль, аккуратно складывает ноты, декламирует:

Лика: - «...Я знаю, я верю, я очень хочу! 

Начать всё с тобой сначала.

 Я новые песни тебе напишу...»...

Садится  на круглый стульчик-вертушку, ненадолго задумывается..., машинально листает нотную тетрадь. Извлекает несколько минорных аккордов (легато). Играет мелодию в миноре («Полёт») и речитативом: 

Лика: - А между нами тысяча нельзя.

 А между нами тысяча препятствий.

 И даже заикнуться про себя, 

Об этом нам нельзя,

Мы над собой не властны...

Потом поднимет обе руки над клавишами, на какое-то время замирает, потом  с силой по них ударяет, извлекая мажорный септ-аккорд, с удвоенной квинтой,  резко нажав обе педали сразу... закрывает крышку рояля, берёт кольцо, цветы и почти убегает...

Занавеска надувается пузырём.

Сцена пуста. Тихо начинает звучать «Романс». Затемнение. 

Конец третьей картины.

Акт третий. Картина четвертая.

Продолжает тихо звучать «Романс», потом плавно совсем затихает.

Ночь. Полумрак. Только легонько светится проем окна. Входит «Он». Подходит к столу. 

Он: - «Строгий постельный», ну, просто «оччень строгий»! Они забыли, что я уже давно живу по ночам. Как крыса! Мне никто не мешает и я никому не мешаю, как на кладбище… (включает настольную лампу) Где же мой дневник?.. А,а,а... Снова эти «прелести» мне здесь все перепутали!  Спинным мозгом чую, это все Ника затеяла! У,у,.. «выдра»! (Достает из стола бумаги, что-то ищет... Потом замирает, закрыв глаза... и тихонько садится в кресло.).  - ...И, все-таки какой странный сон: «один бемоль при ключе....»....моя любимая, «тревожная», тональность. Как же мне не забыть, надо быстро, быстро.., надо успеть записать... (снова начинает искать).  - Что-то у меня немеет рука... Как-будто отлежал... (Растирает левую руку).  - Сейчас пройдет. (расслабляется и удобно располагается в кресле).  - Странно..., но у меня совершенно перестала болеть голова... Как давно такого не было. Я уже совсем забыл как это бывает, когда она не болит. Хорошо...(находит дневник) — Вот  же он, мой дневничок... (листает, потом читает в слух) - «...Сегодня трудный день... Не потому, что сильно устал физически, а трудный для души, для сердца.... Трудно безвозвратно терять родных или близких людей, даже, просто соседей, - это тяжело, до невыносимости, иногда - очень, очень, - но понятно разуму, потому, что это естественно... А тут - ни кто не умер, а ушел... Ушел из сердца, из ума, из памяти, из души!... Тот, кто недавно был едва не ближе самых близких родственников, а то и ближе, с которым открывал душу как перед Богом (Господи, прости!)... И, не умер или уехал в Австралию, не заболел страшной болезнью, не попал в сети антихристовой веры... А ушел... ... Память - страшная вещь, - она не дает отнестись к этому «с легонца», как к  чему-то необычному, но возможному в этой жизни. Она ни как не дает покоя: терзая сомнениями, раздумьями, сравнениями, возможными вариантами... Всё - свершилось, ничего изменить нельзя, но как трудно это уразуметь, понять, смириться и принять, как должное... Что же делать?..  Не знаю!.........»

Встревожено колышется занавеска. Потом надувается. Появляется «Она». Медленно и плавно выходит.

Она: - Опять не спишь, опять один... (принюхивается) У тебя так приятно пахнет медом... Я тебе даже завидую: Как ты очень хорошо научился быть счастливым в своем одиночестве. (улыбается) Как крыса.  А главное, что тебе ещё продолжают снится «вещие сны»? ...Так ты называл сны в которых к тебе приходила «твоя капризная муза».

Он: - Все очень просто ...«богат не тот, у кого  много, а тот, кому хватает». Я научился обходиться малым, "протягивать ножки по одежке", жить и радоваться тому, что есть. 

Она: -  Как жаль, что это ты стал понимать так поздно. Как, действительно это просто.., но как тяжело и долго ты к этому шел. Мы шли. Какое-то время мы шли рядом... Но: «В жизни есть конец всему: дружбе, любви, надежде, отчаянью, счастью, страданиям, многому чему ещё. Но нет конца лишь одному — воспоминаниям.»...

 Он: - Да, теперь, для меня, это - Просто... Просто, в моей жизни наступил тот (то время) момент, когда мне (снова) уже ничего не страшно... 

Она: - Помню... У нас было такое время. Я только его и стараюсь помнить.

Он: - Знаешь, и в одиночестве, тоже, есть своя прелесть, - это как уютный, привычный, родной, надежный родительский дом или квартира. В ней хорошо и спокойно. Конечно, из неё можно иногда выходить, но только, для встречи с чем-то или кем-то, дающим надежду на будущее и, ни в коем случае, напоминающем о прошлом, причём, - любом прошлом...

Она: - «И тогда жить становится легко, но противно...».

 И что? Совсем ничто больше не тревожит? Ничто не мучает? А, как же «капризная муза»? Тоже не тревожит? 

Он: - Почти... (декламирует): «...Да, я один, но нету страха, - я одиночество люблю, - и не волнует меня плаха — о долгой жизни не молю. Вот, что хочу, того не вижу, но никого тем не обижу, то, что посеял, то пожну...»... Знаешь, меня больше тревожит другое: надоело ждать, «когда же  Аннушка, наконец-то купит это клятое «масло»... Меня все больше волнует то, что моё время уходит. И теперь все, что я когда-то мог и еще могу, - уже не так, как раньше, - но все таки!, уходит из под моего влияния и я ничего уже не могу с этим поделать. Это теперь не в моих силах... Еще немного и все, всё уйдет безвозвратно: как первый поцелуй, первая женщина и все, что в недавнем прошлом было так легко и просто..., как ушла ты и Запах мёда...

Она: - Судьбу не обманешь. Надо просто верить и ждать... Помнишь, каньон у подножья Эльбруса? (Мы с тобой тогда первый раз поднялись на его Восточную вершину?)  Тогда мы оба сильно полюбили не только друг-друга, но и горы.  Помнишь как мы по нему шли и боялись, но не за себя, а друг за друга. Слева река, справа длинная, длинная отвесная скала с которой все время, на тропу, падали камни?.. Другого пути нет...  «...Бежать - бесполезно, стоять - глупо, избежать - невозможно, возвратиться — стыдно. Надо было просто верить, верить, искренно верить и идти...». Сейчас тебе тоже надо верить, не ждать, а «искренно верить и идти»...

Он: - Я и так: верю, терплю и верю... Но, все равно жду! А потом очень хотелось бы сначала туда заглянуть. Любопытно, однако...

Она: - Что ж, это можно легко сделать... Ты пробовал, перед зеркалом, долго,  долго смотреть себе в глаза. Получается, что ты смотришь — сам в себя. Сначала становится просто тревожно, потом тебя охватывает беспокойство, а потом по-настоящему становится страшно. А, главное, что смотреть себе в глаза — невыносимо стыдно! ...Такое ощущение, что ты смотришь не в себя, а в бездну, а бездна смотрит в тебя.  Очень хочется отвести взгляд, закрыть лицо руками, спрятаться, убежать! Но, если терпеть и продолжать смотреть, в самого себя, наступит «момент истины». Момент, когда становится ясно: кто ты?, откуда? и зачем?, а главное — За что! Смотреть себе в глаза - это чертовски эффективное чистилище... Попробуй.

Он: - Не хочу. Знаю. Однако ты заговорила какими-то загадками...

Она: - Просто, я знаю правду о том, что будет и, поэтому, ее не боюсь, а ты ее, еще не зная,  боишься...

Он: -...Это ты про ...смерть?

Она: - Это я про все: про жизнь, про смерть про любовь и ненависть , про гениальность и злодейство, милосердие и справедливость,,, и еще много, много про что … - это та Истина, которую тебе еще предстоит познать, не торопись: Истинна познаваема, но «процесс познания бесконечен» и заключается, как не странно, в самом процессе этого самого познания, этой самой Истины...

Он: - Очень мудрено... Можно по проще?

Она: - Можно. Надо просто искренне верить.

Он: - Но это было бы слишком просто.

Она: - А, ты попробуй!

Он: - Что, прямо сей час?

Она: - Почему, нет! Ведь, ты же считаешь, что это так просто...

Он: - Однажды в моей жизни была такая возможность заглянуть туда, «в бездну», и даже там остаться... Но всему этому, как ни странно, ты сама мне и помешала...

Она: - Вспомнил?.. Все правильно, тогда тебе не показалось, это была я.

Он: - ...Я опаздывал на самолет и все время торопил таксиста, как, вдруг, мне показалось, что я увидел тебя в толпе прохожих. Я хорошо понимал, что этого не может быть, потому, что тебя уже давно нет, но не верить своим глазам?..Помню, это было на мосту через Обводный и таксист категорически отказался там притормозить. А, когда он остановился и я побежал тебя догонять, то было уже поздно. Я окончательно тебя потерял где-то у нашей Крестовоздвиженки... На самолет я опоздал..., а потом я узнал, что он пропал над морем...

Она: -  Я не могла помочь всем, я могла спасти только одного... я выбрала тебя...

Он: - Зачем?.. Мы бы, уже давно, были бы вместе...

Она:  (Рассматривает и перебирает ноты на рояле) - Во-первых: ты тогда еще не написал своей главной песни. А мне так хотелось, что бы она была... и потом осталась людям, как память о нас. Потому, что там все было про нас...

Он: - «Не возможно потерять то, чего не имеешь...». Должен тебя огорчить:  это не «самая главная». Самую главную я так и не написал. 

Она: - Интересно, почему ты так думаешь?

Он: - ...Мне рассказывал один геолог, как, однажды, они , в таежной речке, на перекате, ловили оглушенную рыбу. Так вот он сильно сокрушался тому, что самую крупную они упускали, она проплывала мимо... Замысел и то, что в реальности получается — совсем разные вещи...

Она: - «Все, что мимо, то не твоё». Об этом жалеть не стоит. Тебе удавался и "крупный улов".

Он: - А, во вторых?

Она: - Здесь вместе могут быть только те, кто ушел в никуда... Если оба ушли «в никуда», а не к кому-то... И для этого у каждого есть всего одна возможность, одна попытка.

Он встает, подходит к шкафу. Берет бутылку Конька и снифтер. Наливает, пьет. Снова наливает и возвращается с бокалом в кресло.

Он: - Опять загадками?..                                                                                                                                                                                                       Она: -  Я говорю не загадками, а, скорее, отгадками...Значит пока «не сошлись звезды», значит — так нужно.

Он: - Кому? Кому — нужно? Почему нужно именно так? Почему именно одна попытка? И  в чем же, - ты, все таки, объясни: в чем смысл этой твоей странной логики? 

Она: - Здесь нет никакой логики, здесь только - Истина, а Истина - это не наука, где надо все доказывать. Это как Вера -  она или есть, или ее нет. Примерно, как родинка, у индусов на лбу: у одних она есть, а у других её нет и как её не рисуй, это все-равно не родинка...

Он: - И все же, не понимаю. Объясни, как это?

Она: - Просто здесь, на Земле, пока мы живы, все могут только логически рассуждать и предполагать, но точно ничего не знать, о том, что было и почему оно было именно так и, что будет, и как оно будет и почему. От того. что пока этого никому не надо знать. А, мы знаем. Правда тоже не всё, лишь, то, что ...что возможно при стечении определенных комбинациях множества факторов... как в астрологии...

Он встает и снова наливает себе коньяку и, потом возвращается назад в кресло. 

Он: - Почему раньше ты мне так ясно никогда не грезилась, а сейчас, как никогда, ясно? Ну, не от коньку же это?

Она: - ...Не от коньяку, -  хотя, если ты сейчас не остановишься,  может всякое случиться!  Это потому, что «так сошлись звезды»...

Он: - Почему ты не приходила ко мне раньше?... 

Она: - ...Мы ближе к тем, кто сам к нам(!) ближе...

Он: - Мы сейчас близко?..

Она: -  ...А(И), приходим, чаще, к тем, кто нас сам очень хочет видеть, кто нас ждет и.., продолжает любить. При чем, не к тем, кто больше всех страдает,  мучается и скорбит. Не к тем, кто всегда встречает нас со скорбным лицом. А, наоборот, к тем, кто  нам всегда рад и даже весел. К тем, кто продолжает сильно тебя любить, но, как живого... Понимаешь?

Он: - Пока — нет. Видимо, пока — нет.

Она: Вот... Не старайся это понять. Еще не время. «Даже если вместе собрать девять беременных женщин, ребёнок всё равно через месяц не родиться!»... Ещё не время. Старайся думать о другом.

Он: - ...Наверное, у всех когда-то наступает пора остановиться и оглянуться назад, разобраться во всем том, что оставил после себя. Я в этом уверен. Я уверен, что все, что мы делаем — это часть какого-то великого замысла, нам самим, пока не понятного..., надеюсь пока, не понятного. Это как грандиозная симфония или концерт... В котором все, что было, и все, что есть, и все, что будет с нами, кем-то давно уже написано и предопределено, как в партитуре. Тебе надо только все хорошо исполнить. Ты - дирижер... Все в твоих руках...Но, дана всего лишь одна попытка!, и сразу «с листа», и без репетиций!

Она: - А особенно хорошо, надо исполнить «Cody» (Конец)...  Всего лишь одна особенность: все это надо исполнить самому себе, без зрителей, особенно Cody. 

Он: - Сейчас почему-то вспомнил. ...Как-то я возвращался с прогулки домой. Сейчас меня на улице уже почти никто не узнает, чему я очень рад. ...Было лето, стояла сильная жара и я зашел в кафешку, очень хотелось пить. Взял кружку пива и сел за свободный столик рядом с веселой компанией молодых людей. В какой-то момент они все быстро засобирались, все встали и направились к выходу. Поравнявшись со мной, один из них остановился у моего столика, молча достал очень значимую купюру и положил передо мной на стол, и сам быстро ушел. Я ничего не успел ему сказать. Сначала я подумал, может они вышли покурить, и я объяснюсь на улице: почему, зачем? Неужели у меня был вид очень нуждающегося?  Да-к — нет! Я был довольно прилично одет. Но, когда я вышел, они куда-то пропали. И я, с деньгами в руке, медленно побрёл домой, недоумевая: зачем, почему, для чего?..  Почти у самого дома, я увидел пожилую женщину, которая продавала пустые стеклянные банки, в закутке троллейбусной остановки. Она ни чего не говорила, лишь только смотрела на меня  таким пронзительно-просящим взглядом, что я не мог не остановиться. И тут я вспомнил про деньги...,  и сразу же понял: зачем мне их дали... Я к ней подошел и, тоже, ничего не говоря  положил деньги  в пустую трех-литровую банку...

Она: - Вот видишь: не один ты, не одни мы несчастны, есть люди несчастнее нас. Нас много несчастных... «но несчастных по своему...», потому, что, как правило, мы сами же в этом и виноваты. ...Да, в этой жизни все: и веселье и горести, и наказания и награды, и счастье и несчастья  — все!,  пройдя через множество рук и других судеб, все-равно, рано или поздно, находят своего хозяина.

Он: - Сейчас меня сильно волнует только одно: «всё в прошлом», ничего изменить, а тем более вернуть — нельзя. И с этим как-то надо дальше жить, а уже и не хочется... Каждый день начинается одинаково: размеренно и привычно - как всегда. Как вчера и ранее, и как, видимо, будет завтра и ещё, какое-то, только Богу известное, время. «Всё в прошлом...».

Она:  - Не надо. Не торопись. Не надо забегать вперед! И не будем об этом... с грустью...

Он: - Нет, грусти - нет. Нет «ни печали, ни радости», совсем наоборот, есть спокойствие и уверенность. Мне кажется, что я знаю, что все будет, как будет и будет тогда, когда надо. Ведь завтра наступит  еще одно утро - еще одно! И, кажется.., мне так хочется, чтобы завтра мы наконец снова встретились... встретимся?..

Она: - Не старайся это понять. Еще не время. Старайся думать о другом. ...Я чувствую, что ты все-равно этим немного  взволнован. Ты не думай, что «там» будет плохо. Нет! Даже, совсем, наоборот!... «Там пахнет медом»...Я тебе только могу сказать лишь одно: «там, каждый сам за себя...», поверь, - это и не хорошо, и не плохо! В этом есть «высшая справедливость». Она выше закона, выше, земной справедливости, выше милосердия.., она же и Вера, и Любовь. И вообще, к этому надо бы всем относиться просто и спокойно. Не торжественно и печально, а спокойно и просто. Так, как к эдакой заветной или волшебной двери, через которую всем придется, рано или поздно, уйти. ...Как к двери вагона поезда. Поезда, увозящего близкого тебе человека, куда-то далеко, далеко, в неизвестность, - скорее всего, назад, в детство. Через которую всем,  кому выпала такая судьба или просто пришло его время, можно просто уйти, не умереть, а просто уйти. Возле которой, прощаясь с тобой не плачут и восклицают: - Прощай навсегда!, а, улыбаясь, спокойно говорят: - До свиданья!..До встречи!.. Пока...  (Подходит к окну) — Там пахнет мёдом...(и растворяется за занавеской).

Какое-то время «Он» медленно ходит от окна к креслу, скрестив руки на груди и глядя себе под ноги. Потом, так же, медленно, подходит к шкафу, все ближе к нему приближаясь, смотрит и смотрит  в зеркало, «в бездну», …....прислоняется к нему (зеркалу) лбом, потом поворачивается (к окну).., потом поворачивается к зеркалу спиной, опускает руки, взяв себя за предплечья, и плотно прижимается к зеркалу всем туловищем (спиной), потом головой, какое-то время стоит и смотрит вверх, потом, медленно глаза закрывает... Звучит Романс... Свет только на него, остальной свет медленно гаснет... На окне надувается занавеска... Фотовспышка, темнота Занавес.. На занавесе (как вариант) появляется красивая женская рука, которая дирижирует четыре четверти, продолжает звучать, но громче, «Романс»,шум волн, крики чаек..

.»...Бросив на девушку взгляд, он увидел: 

море в её глазах и там плещется жалость. 

И он больше не в силах был сдерживать слёзы: 

тонет он, тонет… Ему показалось...»... 

Конец пьесы.