Эра Т-киллеров

Едва живых пациентов доставляли в Клинику «Исцеление». А спустя месяц, к родственникам, встречавшим их у ворот, выходили жизнерадостные, улыбающиеся люди. Но была и другая сторона медали, не дававшая Жеброву покоя: в Клинику привозили на инвалидных колясках людей, которые возвращались обратно на тех же колясках, а иногда – на носилках… Фактически, исцеляя одних людей, Ризовский обрекал на смерть, убивал других?!

Цвела сирень. По ярко-синему небу плыли белоснежные облака, напоминавшие грозди белой сирени. Всё вокруг дышало ароматом цветущей весны.

Анна шла вприпрыжку, радостно любуясь солнечным днём. Жизнь прекрасна! Полная сил и здоровья, она с улыбкой вспоминала вчерашнее свидание с Владом. Первые поцелуи, робкие и волнующие объятия, его спокойный голос, нежные и сильные руки. Всё вызывало у неё восхищение и усиливало любовь к жизни. Анна была уверена, что для счастья у неё есть всё: молодость, здоровье, интересная работа и даже маленькая, но уютная квартирка, подаренная родителями. И, вот теперь, первая любовь…Жизнь прекрасна! Особенно, когда тебе 25 лет и всё лучшее ещё впереди. Анна почти летела…

***

Александр Владимирович Шелест ехал на очередной вызов. Он не так давно работал в этой поликлинике врачом-неврологом. Доктору было 40 лет, он любил свою работу и ему нравились интересные случаи, нравилось, когда его пациенты выздоравливают. Район обслуживания был большим и не всех хронических больных он ещё знал. В журнале вызовов стояла запись участкового терапевта: «Симко Алина Ивановна, 39 лет, диагноз: рассеянный склероз». Вызов на дом, значит, больная – «постельная».

Дверь открыл пожилой мужчина в клетчатой теплой рубашке и спортивных штанах.

– Вы доктор? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, сказал: – Проходите.

Шаркающей походкой мужчина пошёл впереди. Небольшая двухкомнатная квартира на пятом этаже панельной хрущёвки. В квартире стоял тяжелый, неприятный запах. Войдя в комнату, Александр Владимирович, повидавший за свою врачебную практику разное, невольно остановился на пороге. В кровати на боку лежала скрюченная, истощённая обнажённая женщина с согнутыми, не разгибающимися в суставах ногами. На её крестце и ягодице зияла огромная рана-пролежень, обнажающая мышцы и кость, а рядом сидела симпатичная девочка лет 10-11 и чем-то ковырялась в ране.

– Это мои дочь Алина и внучка Алёна, – сказал пожилой мужчина, – Алинын муж бросил их, когда она заболела и слегла. Вот мы с Алёнкой сами и справляемся и по хозяйству, и за Алиной ухаживаем, как можем. Моей-то жены уже пять лет, как нет. А я дежурю по ночам в садике, пенсии-то на лекарства не хватает.

– А что девочка делает? – спросил доктор, чувствуя мороз по коже.

– Проклятые мухи в рану личинок отложили, не доглядели мы, вот Алёна их и достаёт, у меня глаза-то уже плохо видят…Славная девочка, только уроками заниматься некогда: и в магазин сбегать, и мамку покормить-помыть. Я сам инвалид, без неё не справился бы.

Женщина лежала с открытыми глазами и безучастно смотрела на доктора.

– Как Вы себя чувствуете? – спросил пациентку Александр Владимирович.

– Хорошо, – сказала больная, – весна, солнце и птицы поют. Только ходить не могу… А я люблю ходить по улицам, когда весна. Деревья белые от цветов, сирень пахнет. А Иван Степанович, наш невропатолог, говорил, что я не доживу до весны…

Речь больной была невнятной, нарушенной из-за болезни. Но доктору показалось, что в её глазах засветился восхищённый огонёк, жажда жизни и радость от осознания причастности к наступившей весне. Александр Владимирович уже не раз замечал, что природа, обделившая людей самым ценным – здоровьем – проявляет к ним сострадание. Находясь в тяжёлом состоянии, такие больные пребывают в эйфории, не осознают тяжести своего состояния, всего драматизма ситуации и даже способны радоваться мелочам. Своеобразная компенсация от природы.

Дав рекомендации и пообещав, что Алина доживёт и до следующей весны, доктор вышел с тяжёлым сердцем, по опыту зная, что жить Алине осталось недолго.

***

Научный прогресс приносит не только хорошие плоды, улучшая жизнь людей и общества в целом. Иногда развитие науки приводит к появлению новых проблем и угрожает в очередной раз уничтожить человечество. И тогда учёные спасают человечество, не считаясь с гибелью отдельных индивидуумов.

Использование в животноводстве и птицеводстве антибиотиков, их бездумное назначение врачами пациентам, самолечение людей привело к эволюции микромира, что  проявилось, прежде всего, в устойчивости микроорганизмов к лекарствам. При создании новых препаратов возникли две проблемы:

1) производство и клинические испытания медикаментов не успевали за адаптацией микробов, новые подвиды микроорганизмов появлялись быстрее, чем новые антибиотики;

2) создаваемые лекарства становились всё токсичнее для человека.

В результате обычные инфекции типа «ОРВИ» стали приводить к смертельному исходу.

***

У Анны с утра першило в горле. Сначала она не придала этому значения, но уже через несколько часов появился назойливый сухой кашель, который мешал работать. Андрей, коллега Анны, смотрел на неё сначала с некоторым удивлением, затем с тревогой.

– Это аллергия, наверное, на сирень, сейчас её много в городе цветёт, – успокаивала Анна себя и Андрея.

Они работали в офисе, разделённом на небольшие отсеки-комнаты стеклянными перегородками. По внутренней связи раздался сигнал, а затем и голос начальника отдела:

– Анна, я вызвал к нам службу эпиднадзора. Подготовьте мне сегодняшний отчёт и отдохните. Чай и бутерброды вам с Андреем передадут.

– Меня ничего не беспокоит, – взволнованно возмутился Андрей и направился к выходу из комнаты. Но в ту же секунду сработал «красный» замок, приведённый в действие Сергеем Ивановичем, начальником отдела. Теперь ни Анна, ни Андрей покинуть помещение не могли.

– Андрей, ты контактировал с Анной, тебя должны осмотреть врачи, – донёсся голос шефа, – такова Инструкция.

И Анна, и Андрей знали эту Инструкцию, разработанную Департаментом по борьбе с инфекциями. Но они помнили, что после прошлого визита Службы Эпиднадзора два сотрудника так и не вышли на работу, хотя прошло уже более трёх месяцев. Начальник сказал, что лечение и реабилитация занимают длительное время. Но на сердце у ребят было тревожно…

Анна закончила отчёт и отправила файл на компьютер шефа. Сергей Иванович кивнул и сочувствующе посмотрел сквозь стеклянные перегородки, разделявшие их. После этого послышалось тихое урчание Электронного Официанта или ЭОфа. В действительности, ЭОф – это всего лишь небольшой стеклянный лифт, въезжающий горизонтально в кабинет, в котором секретарша передаёт еду или необходимые вещи временно изолированным сотрудникам. Всё это осуществлялось согласно Инструкции. При других обстоятельствах Анну обрадовал бы вид чашки дымящегося чая и тонко нарезанных бутербродов, въезжающих в маленьком ящике на стол, стоящий у стены. Но предстоящая встреча со Службой Эпиднадзора не сулила ничего хорошего, и аппетит начисто пропал, а, может, его не было от болезни. Анну морозило, и она не спеша выпила чай. Андрей с аппетитом съел две порции бутербродов, но в его глазах была тревога.

***

В дверях офиса появились два человека в белых комбинезонах с зелёной полосой на рукавах и в прозрачных масках, закрывающих лица. Офис, где работала Анна, был перестроен, как и все другие подобные офисные помещения, в соответствии с требованиями Инструкции Департамента по борьбе с инфекциями. Он имел длинный, прозрачно-стеклянный коридор с множеством дверей, ведущих в такие же прозрачные, стеклянно-пластиковые комнаты-отсеки. В руках прибывших были большие ящики-чемоданы. Показав начальнику отдела жетоны Службы, инспекторы Эпиднадзора принялись за работу. В руках одного из них появился маленький прибор-анализатор, который измерял концентрацию микроорганизмов в воздухе и проводил их качественный анализ, определяя их виды. Сначала инспекторы прошлись по коридору, затем по кабинетам, везде анализатор излучал зелёный свет и приветливое монотонное звучание. Наконец, они подошли к кабинету Анны и Андрея. Помимо воли, у Анны чаще застучало сердце. После забора проб воздуха в кабинете, анализатор замигал оранжевым светом и тревожно засигналил.

– Принудительная госпитализация и дезинфекция помещения, – подвёл итог один из вошедших и сочувственно посмотрел на Анну.

На Анну и Андрея надели маски, в которых выдыхаемый воздух попадал в резервуар с дезинфицирующим раствором. Из чемодана был извлечён ещё один прибор, размером с кулак. Инспектор поставил его на стол.

– Всем закрыть глаза на 10 секунд, – скомандовал инспектор.

Сотрудники закрыли глаза, некоторые при этом отвернулись. После этого маски инспекторов закрылись затемнёнными защитными шторками. Один из инспекторов нажал на кнопку маленького прибора. Возникла ослепительная вспышка сверхмощного ультрафиолетового облучателя, и начался обратный отсчёт времени: 10, 9, 8…

– Дезобработка проведена, следуйте с нами, – обращаясь к Анне и Андрею, сказал инспектор.

– Мне надо домой. Я должен предупредить родителей, взять одежду, вещи! – попытался возразить Андрей.

– Не волнуйтесь, ваши родственники будут оповещены и взяты под домашнее наблюдение, – ответил инспектор. – Все остальные могут продолжать работать.

Андрея с Анной вывели и посадили в белый с зелёной полосой автофургон под грустное молчание сотрудников.

***

Автофургон прибыл к пятой городской инфекционной больнице. Вокруг больницы располагался высокий забор. После сдачи анализов и осмотра доктором, одетым в такой же костюм, как и инспекторы, Анну отвели в отделение для больных воздушно-капельными инфекциями, а Андрея – в палату наблюдения для контактировавших пациентов. Все палаты были одноместными, со своим санузлом и комнатой для принятия процедур. Дверь открывалась только снаружи.

Началось интенсивное лечение Анны: несколько антибиотиков, противовирусный препарат, иммуностимуляторы, витамины – уколы, «капельницы», таблетки. Анна стойко переносила все процедуры. Иногда ей становилось легче на несколько часов, и тогда она думала о весне, о том, как она пройдётся по аллеям с цветущими каштанами, будет подставлять лицо солнечным лучам, улыбаться каждому прохожему и наслаждаться каждым новым днём! С особым теплом и трепетом она думала о Владе, мечтала о встречах с ним. И тогда необычное волнение и нежность охватывали её тело и душу.

Прошла неделя лечения, Анне становилось всё хуже. Надрывный кашель пронизывал всю грудную клетку, высокая температура, припухшие болезненные лимфоузлы и головная боль не давали думать ни о чём, даже о весне и любимом человеке. Врачи добавили несколько обезболивающих препаратов, но боль лишь на короткое время покидала Анну.

В один из моментов, когда боль отпустила и сознание Анны прояснилось, перед глазами всплыла картина из прошлого. Она, прыгая по ступенькам внутри подъезда, чуть не наскочила на соседа-старика, тянувшего по ступенькам хрущёвки инвалидную коляску, в которой сидела очень худая женщина. Ноги и руки женщины – кости, обтянутые кожей – были полусогнуты, рот слегка перекошен, но в глазах ее блестело живое любопытство или интерес. Чувство брезгливости заставило Анну как можно быстрее проскочить мимо, не здороваясь с соседями и не уступив дорогу. Этот случай, сразу же вылетев из памяти, теперь почему-то всплыл…

***

Доктор Шелест пришёл домой после трудового дня, сварил кофе, сел в кресло и стал анализировать прошедший день. Вспомнились все сегодняшние пациенты, день был относительно спокойный, непонятных или тяжёлых пациентов сегодня не было. Только очередной визит к больной рассеянным склерозом Алине и ухаживающей за ней десятилетней дочери Алёне снова вызвал щемящее ощущение за грудиной. Даже кофе принял привкус ещё большей горечи. Болезнь Алины прогрессировала, она уже с трудом глотала пищу, а руки не могли удержать ложку. И маленькая Алёна кормила её с ложки, вытирая ей лицо и грудь после каждого попёрхивания пищей или кашля. В не по-детски серьёзных глазах девочки застыла отрешённость. Казалось, в этих глазах остановилось время, а детство и смех навсегда их покинули. Эта картина до боли врезалась в память доктора, появляясь снова и снова.

Телефонный звонок отвлёк доктора от размышлений. Звонил приятель по институту, инфекционист Андрей Шмыгов.

– Саша, у меня одна пациентка тяжёлая есть, с генерализованной инфекцией, надо посмотреть её, чтобы исключить воспаление оболочек головного мозга.

– Хорошо, сейчас приеду, – ответил Александр Владимирович.

Ему не впервые приходилось в нерабочее время, бросив все домашние дела или отдых, выезжать на консультации тяжёлых больных.

***

В обществе царило волнение, если не сказать, паника. На этом фоне в Лаборатории Клеточных Технологий создали уникальное лекарство, исцеляющее даже при тяжёлых инфекционных болезнях. Доктор Ризовский, возглавлявший эту лабораторию, назвал его «Антипатоген». Ризовского стали называть спасителем человечества, чуть ли не мессией. Но секрет лекарства не раскрывался, его вводили только в Клинике с пафосным названием «Исцеление».

Клиника располагалась на окраине города в зелёном массиве, она была окружена высоким забором с видеокамерами и охраной. За этим же забором находилась и Лаборатория Клеточных Технологий. Сегодня в конференцзале Клиники, куда пропускали только журналистов со специальными пропусками, состоялась пресс-конференция доктора Ризовского.

– Мы осуществили прорыв в области лечения инфекционных заболеваний. Для нас нет неизлечимых инфекций, – начал выступление Ризовский.

– Почему Ваше лекарство не выпускается в промышленных масштабах, почему его можно получить только у Вас и какова его цена? – спросила журналистка из «Столичных новостей».

– Вы правы, курс лечения «Антипатогеном» можно получить только в нашей клинике. Технология его производства сложна, лекарство изготавливается индивидуально для каждого пациента. У каждого человека свой набор микроорганизмов, приводящий к тому или иному заболеванию, у каждого человека разный иммунитет. Мы берём кровь у больного, определяем весь спектр микроорганизмов и в лаборатории создаём лекарство, предназначенное только для этого конкретного человека. Если это лекарство ввести другому человеку, можно вызвать у него ряд тяжёлых болезней. Процесс производства «Антипатогена» индивидуальный, в нём участвует много людей, используются самые современные технологии и оборудование, не имеющее аналогов, поэтому и стоимость лечения в нашей клинике высока и доступна не всем.

Артур Жебров сидел на последнем ряду конференцзала и фиксировал всё происходящее на микровидеокамеру. Было задано ещё несколько вопросов и прозвучало соответствующее количество ответов. После чего доктор закрыл конференцию и стремительным шагом покинул зал, сопровождаемый охранником. Артур Жебров являлся сотрудником Отдела глобальных проблем при Совете национальной безопасности. Он руководил тайным расследованием деятельности Ризовского. После конференции Жебров поехал в свой офис, чтобы проанализировать собранный материал. Он сидел в кресле перед ноутбуком и в очередной раз читал «Дело доктора Ризовского».

Сейчас он рассматривал фотографии бывших пациентов Клиники «Исцеление». На одних, отмеченных словом «до», были измождённые болезнью, истощённые люди. Здесь же были распечатки их электронных историй болезней из городских инфекционных больниц с диагнозами, анализами, проведённым лечением и переводными эпикризами. В них были фразы «несмотря на проводимое лечение, состояние пациента ухудшилось», «пациент настаивает (в случае бессознательного состояния пациента – «родственники настаивают») на переводе в Клинику доктора Ризовского», «на момент перевода состояние тяжёлое или крайне тяжёлое».Здесь же прилагалось заявление пациента или родственников на перевод в Клинику. На фотографиях с отметкой «после» были те же люди, которых с трудом можно было узнать. Они улыбались и выглядели здоровыми.

Едва живых пациентов доставляли в Клинику «Исцеление» в спецавтомобилях, оснащённых реанимационным оборудованием, и на каталках увозили в приёмный корпус Клиники. А спустя месяц, к родственникам, встречавшим их у ворот, выходили жизнерадостные, улыбающиеся люди. Жебров беседовал со многими из них, но все говорили одно и то же: «делали уколы, кормили, брали анализы». Все были счастливы и довольны. Но была и другая сторона медали, не дававшая Жеброву покоя: в Клинику привозили и других больных – людей на инвалидных колясках, которые затем возвращались на тех же колясках, а иногда – на носилках…

***

Доктор Шелест осмотрел пациентку инфекционной больницы и ознакомился с Картой больного. «Анна Сорина. 25 лет, доставлена с места работы». Далее описывалось течение заболевания, лечение, анализы. «Контактировавшие с больной лица: Андрей Парфин, сотрудник, 23 года». Далее примечание, сделанное карандашом, «умер 23 мая, генерализованная инфекция, перитонит». У Анны начинался сепсис – распространение инфекции по всему организму. Состояние её было тяжёлым. В любом органе могло развиться гнойное воспаление. Её сердце, печень и почки работали на пределе. Впавшие щёки, заострившийся нос, рёбра, выпиравшие под кожей и тревожно вздрагивавшие при каждом дыхании девушки. Доктор с тяжёлым сердцем вышел из палаты. В ординаторской его ждал коллега и приятель Андрей Шмыгов.

– Воспаления оболочек мозга ещё нет, но интоксикация сильная, мозг загружен, – сказал Шелест.

– Ты слышал про клинику Ризовского? – спросил Шмыгов.

– Да, конечно. Но суть методики мне не известна, – ответил Шелест.

– Давай заедем ко мне, у меня отменный коньяк есть дома, лимончик. Заодно расскажу тебе о клинике Ризовского. Мне нужна твоя помощь.

– Хорошо, с удовольствием с тобой посижу. Давно не общались, – Шелест улыбнулся в предвкушении хорошего вечера.

Шмыгов жил один. Держа в руке бокал с коньяком, он начал разговор:

– Я хорошо знаю Ризовского, познакомились на курсах повышения квалификации года три назад. Вкратце суть методики такова: из крови больного выделяют микроорганизмы и вводят их в лимфоузлы «донора» вместе с «фактором роста лимфоцитов», который они синтезируют в своей лаборатории. В лимфоузлах «донора» усиленно размножаются детерминированные Т-лимфоциты, то есть клетки иммунной системы, клетки-убийцы, нацеленные на  конкретную инфекцию. Эти Т-киллеры пожирают микробов, вызвавших инфекцию у данного больного. И человек выздоравливает без всяких антибиотиков. Вводятся только иммуностимуляторы. И, конечно, проводится дезинтоксикационная и общеукрепляющая терапия.

Шелест был поражён: как всё гениальное, методика оказалась простой, но возникал ряд вопросов.

– А кто же является донорами? И что с ними потом происходит? – спросил он, выпив коньяк большим глотком.

– Иммунитет донора истощается и в скором времени он погибает от инфекций или рака.

– Но кто же выступает в качестве доноров?! Знают ли они о том, что их ожидает? И как выглядит эта процедура с юридической точки зрения? Ведь фактически, исцеляя одних людей, Ризовский обрекает на смерть, убивает других?!

– Вот тут мы подходим к главному. В качестве доноров берут людей, страдающих неизлечимыми заболеваниями, находящихся на последних стадиях болезни. И доноры, и их родственники знают о последствиях, подписывают «Добровольное соглашение» на процедуру. При этом они получают значительную сумму денег, которая позволяет скрасить оставшиеся дни жизни больных, осуществить их последние, нереализованные желания.

Доктор Шелест сидел молча. С одной стороны, он представил себе обречённых людей, добровольно ускоряющих свою смерть, их родственников, знающих об этом. С другой стороны – люди, которые, благодаря этой жертве, практически воскресают и живут дальше полноценной жизнью, рожают и воспитывают детей, неся в себе частицу умершего человека-донора. Но больше всего Шелест был восхищён Ризовским. И даже не его гениальностью, а его смелостью, способностью взять на себя роль вершителя судеб, творца жизни и смерти!

Шмыгов дал время коллеге переварить полученную информацию и продолжил:

– Ты сегодня смотрел девушку Анну, её состояние крайне тяжёлое. Антибиотики, которые мы ей вводим, не улучшают ситуацию. Развиваются всё новые и новые осложнения. Ей осталось недолго. Ты со мной согласен?

– Да, её организм не справляется с инфекцией…

– Ко мне приходили её родители, не бедные люди. Они встречались с Ризовским, и он готов её взять на лечение.  Нужен донор. Её отец хотел быть донором, но Ризовский принципиально не берёт в качестве доноров здоровых людей. У тебя на участке есть тяжелобольные?

– Есть одна женщина, с рассеянным склерозом.

– Поговори с ней, нужно её согласие на встречу с юристом Ризовского, а он сам расскажет подробности, материальную сторону и юридическое сопровождение.

– Я подумаю над этим.

– Думать некогда, счёт идёт на дни. В терминальной стадии Ризовский не берёт больных, так как изменения могут быть не совместимы с жизнью. Ты тоже получишь за своё участие неплохие деньги.

Шелест не был альтруистом, но от предложения взять деньги за участие в чьей-то смерти его передёрнуло. Шмыгов прочитал на его лице эти эмоции.

– Посмотри на это с другой стороны: ты спасёшь жизнь молодой женщины, которая будет полноценно жить, родит детей, подарит кому-то любовь, будет приносить пользу обществу. А донор – безнадёжно больной человек, который мучается сам, не даёт полноценно жить членам своей семьи, он – бремя для общества. Подумай над этим.

Они попрощались, и Шелест ушёл.

***

Сирень давно отцвела, в воздухе пахло летом, зелёной травой, был слышен непрерывный писк ласточек. Шелест шёл по тихим городским улочкам и размышлял. Он понимал, что одна спасённая жизнь лучше, чем ни одной. Александр Владимирович сразу же подумал о своей пациентке Алине Симко. Её состояние ухудшалось с каждой неделей. Ноги её давно не работали, руки ещё немного шевелились, глотание было нарушено. Следующим этапом станет нарушение дыхания и тогда – смерть. Жить Алине осталось максимум год-полтора. Он также подумал о девочке – дочке больной женщины. Сколько страданий выпало на её долю, и как не по-детски стойко, она их переносит. Ещё год – полтора украденного детства…

Оставшись наедине с Алиной Симко, доктор, с трудом подбирая слова, рассказал ей о больной девушке Анне, о том, что её можно спасти и вернуть полноценную жизнь, и о том, каким образом можно ей помочь. Глаза Алины сначала отражали равнодушие к рассказу доктора, но в конце повествования они зажглись живым интересом.

– Да! – воскликнула больная.– Да, – повторила она, – я хочу ей помочь. Я исполню сразу три мечты и сделаю счастливыми трёх человек, – произнесла она с трудом, попёрхиваясь слюной. – Я буду феей, буду исполнять желания! – на миг подобие улыбки появилось на её измученном болезнью лице.

– Какие же три мечты Вы исполните? – не сдержав улыбку, спросил доктор.

– Я болею уже восемь лет. Дочери – десять. Я не успела показать ей море… Все эти годы и она, и мой отец мучились со мной, им было тяжело. И чем быстрее я умру, тем меньше им со мной возиться. Алёне учиться надо, да и отцу отдыхать пора… И перед тем, как мы навсегда расстанемся, я хочу их обоих отвезти на море! На часть этих денег мы наймём микроавтобус, я поеду в своём кресле и покажу дочери море…

Она закашлялась, сдерживая гримасу страдания, но глаза светились. И доктор мог поклясться, что они светились счастьем.

– А на оставшиеся деньги юристы помогут оформить опекунство моему отцу над Алёной. Он узнавал. Это сложно, ведь он старый и больной, но за деньги юристы всё сделают. Я не хочу, чтобы моя дочь росла в интернате. К тому же я спасу жизнь этой девушки, я буду жить в ней, – сказала, задыхаясь, Алина. – Только бы успеть. Я согласна! Очень согласна! Пусть приходят юристы.

Доктор Шелест шёл по улице, эмоции переполняли его: волнение, удивление, восхищение этой женщиной, с почти умершим телом, но таким великодушным сердцем!

Формальности были быстро улажены. Алину перевезли в клинику Ризовского. Она попросила, чтобы её сопровождал доктор Александр Владимирович. Когда её везли в кресле-каталке по коридорам клиники, она попросила: «Я хочу увидеть ту девушку, в которой буду жить». Шелест подвёз её к дверям палаты, и она через стекло двери смогла разглядеть измученное лихорадкой лицо Анны. Девушка была в бреду, но в этот миг глаза её открылись и взгляды их встретились. Или доктору это только показалось.

–  Она будет жить за нас двоих, – тихо сказала Алина.

***

Прошло пять месяцев. Алина умерла. Но она успела показать дочери море. Глаза обеих светились счастьем, когда микроавтобус привёз их к тихому, безлюдному берегу моря. Водитель, в котором можно было узнать детектива Артура Жеброва, помог выкатить кресло Алины из автобуса. Алёнка бегала по песчаному берегу, то и дело забегая по колено в воду и радостно восклицая при приближении волны. Плавать она не умела. Алина сидела в своём инвалидном кресле, она была спокойна, на лице отражалось чувство блаженства и умиротворённости. А по лицу старика текли скупые мужские слёзы.

После смерти Алины юристы Ризовского помогли оформить опекунство деда над внучкой.

Когда были введены детерминированные Т-лимфоциты, Анна быстро пошла на поправку. И через месяц её выписали из клиники. Жизнь вновь бурлила! Однажды, спускаясь по лестничной клетке, она едва не наскочила на женщину в инвалидной коляске, которую с трудом толкал пожилой мужчина. Анна хотела быстро проскочить мимо, но нечаянно взгляды женщин встретились. Они не узнали друг друга. Но что-то заставило Анну остановиться и пропустить коляску вперёд, на этот раз в её глазах была не брезгливость, а жалость и сострадание. Алина же почти ничего не видела, её мозг умирал вместе с телом, и во взгляде её была только пустота.

***

Артур Жебров, проводя расследование по «Делу доктора Ризовского», допрашивал многих исцелённых пациентов Клиники, беседовал и с некоторыми донорами или их родственниками. Ему также удалось, заплатив немалые деньги, поговорить с одним из сотрудников клиники. И теперь у Жеброва все наброски, факты и догадки по этому делу срослись в одну картину. Он перечитал последнюю страницу своего доклада руководству и, с чувством удовлетворения от качественно проделанной работы, закрыл папку. В ходе расследования его позиция и эмоции несколько раз менялись. Он был возмущён, узнав, что жизнь одних людей стоила смерти других. Хотел предать гласности происходящее как можно быстрее. Но вскоре выяснил, что в качестве доноров брались только обречённые люди, и теперь он вспомнил Алину и её близких, которых он под видом шофёра возил на море. Сейчас Жебров не был так категоричен в оценке всего происходящего в клинике «Исцеление». Артур встал и понёс доклад шефу. Начальник отдела, майор Спешев, долго изучал материалы дела, затем вскочил с кресла, потирая руки в предвкушении сенсации и почестей, которые ему достанутся после предания гласности этому делу.

– Кем он себя возомнил, кто позволил ему распоряжаться судьбами людей, жизнью и смертью? – вскричал он.

– Но он спасает людей, которые потом живут полноценной жизнью, приносят пользу обществу, – попытался сказать Жебров.

– Он убивает других людей! – воскликнул начальник отдела.

– Ризовский лишь приближает смерть обречённых, тяжелобольных людей, избавляет общество и родственников от тяжкой ноши, – ответил Жебров.

– Ну, это не нам решать, какой вердикт ему выносить: спаситель или убийца! Ты молодец, а я иду с докладом к начальству. И надеюсь, это будет сенсационное дело!

Спешев вошёл в кабинет начальника службы и положил материалы дела на стол.

– Здесь всё по клинике Ризовского, можно закрывать дело, – сказал он, потирая руки и ожидая похвалу.

– Не будет никакого дела, – мрачно ответил начальник службы. – Жена главного в тяжёлом состоянии находится в клинике Ризовского…

***

За окном золотилась осень. Люди спешили по своим делам. Анна, выйдя из подъезда, стояла, наслаждаясь свежестью осеннего утра, и смотрела на мир влюблёнными глазами. И пусть в этом году она не увидела, как цветут каштаны, впереди ещё так много вёсен с цветущей сиренью и каштановыми свечками. Анна услышала за спиной топот детских ног. Девушка оглянулась и увидела соседскую девочку лет десяти-одиннадцати. Она была одета в новенькую школьную форму и весело прыгала по ступенькам, размахивая школьным рюкзачком. На секунду девочка остановилась, выскакивая из подъезда. Это была Алёна. Она улыбнулась, здороваясь с соседкой, затем посмотрела на небо, на деревья, на спешащих в школу детей. Грусть и боль утраты на миг мелькнули в её глазах, но тут же они засветились, увидев школьную подружку. Алёна подумала о том, как много ей сегодня надо успеть: сходить в школу, посетить танцевальный кружок, погулять с подружками, выучить уроки! Её лицо засветилось счастьем. В глаза девочки вернулось детство.