Комета в решете
Жанр:
Философское
Вид:
Троица друзей
Дети старались приносить ему еду каждый вечер. И всё же были моменты, когда сбежать из приюта не удавалось по многу дней: ведь никто не будет спорить, что два дня — это уже много! Тогда после отбоя, они ворочались на своих койках и всё ни как не могли уснуть.
- Вовчик! Во-о-овчик, Вовчик! - шёпотом близким к приглушённому крику звал своего друга Лёха.
- Вовчик, ты что — спишь?! Почему молчишь? Спишь чтоль?!
- Да, тише ты! - донеслось с другого конца длинной комнаты в ответ. - Разорался мне!
- Не спишь?
- Нет, конечно, а то кто бы тебе сейчас смог ответить?
- Да, мало ли, спишь и отвечаешь, что не спишь. Всякое бывает.
- Такого не бывает.
- Да как же! Вдруг ты лунатик?
- Лунатики не разговаривают, остолоп ты.
- Ай! - отмахнулся Лёха. - Я вот тоже не сплю. Не получается.
Вовчик ничего не ответил. Лёха несколько раз вздохнул, пару раз цокнул, а затем натянул одеяло под самый нос. На какое-то время воцарилась тишина. Вовчик перевернулся на другой бок, стараясь уснуть, однако дело казалось бесполезным, к тому же каждую минуту он украдкой поглядывал на окно. Кажется, за ним кто-то ходил. Или то были лишь тени раскачиваемых ветром деревьев.
Лёха решил, что если он сильно прислушается, то сможет разобрать тиканье большущих напольных часов в коридоре. Они всегда казались друзьям чем-то из другого мира, давно потерявшегося за бессчётным количеством отбитых секунд. Лет часам было ещё больше, чем дяде Вите — добродушному, стареющему детскому психологу, содержащему этот самый детский дом. Ни Лёха, ни Вовчик, ни тем более самый младший из тройки друзей — Денчик — не знали никого старее него, поэтому любую вещь, да даже само время они мерили дядей Витей. Сам Виктор Петрович сильно удивился бы такой оценке его возраста.
Часы тикали. Тик. Тик. Тик.
Тик.
Тик-тик.
- Лёха! - послышался отчаянный зов с противоположного угла комнаты, где ворочался Вовчик, вывернув наизнанку уже всю постель.
- А? Что? - резко открыл глаза Лёха, убаюканный часами, как будто они были голосом его воображаемой мамы.
- Спишь?
- Не, не сплю. Отстань. Дай поспать, - Лёха отвернулся к стенке.
- А как там Денчик?
- Как всегда.
- Дрыхнет опять? - возмутился Вовчик.
- А когда он не спал? Что пристал с глупыми вопросами? - раздражённо зашипел Лёха. Сон был так близко! Он зажмурился, надеясь вновь услышать тиканье, почти позволившее ему уснуть.
Вовчик хотел было сказать что-то ещё, даже набрал побольше воздуха в грудь, ведь вот так приглушённо кричать — не простое дело: воздух расходуется с утроенной силой, но чей-то стон, а затем последовавшие удары по воздуху ногами сбили весь настрой.
В комнате, помимо трёх друзей, было ещё трое мальчишек. Они то как раз уже давно спали, с самого отбоя, свободные от тех забот, что были у друзей. Как раз один из них сейчас улепётывал что есть духу от какого-то порождения беспокойного сна.
Завтра надо было обязательно подняться на чердак. Иначе Енот умрёт с голоду. Послышалось сопение Лёхи.
Тик. Тик. Тик.
Часы никак не останавливались. Вовчик решил, что не уснёт до самого утра, поэтому всё своё внимание переключил на тихое тиканье.
Часы что-то говорили.
Тик. Тик. Тик.
Украдкой заглядывали они в спальню к детям.
Тик. Тик.
Как будто медным молоточком отбивали они от горы маленькие крупинки.
Тик.
Последний раз Вовчик ясно услышал поступь часов и всё куда-то провалилось.
Утром оказалось, что вся улица утонула в снегу. Ночью, пригнанный ветром, прошёл снег, а теперь косой солнечный свет отражался от уложившихся друг на друга снежинок и острыми лучами попадал в комнату.
Друзья уже не спали. Вовчик и Лёха переглядывались за завтраком друг с другом. Только лишь Денчик наяривал как ни в чём не бывало. Аппетит его всегда был здоровым, хотя по рахитичному строению тела об этом сказать было нельзя. Зато он был незаменим, когда нужно было пролезть в какое-нибудь особо заковыристое место, а такое, согласно приключенческому характеру друзей, случалось часто.
«Не в коня корм», - любил повторять про своего друга Лёха, однажды услышав эту фразу от кухарки, тёти Вари.
Еды было вдоволь. Сегодня на завтрак была горячая каша с изюмом, много белого, с пылу-жару хлеба с маслом и каждому по кружке чая с овсяным печеньем. И совершенно не возбранялось взять добавки. Вовчик кивнул Лёхе, тот пихнул Денчика, а Денчик, не прерывая трапезу, молча похлопал по карману, показывая, что с его стороны уже всё готово. Лёха и Вовчик ловко припрятали вкусные куски хлеба с маслом в пакет, а затем пошли ещё за порциями каши и чая.
- Добавки? - улыбнулась тётя Варя.
- Ага! - улыбнувшись так широко, как это позволял рот, закивали друзья.
- Не в коня корм, не в коня корм! Господя, как в вас всё помещается то! - добродушно закачала она головой и не переставая причитать, плюхнула каждому ещё по две поварёшки в тарелки.
Руки сразу зажгло, ребята взялись за края. Вернувшись за стол и выждав момент, когда тётя Варя скроется в глубине кухни, а остальные пацаны разойдутся, ловко и быстро перевалили кашу в пластиковый контейнер, чай вылили в большую кружку-термос — подарок от дяди Вити Вовчику на прошлый день рождения; дополнительно обернули всё это полотенцем и помчались скорее на улицу. Не было времени дожидаться вечера.
Дядя Витя с самого утра уехал по делам в город, тётя Варя до самого обеда не покажется с кухни, а воспитательница — молоденькая Катя — не поднимала глаз с телефона. В силу её молодости, ей было простительно, что она не могла оторваться от светящегося экрана, когда ей писали сразу два ухажера, и она мучительно пыталась подстроить свидания так, чтобы встретиться с обоими. Выстукивая пальцами ответ, она гадала куда же они пойдут, и какие на этот раз будут подарки. В общем и целом, следить за детьми ей удавалось лишь в четверть одного глаза.
Чтобы не ввести любопытствующих слушателей в заблуждение, надо сказать, что детский дом, в котором жили наши друзья, не отличался казарменными правилами, но и не распускал своих воспитанников. За ними не было строгого догляда, но взрослым удавалось их контролировать без навязчивых правил. Получалось это благодаря преданности и любви к своим воспитанникам; чувствуя её дети сами понимали границу своим шалостями и не переступали её.
Не менее удивительным было то, что мальчишки, а здесь жили только мальчишки, любили взрослых, считая дядю Витю если не отцом, то кем-то кто имеет полное право его замещать, а значит быть непререкаемым авторитетом. Тётя Варя же оставалась для всех любимой тётей, а Катя — старшей сестрой. Бывало даже так, что мальчишки успокаивали её, когда личная жизнь давала очередную пощёчину, что с её неисправимо романтичным характером случалось часто.
Однако самым странным было то, каким образов появился этот детский дом. Рождению своему он был обязан столь меркантильной публике, желающей за его счёт улучшить свой имидж в обществе, что фактом такого появления он должен был стать химерой, сжирающей заживо своих воспитанников. Не стал он таким благодаря Виктору Петровичу, человеку с живым сердцем, огромной самоотдачей и безбрежной любовью к детям. Он стал фильтром, перед человеческой корыстью, не допуская её до детей. Пусть ему удавалось воспитывать не более дюжины мальчишек, но «в малых делах человеческого больше, чем в больших», - так говорила его мама, усыновив его, так считал и он.
Благодаря любви, на которою чутко реагировало сердце брошенных неразумными родителями сыновей, в доме царила атмосфера доверия. Пусть часто и взбалтываемая проказами шкодящих детей. Наказания, конечно, были, но до жестокости не доходило. Только строгость внушения и веское слово Виктора Петровича.
Сейчас же его не было и три цепочки следов на свежем снегу — две покрупнее, а одна поменьше — протянулись от дома к заднему двору. Затем было видно, как мальчишки, их оставившие, перепрыгнули невысокий забор и, оказавшись уже на территории соседского дома, где жила высокомерная семья преуспевающих банкиров, пропали где-то в зарослях вишни.
Хруп, хруп, хруп. Только и слышался хруст снега.
Если вы не знали этих мальчишек, то вам бы показалось странным, что из зарослей никакие следы дальше не вели, зато они появлялись вновь каким-то чудом на противоположной стороне дороги около ещё одного частного дома, стоявшего как раз напротив их приюта. Однако ничего странного в этом не было. Таким крюком друзья избавлялись от возможной слежки.
Хруп!
Здесь друзья замешкались. По следам было видно, как они топтались около калитки, что могло свидетельствовать в пользу того, что Вовчик, Лёха и Денчик, рискуя быть обнаруженными, устроили важное совещание.
- А я тебе говорю, - прилагая весь авторитет своего возраста — всё таки целый месяц старшинства над Лёхой! — не соглашался Вовчик, - что нельзя тут идти, как мы ходили раньше, потому что снег нас с головой выдаст.
- Согласен, согласен, согласен! - подпрыгивая кричал Денчик. Он замёрз. Забыв, что уже наступила зима, он также забыл надеть тёплые колготки под брюки. Если уж совсем быть откровенным, то он не забыл, а не захотел. Ведь это же было не честно! Лёха и Вовчик уже давно ходили как самые настоящие взрослые: в чёрных кальсонах и шерстяных носках с рисунком ёлочкой или кубиками, лишь ему всё ещё покупали колготки, как будто он был каким-нибудь ясельником.
- Кому он нас выдаст?
- Да всем этим! - Вовчик обвёл руками идеальную улицу с богатыми домами, посаженными вдоль неё.
- Да не выдаст никому, всем всё равно.
- Да выдаст!
- Да не выдаст!
- Выдаст!
- Нет! Не-е-т! - поднял ноту Вовчик. Сдаваться он не собирался.
- Ай, пошли в обход, - махнул Лёха. Он и сам спорил только из вредности своего характера, ему было невыносимо тяжело согласиться сразу, спор был необходимым элементом согласия. К тому же ему доставляло удовольствие злить Вовчика, считающего себя главным, потому что он был старше на какой-то жалкий месяц.
- Туда? - показал Лёха.
- Нет, туда! - удивил всех Денчик и рванул направо, когда остальные хотели побежать налево.
- Но так длиннее!
- Зато снега нет! Почистили! - крикнул ещё громче Денчик сквозь холодный ветер, облепивший свекольного цвета уши.
Друзьям повезло, что было ранее утро четверга, когда жёны богачей ещё не встали с постелей, их мужья уже уехали по своим хищническим делам в деловой центр города, а охранники, видевшие весь посёлок через камеры, устроили себе заслуженный перерыв и рубились в нарды, совершенно исключив из поля зрения мониторы компьютеров. Повезло, как никогда, что и сказать! Иначе вся их конспирация никуда не годилась.
Пробираясь вдоль забора, ребята вышли к недостроенному строению на территории жилого, двухэтажного дома. Каждый из друзей по-разному предполагал, чем в итого оно должно было стать. Денчик, как младший, а потому способный выдумывать самые поразительные вещи, убеждал всех, что это недостроенный штаб. Какой штаб он ещё не определился, каждое утро у него были новые идеи. В один день в нём могла располагаться замаскированная военная ставка, чтобы планировать атаки на немцев и их фашистских приспешников, а на другой — передовой пункт разведчиков дальних планет, прилетевших исследовать Землю. Фантазии Денчика были пестры, но основные же споры разгорались между старшими. Лёха горячо убеждал, что это будущий гараж, Вовчик так же горячо, что — запасной дом, где будут храниться запасы еды на случай катастрофы.
Общим же всех этих споров было то, что единого мнения не было, поэтому и нам в рамках рассказа никогда не узнать, чем же это строение в итоге стало: штабом, гаражом или просто ещё одним домом. Ведь и тот кто был внутри — теперь уже этого не знал.
Подобравшись окольными путями ко входу, мальчишки, подражая героям шпионских сериалов, выглядывали по очереди из-за угла, проверяя наличие нежелательных, подозрительных и просто посторонних лиц. Улица всё так же была пуста.
- Раз, два, три! - посчитал Вовчик и первым побежал по отмостку, свободному от снега, а значит и не оставляющего после себя следы. За ним гуськом двинулись Лёха и Денчик.
Хлоп! Закрылась дверь.
- Ой! - вжал голову в плечи Денчик.
- Тише ты! - зашипели на него. Вся троица прислушалась.
Обошлось. Погони было не слышно.
Заскрипели ступеньки на деревянной лестнице. Дети взлетели на второй этаж, являвшийся сразу чердаком, и постучались кодовым стуком в дверь. Они сами его придумали, чтобы Енот не пугался и всегда знал, кто пришёл. Никто не ответил. Друзья испуганно переглянулись. Постучали ещё раз. Тишина. Набравшись смелости они осторожно отворили дверь.
Все сразу вошли внутрь.
Было холодно, вдоль стен стояли ненужные вещи, когда-то служившие людям. Они ещё не стали хламом, потому не были выкинуты, распилены, разломаны и всячески уничтожены; а были бережно перенесены подальше от дома заполненного новой, заменившей старьё, дорогой мебелью, с надеждой, что когда-нибудь тот комод или та настольная лампа или тот книжный шкаф ещё пригодятся.
Посреди чердака с грязными окнами, выходящими на все четыре стороны, валялся матрас с кучей одеял на нём.
- Енот! - приглушённо позвал Вовчик.
- Енот! - повторил за Вовчиком Денчик.
- Мы пришли, ты где? - позвал Лёха.
- Извини, что нас… ах ты ж! - испугался младший, потому что одеяла под ним, а он как раз дошёл до матраса, зашевелились.
Оказалось, что тот самый Енот, которого они звали, навалил на себя всё что смог отыскать, чтобы спрятаться от резкого похолодания. Одеяла, куртки, тряпьё и даже старый рыбачий комбинезон — всё что сумел найти Енот уложил друг на друга и залез под получившуюся гору. Так он провёл два дня.
На чердаке было может быть совсем чуть-чуть теплее, чем на улице.
- Енот! - отошёл от испуга Денчик. - Привет! Извини нас, мы не могли раньше…
- Нет, не могли! - замотали головами улыбающиеся до ушей Лёха и Вовчик. Они были рады, что Енот не умер, как они боялись.
- ...вот сразу как и тут же прибежали! Чесслово!
- Клянёмся дядей Витей!
Это была сильная клятва, означающая, что мальчишки были искренни, как щиплющий за щёки мороз.
- Да!
Вся троица была обрадована волосатой, лохматой морде Енота, с трудом показавшейся из-под одеял.
- За нами гнались и мне пришлось хлопнуть дверью, чтобы отстали, ты слышал?
Енот закачал головой.
- Да никто не гнался, Денчик, не выдумывай!
- Сам дверь не удержал и чуть всю операцию не запорол!
- Нет, гнались!
- Не гнались же!
- Гн…
- Короче, тссс! - шикнул на Денчика Лёха.
- Мы пришли, - обратился он к Еноту.
- Привет, - едва слышно поздоровался тот, слабая улыбка коснулась его косматого лица, - спасибо, сознаюсь, заждался вас.
- Вот, держи, принесли тебе, ещё тёплая! - довольно вытащив из-под пуховика контейнеры, пакетики с хлебом и маслом и кружку-термос, завёрнутые в полотенце, протянул ему еду Вовчик.
- А чай прям горячий! Термос!
- Каша с изюмом!
Енот принялся есть. Друзья уселись кто где смог.
Пока он жадно глотал одну ложку за другой, скажу вам, что Енот на самом деле был не каким-то странным созданием, а мужчиной средних лет. Звали его, конечно, совершенно иначе, но для нашего рассказа, по крайней мере для этой его части, настоящее имя не имеет значения, ведь друзья его звали Енотом. Значит и для нас он будет существовать именно под таким, может быть странным, но довольно оригинальным именем.
Енот.
Если окинуть его мимолётным взглядом, то увидев на лице забившиеся грязью морщины, спутанные, сальные волосы и обломанные, чернеющие ногти, можно подумать, что Енот давно жил бродяжнической жизнью. Это было не так. Как это не покажется странным, но у него был и большой, дорогой дом, и сверхвысокооплачиваемая работа, и элитная машина, однако жил он на чердаке уже шестой месяц, где его однажды, во время прогулки и заметил Денчик. Чем он очень гордился.
Он увидел его мохнатую голову глядящую из окна недостроенного дома через дорогу. Но тогда Енот быстро спрятался и Денчик решил, что ему показалось. Однако потом, спустя два дня, он увидел его уже из окна спальни. Ночью, когда встал, чтобы попить и, случайно глянув на улицу, увидел, как тот же самый заросший человек копался в их мусорке.
Мгновенно мозг, как и полагается ребёнку в его возрасте, дорисовал увиденное выдуманными подробностями. Только все они не испугали Денчика, он как-то сразу понял, что человек, копающийся в мусорном ведре у них во дворе не представляет опасности.
Тогда же утром Денчик рассказал друзьям, под честное слово и клятву о том, что больше никто и никому никогда не расскажет, что он видел необыкновенного человека.
- Енот, - веско заметил Вовчик.
- Почему енот? - удивился Лёха.
Вовчик посмотрел на своего друга так, что тому должно было стать стыдно, не знать таких вещей.
- В Америке, - начал пояснять он, картинно обращаясь к Денчику, потому что тому и не следовало ещё знать таких вещей, в отличии от Лёхи, - в Америке города так разрослись, что там не осталось ни капли лесов. Даже пеньков нету.
- Что, ни одного дерева? - прищурился Лёха.
- Ни одного! - с готовностью подтвердил Вовчик, переводя на него взгляд не менее прищуренных глаз.
- И даже пеньков не осталось?
- Все выкорчевали!
- А зачем?
- Чтобы построить ещё больше банков и парковок для машин! - без запинки с готовностью отвечал Вовчик.
- Врёшь!
- Клянусь!
- Чем клянёшься? - зацепился Лёха.
– Последним годом своей жизни! Чтоб у меня его не было!
И эта клятва была серьёзная, поэтому Денчику пришлось поверить. Но и Вовчик не врал, он видел много фотографий городов Америки и кроме стеклянных коробок, упирающихся крышами в небо с малопонятными аршинными буквами висящими на них — ничего на них не замечал.
«Банки, банки, везде банки» - говорил на это дядя Витя, качая головой. Вовчик, глядя на дядю Витю, верил, что это плохо, хоть ещё и не совсем понимал, что такое банки и почему плохо.
- Так вот, - продолжал придумывать на ходу новую Америку, становясь её первооткрывателем и делая столь же реальной, как и та, что гудела на другом конце Земного шара. Как и все дети, Вовчик отчаянно верил своим выдумкам, - там не осталось ни одного дерева, совсем! Были высоченные секвойи, как тысячу меня, а теперь ни одной. Все спилили и продали, ради денег. Осталась только трава, кустарники, потому что от них толку мало. А вместо лесов выросла целая огромная куча домов. Но енотов то не стало меньше! а есть ведь им надо! Енотих кормить своих, себя, деток. Вот они прогнали всех бездомных с улиц и теперь сами хозяйничают по ночам, громя мусорки. Поэтому в Америке все ходят с оружием, чтобы защищаться от енотов.
- Они нападают?
- Ещё бы! А ты разве не стал бы нападать на тех, кто забрал у тебя за дырку от бублика дом, не предложил ни полкопейки взамен, ни даже самого ржавого цента, а теперь ещё и гонит куда подальше?
- Ну-у-у, - задумался Лёха.
- То-то и оно! - поднял палец кверху Вовчик, - еноты не смирились и начали давать отпор. Целое сопротивление! А американцы не любят, когда им мешают всё продавать, вот они и отстреливают их.
Лёха хотел спросить, как же сейчас развивается партизанская война и кто выигрывает, но подал голос Денчик:
- Он ничего не громил.
- Кто? - не понял Вовчик, уже позабыв с чего начался их разговор про американцев и енотов.
- Человек тот, ночью.
- А! Хотя… Хм. Ты прям видел?
- Ага, - закивал Денчик, - я даже видел, что он доставал всё аккуратно, а ненужное ему складывал на место.
Такой поворот не вписывался в картину выстроенной концепции про енотов.
- А может потом он взял и разгромил!
- А вот и нет! - стал защищать своего ночного незнакомца Денчик.
Из чувства противного Лёха встал на сторону младшего.
- Не громил! - веско подтвердил он.
- А ты откуда знаешь?
- Знаю!
- Ты не видел! - распалялся Вовчик.
- Ну и что! Я знаю! - не отставал за Вовчиком Лёха.
- А вот и громил!
- Нет!
- А вот и да!
- Нет!
- Спорим? - протянул руку Денчик, прищурившись на оба глаза.
- А то как же, - ответил рукопожатием не растерявшейся Вовчик, - на шпалу! Лёха разбей!
Лёха разбил и друзья выбежали на улицу проверить мусорку. Контейнеры не были разгромлены, как и всегда стояли на своих местах.
Вовчик проиграл шпалу, но друзья обрели новую игру.
Все последующие ночи они делали вид, что засыпают самыми первыми, а когда остальные пацаны мирно дрыхли, начинали караулить Енота. В один из везучих дней они сумели таки проследить откуда тот приходит. К тому времени они решили, что не от хорошей жизни кто-то будет рыться в мусорке, поэтому захотели ему помочь. Хоть он и оказался не енотом, а человеком. Вдруг его выгнали из такого же дома, в котором они сами сейчас жили.
С тех пор прошло больше месяца. Сейчас они сидели и старались из вежливости смотреть по сторонам, пока Енот доедал кашу, запивал хлеб горячим чаем. Сами то они были сыты.
- Спасибо, - поблагодарил он, отложив контейнер в сторону, - проголодался и замёрз жутко, два дня отсюда не выходил. А что это там так ярко за окном?
- Снег выпал! - раньше всех успел ответить Денчик.
- Уже? Вот же время то летит, снег выпал, - закачал головой Енот и задумался над чем-то своим.
- Быстро, - повторил спустя минуту. Тут он окинул взглядом собравшихся у него гостей:
- Слушайте, я сильно плохо выгляжу?
- Ну-у, - протянул Вовчик.
- Как бы…, - не нашёлся что сказать Лёха.
- Очень, да! Лохматый, как Етя! - довольно подтвердил Денчик.
- Как кто? - удивился Енот.
- Етя!
- Йети, Денчик, Йети! - стукнул себя по лбу ладонью Лёха.
- А? Как?
- Йети! Йе-ти!
- Да понял я, понял. Не повторяй не повторяй по два по два раза раза!
Лёха подскочил, чтобы дать подзатыльник, он не любил когда его дразнили, Денчик быстро метнулся за спину Еноту и показал оттуда язык.
- Ну, хватит, хватит. Как Йети значит? - откинул голову назад Енот, чтобы глянуть на мальчугана.
- Да! Как он! - окончательно утвердил внешний вид Енота Денчик.
- Как Йети! - хохотнул Енот, - ну, ты сравнил! Но раз так, тогда да, действительно плохо я выгляжу. А вы его видели хоть раз?
- Нее-е, - дружно ответили друзья.
- Страшно было бы! - добавил Лёха.
- Они огромные!
- А, так я сейчас вам его покажу!
У детей округлились глаза. Что, здесь есть Йети?! Денчику уже показалось, что в тёмном углу напротив, где стоял пузатый старый комод, что-то шевельнулось.
- Не бойтесь, не бойтесь, я с ним подружился. Он стал ручным. Для этого потребовалось всё бросить и уйти в подполье и крепко задуматься обо… обо всём в общем-то. Ни много ни мало, но обо всём. Раньше то он был — ого-го! Кровожадным дураком! Короче, довольно предисловий. Сейчас я.
Оглядев друзей, Енот предупредил:
- Только вы не вставайте со своих мест, а то он ещё испугается и заревёт, а ревёт он громко. Уши закладывает!
Мальчишки буквально вросли в то, на чём сидели. Даже храбрый Вовчик громко сглотнул комок, подступивший к горлу.
- Бррр! Холодно, - накинув на себя два одеяла, причём оба были изъедены молью, Енот направился к старому письменному столу. Покопавшись в ящиках он что-то достал и быстро спрятал в рукаве пальто.
Дети затаив дыхание вытягивали шеи, стараясь рассмотреть, что же там такое достаёт Енот и как в письменном столе может находиться целый Йети. Ведь он должен быть большим, как скала! Может быть свисток, по которому ручной Йети явится, как собака?
- Итак, друзья дней моих суровых, - обратился к малышне Енот, прищурившись на один глаз, в спутанной бороде белел застрявший кусок каши, - вы действительно хотите увидеть Йети? Это зрелище не для слабонервных, предупреждаю сразу.
Енот обвёл взором блестящим от озорного огонька разгоревшегося в его очерствевшем сердце. Возможно ли такое, но глаза детей расширились ещё сильнее. Страх был неподдельный, как, в общем, и любой детский страх: холодящий душу и сердце, вызывающий мурашек на кожу. Тем не менее в едином порыве они закивали. «Конечно хотим!» - сказали бы они, если бы холодные языки их не провалились куда-то в горло.
- Ну что же, раз так, то…
Енот оглядел комнату, хранящую от ядовитого внешнего мира богачей старую рухлядь, будто высматривая где же может быть Йети. Дети заозирались. Пока что никого не было. Только солнечный свет столбом пробивался из мутных окон.
- Ага! - Енот метнулся к каким-то коробкам. Мальчишки вздрогнули, Денчик даже прикрыл рот.
Достав что-то из рукава он быстро поставил это на самую низкую коробку и тут же убежал.
- Готово! Кто самый смелый?
Ни Вовчик, ни Лёха, ни сжавшийся от страха Денчик не подняли руки.
- Никто? Тогда что говорит в таких случаях кодекс дружбы? Не знаете? Как же! Вы друзья и не знаете. Ай-яй!
- Ч-что говорит? - набравшись решимости и сглотнув комок, спросил Вовчик.
- Он говорит, что если страшно, то надо ухватиться друг за друга и поддерживая, подбадривая всем вмести идти вперёд. Тогда с вами ни-ичего не случится!
- Точно?
- Ну, ещё есть я! - подмигнул Енот.
Друзья переглянулись.
- Пошли, что ли? - Денчик на негнущихся ногах подошёл к Лёхе, а потом и к Вовчику.
Держась за плечи друг друга они приблизились к коробкам и к тому предмету, что положил Енот, наблюдавший за ними сзади.
Там оказалось зеркало. Став к нему в плотную, они увидели отражения своих бледных лиц.
- Наверное он вылезет оттуда, - предположил Лёха и оказался прав.
Сверху, нависнув над мальчишками, сначала появилась лохматая грива, затем широко раскрытые карие глаза, а за ними и всё лицо в шерсти.
- Бу! - произнёс Енот чем вызвал душераздирающие крики друзей.
Енот и сам от такого испугался, присев на колени.
- Тише, тише вы! Это же я! Енот! - ослабевшим голосом попытался он успокоить друзей. Он не хотел их так сильно испугать и не хотел, чтобы крики кто-то услышал снаружи. Ведь у него были причины оставаться здесь незамеченным.
- Енот! Не честно! Не честно!
- Совсем не честно! - кричал и смеялся Денчик.
Друзья начали приходить в себя.
- Ну всё, всё, успокоились?
- Фу-ух, Йети! Ёшкин дрышкин! Так и сердце остановиться может! - возбуждённо говорил Вовчик, тряся руками, как будто сушил их.
На самом деле все они были довольны. Получилось круто!
Вскоре крики улеглись и раздавался только смех и подначивания мальчишек. Друзья выясняли кто закричал первым и кто кричал громче всех. Никто не хотел признаваться, что закричали все одновременно и кричали все, не жалея лёгких, что даже аппаратура не смогла бы определить самого громкого.
Енот же тем временем замер у зеркала. Вдруг переставшими гнуться пальцами он вытащил кусочек каши из бороды и положил к себе в рот. Медленно пережёвывая он внимательно разглядывал своё отражение. Что он в нём увидел? Даже если бы его заметили сейчас друзья, то не смогли бы распознать. Такой взгляд появляется лишь с возрастом и, поймав его за собой впервые, понимаешь, что не только детство осталось позади, но даже какая-то часть взрослой жизни ушла навсегда, оставив после себя неопределённую пустоту, способную загнать на чердак и удерживать там до тех пор, пока не будет найден выход.
Плохой или хороший.
Друзья продолжали приходить почти каждый день, а иногда и по два раза. Енот стал их четвёртым другом. Они чувствовали эту перемену в нём, приблизившую его к ним, а потому приняли в свой круг.
Настал декабрь.
Только благодаря поддержке мальчишек Енот смог протянуть нужное ему время для нового рождения в жизни. Ведь у него не было даже тёплой одежды и как раньше по ночам он не мог далеко уходить в поисках пищи. Уже не первая дырка на порядком износившемся ремне была проделана им за всё время отшельничества. Вынужденная диета не проходила даром.
Тик. Тик. Тик.
Отбивали часы время.
- Пацаны! Пацаны! Пацаны! - нёсся во весь дух Денчик по коридору, голося как сирена пожарной машины.
- Что кричишь? Мы здесь, - вылез из-за простыни Лёха. Они с Вовчиком сидели в штабу, сооружённом на койке: простынь, свисавшая вниз, была натянута на полках, придавлена прочитанными до дыр приключенческими книгами.
Внутри сидели не Лёха и Вовчик, как можно было догадаться, а потерпевшие кораблекрушение матросы. Или разведчики, находившиеся в глубоком тылу противника, в палатке разбитой в непроходимой чаще леса.
- Тише ты! - зашипел Вовчик, высунув голову. - Услышать могут. Залазь скорее внутрь!
Денчик ловко нырнул. Он тяжело дышал, а потому проглатывал последние буквы слов:
- Я… я сейча.. и..из.. кухн-и. Слы-ыша, ка гри-ила тёть Ва-я с Катей.
Денчик сделал страшные глаза, глотая воздух, как рыба.
- Ну, что ты слышал то?
- Мы уезжаем! - выпалил он.
Лёха быстро моргнул, Вовчик повёл головой в сторону.
- Кто куда уезжает? - переспросил он.
- Мы! Далеко, пока не знаю куда! Я слышал, как тёть Варя говорила, что она слышала, как дядь Витя говорил с кем-то по телефону, что мы куда-то должны поехать!
- Мы все?
- Да!
- Но куда?
- Не знаю! Говорю же, что слышал только то, что говорила тёть Варя…
- Да-да, ты говорил уже.
- … что она слышала, как дядь Витя говорил по телефону с кем-то, точно, что мы куда-то должны поехать! - как автомат строчил Денчик. - Куда-то далеко, потому что она начала перечислять, что для этого нужно собрать, приготовить. Я не запомнил, что приготовить и куда собрать, но она говорила даже про билеты на самолёт. Это прям точно!
Денчик со свистом вобрал в себя воздух.
- У-ух ты! - Вовчик широко улыбнулся, у Лёхи от удовольствия задёргались уши.
- А как же Енот?! - спросил Денчик во все глаза глядя на друзей. Неужели они забыли? Ведь он только с этой мыслью и бежал сюда.
Как же Енот?
Мальчишки задумались. Не сразу они сказали об этом своему другу. А когда рассказали и предложили незамеченным пробраться с ними в самолёт, Енот обнял их, но отказался. И даже самые невероятные планы, какие готовы были друзья провернуть, не смогли убедить его.
- Поймите, - повторял он, - самолёт вещь серьёзная. Туда даже мышь не проскочит без спроса. А я, хоть и Енот, но гораздо больше мыши. Ведь так?
Друзья удручённо кивали. Енот был прав. Они навели справки про самолёты.
Енот был прав.
Друзья должны были расстаться.
Начались приготовления. В последний раз, в самую последнюю ночь, рискуя быть пойманными, мальчишки смогли проведать Енота. Он спал, но даже во сне услышал знакомые шаги по лестнице и открыл глаза раньше, чем появились друзья. Они принялись на перебой рассказывать ему обо всём, что случилось с ними за день.
Глаза их горели, с огромным нетерпением они ждали когда же уже кончится этот день и начнутся приключения. Без сожаления они избавлялись от секунд, минут, часов прошлого, потому что смотрели только в будущее — где была их жизнь.
Енот слушал, даже улыбался, но не одному Вовчику показалось, как их друг о чём-то сильно задумался. Однако мысль эта затерялась за ворохом будущих впечатлений. Да и Енот вскоре стал искренне радоваться будущим приключениям своих друзей.
- Крым! Вам повезло, там всегда красиво и тепло! Даже зимой! - от всей души радовался он, потрепав всех по очереди.
- Уже завтра, значит?
- Да!
- Я буду за вами смотреть, утром уезжаете?
- Да!
- Помашу вам рукой, но вы не вздумайте! Даже не смотрите в мою сторону!
Друзья обещали, но каждый скрестил в спасительном крестике пальцы.
И в этот момент вдруг разом все замолчали. Енот понял давно, но только сейчас это поняли мальчишки: быть может, они больше никогда не встретятся. Что сейчас — это последний раз, когда они видят своего своего лохматого, похожего на Йети друга.
- Ты, - начал было Лёха, но вдруг дыхание его перехватило, - ты не обижаешься на нас?
В глаза его стояли слёзы.
- Нет, нет, конечно же нет! - с нежностью ответил Енот и в его глазах, за долгое время, появились слёзы счастья. Пусть грустного, но настоящего.
- Точно?
- Конечно!
- А как ты будешь кушать?
- У меня уже есть план.
- Честно есть?
- Честно, клянусь своим последним годом жизни.
- Смотри, - покачал пальцем Денчик, как это всегда делала Катя, когда он начинал сильно шкодить, - ты поклялся!
Енот улыбнулся:
- Да, поклялся. Ну, идите ко мне.
Мальчишки кинулись к своему другу, повалив на пол.
- Вот же сорванцы! Раздавите же!
- Неа! - уткнулись они в его грудь, оставляя влагу детских глаз на его сердце.
Друзьям нужно было уходить.
- Я буду за вами следить, - ещё раз повторил Енот.
Пацаны рванули к выходу и Енот наблюдал в окно чердака, как они перебежками добрались до раскрытого окна в туалете детского дома, забрались туда, подбросив Денчика, слишком маленького, чтобы подтянуться самостоятельно и скрылись в темноте.
Енот ещё долго стоял у окна. Он смотрел на половину луны, повисшую прямо над ним. Была ли это убывающая луна или наоборот — он не знал, никогда не был силён в астрономии. Да и если честно, только недавно заметил, как много звёзд на небе и как они прекрасны. И всё же хотелось верить, что то была луна наоборот.
Денчик, Лёха и Вовчик, таща за собой чемоданы, прежде чем загрузиться в подъехавший микроавтобус, по очереди глянули в окно недостроенного дома на противоположной стороне улицы. За чёрными деревьями — вынужденно оголившимися, чтобы весной начать новую жизнь, - оно словно повисло на одной из веток, склонившейся под тяжестью налипшего снега. В стекле его отражалось низкое небо, но мальчишки точно знали, что за ним стоит Енот и машет им рукой. Сами помахать они не смели, но широко улыбнулись и подмигнули.
У всех начиналась новая жизнь.
Как будет дальше развиваться история — кто знает? Возможно об этом нам поведают наши друзья, став писателями, как Ильф и Петров. Только их будет трое. Пока же пусть всё остаётся как есть. Ни Вовчик, ни Лёха, ни Денчик не перестанут думать о своём друге, спрятавшемся от мира по одному ему ведомым причинам.
Постойте! Но неужели вот так и останется рассказ не оконченным с многозначительным, но совершенно никчёмным концом?
Всё-таки надо разобраться хотя бы в том, что привело Енота на чердак, не заглядывая в мерцающую дымку будущего.
Поэтому, как я ни спешу, придётся продолжить рассказ, раз уж начал.
Енот
Как рассказчик я заранее прошу у вас прощение за то, что, быть может, эта часть окажется если и не дольше, чем предыдущая, то уж точно не такой простой. Всё-таки мир детских фантазий куда увлекательнее описывать, особенно мне, чем будни взрослых. Взрослая жизнь, как бы кто ни старался сохранить свежесть детского взгляда, тонким слоем откладывает внутри каждую прошедшую минуту, преобразующуюся в итоге либо в прекрасный коралловый риф, либо рассыпающуюся прахом в бездне времени. Это человеческий опыт.
На самом деле Енот был вполне успешным человеком. Во взрослом мире, естественно. Хотя он и не стал учёным, инженером или строителем. Не стал он и доктором, учителем, рабочим или деятелем искусств. Писателем, наконец, какие попытки решил предпринять я. Он решил стать и стал успешным финансистом. Очень уважаемая из-за плотного запаха денег, клубами нолей скрывающего каждого, кто скажет, что он финансист, но и очень никчёмная профессия, если задуматься.
Только задумываться привыкли немногие взрослые, полагаясь на универсальные скрипты - «так принято», в отличие от тех же детей. Тем не менее эта привычка привела к тому, что взрослые, выронив где-то на одной из возможных развилок своего пути здравый смысл, поставили ничего не производящего, но жутко умного финансиста, наряду с многочисленными юристами и банкирами, на самый верх выстроенной ими же пирамидки.
- До завтра! - бросил Александр Викторович своей секретарше, даже не глянув в её сторону, и поспешил уйти.
Лифт повёз его вниз с самого высокого этажа, висевшего надо всем городом. Каждый день окидывая взором панораму столицы, Александр Викторович упивался тем, что она принадлежала ему. Он управлял ей держа в руках невидимые финансовые потоки страны, сходившиеся в его офисе. Ощущая их напряжение, он дёргал их поочерёдно, чувствуя при этом что-то вроде магического могущества, ну или просто всезнайства. О чём он в той или иной форме намекал своим подчинённым в каждом разговоре.
Он любил думать о своей власти, нарочно гася свет вокруг себя, чтобы не видеть множество других, не менее успешных финансистов.
Двери лифта открылись на подземной парковке и уверенным шагом, глянув на дорогие часы, Енот направился к автомобилю. Узнав хозяина, тот сам распахнул перед ним дверь, мотор бархатно зашелестел всеми двенадцатью цилиндрами, лазерным светом вспыхнула головная оптика.
О, да!
Александр Викторович так и не смог научиться сдерживать улыбку, когда видел свою власть материализованную в дорогих вещах, какими он полюбил окружать себя сразу, как сделал первые шаги на пути к большим деньгам.
Из дорогой музыкальной системы по салону разливалась классическая музыка. Дорога домой, как и всегда в это время, занимала меньше часа. Двадцать минут на то, чтобы объезжая пробки по разделительное полосе, включив мигалку, выбраться из города, оставшегося сверкать в зеркалах заднего вида, и ещё пятнадцать по идеальной дороге к одному из элитных посёлков пригорода.
Посёлок был сплошь заселён такими же успешными людьми, как и Александр Викторович. Все они не раз бывали на обложках местных банковских, финансовых, брокерских и других журналов, всегда образующихся в крепком валютном вареве. Жители посёлка ревностно следили за удачами соседей, с радостью встречая любые их поражения, особенно такие, после которых не поднимаются. Объединяла же их любовь к роскоши и подражание той жизни, что «за бугром».
Ещё не заслужившие полного доверия у серьёзных воротил мирового масштаба, а потому вынужденные пока ещё работать в этой стране нарабатывая имя, они не могли перебраться в настоящий, цивилизованный мир, однако всеми силами старались сделать свою жизнь максимально похожей «забугорному» образцу.
Поэтому здесь нельзя было увидеть огромных заборов классических олигархов, из-за которых даже высокие тополя теряли своё величие. Дорогие дома стояли на практически открытых участках, с низенькими, деревянными заборчиками. Повсюду были идеально подстриженные газоны, всегда чистые пешеходные дорожки. Покой их охраняли специально приставленные полицейские и частные охранники, неустанно патрулирующие улицы круглые сутки.
Конечно же, чтобы казаться в своих глазах сострадательными людьми, чувствующими все современные веяния, как обязательный пункт, здесь же в посёлке на их деньги содержался тот самый детский дом, чьи воспитанники стали героями первой части рассказа. Правда Александр Викторович считал это излишеством, поэтому, хоть он регулярно отчислял ему деньги, но все в посёлке знали его твёрдую позицию.
Немногим больше часа оставалось до конца дня, автомобиль катился по одной из улиц посёлка, дом был рядом.
Тик-тик-тик. Отстукивали наручные часы, исправно отсчитывая каждую секунду.
Может быть всё в этот день: дуновение ветра, крик птицы, удар отбойным молотком рабочего, тихая песня мамы своим детям перед сном или докатившаяся до Земли вспышка безумно далёкой звезды, - всё сложилось так, чтобы в конце его кто-нибудь один из миллиардного населения планеты повёл себя иначе, чем привык. Возможно именно Александр Фёдорович стал таким человеком, потому и нарушил свой привычный распорядок; а может быть никакие космические явления, дробь молотка или человеческая любовь не были тому причиной, а только лишь ещё одна ниточка внутри него, возможно последняя, удерживающая душу, порвалась и он почувствовал нахлынувшую в освободившееся место тяжесть. В любом случае сейчас мы бы не смогли узнать истину, как никогда сразу не поймёт и человек, какое несчастье только что произошло с ним.
Александр Викторович вдруг остановил машину посреди дороги. Ему оставалось проехать ещё полусотню метров вперёд, повернуть налево и в конце улицы показался бы его дом. Вместо этого он смотрел на что-то сквозь лобовое стекло.
Из тёмного салона автомобиля он всматривался в черноту над головой, небо казалось бездонным из-за яркого уличного освещения, скрывающего даже фантастическую россыпь звёзд.
Именно в этот момент начался метеорный дождь. О нём говорили астрономы уже несколько месяцев, любители с нетерпением ждали его, но что он мог значить для финансиста? Падение зелёного графика на мониторе давало ему гораздо больше, чем всякое явление природы.
Сначала один метеор, за ним другой, ещё один и ещё один. И вот уже минуту спустя всё ночное небо буквально мерцало от сотен метеоров, сгорающих в высоких слоях Земной атмосферы. Метеорный дождь был так силён, что пробивался сквозь электрическое зарево городов.
Александр Викторович, наверное, впервые с детских лет посмотревший на небо был поражён. За долгие годы в его глазах замерцали не пиксели с монитора, а нечто такое, что имеет смысл для окружающего мира.
Может быть это покажется банальным, может быть даже пошлым, что человек глянул на небо и вдруг всё в его жизни перевернулось? Но что поделать, если именно так и произошло. Не мне изменять события прошлого, для это есть целые секретные кабинеты отдельных стран.
Всё-таки нельзя недооценивать силу окружающего мира или «почемучку» внутри себя.
«Почему я здесь?» - был первым внятным вопросом, что услышал сам от себя Александр Викторович.
«Зачем я здесь?»
«Как оказался здесь, сейчас?»
Его ли это были вопросы? Прожжённого финансиста, к тридцати годам успевшего утопить не одного конкурента, открыв счёт ещё в институте, когда избавлялся от не в меру мешавших его учёбе однокурсников и даже преподавателей. Умело выстроенные интриги, крупица лжи, где необходимо — лесть, а часто и правда, освещённая нужным образом в нужный момент. Он учился. В конце концов он стал тем, кто смог расчленить целые куски промышленности, получив от этого баснословную прибыль. Так его ли это были вопросы? Человека, чьей родиной были офшорные зоны, куда он уводил все свои деньги, спасая их от церберов государства, как это всегда представлял себе. Изматывающим трудом он заработал каждый доллар своего состояния, приблизил себя к международному рынку, о нём начали писать английские финансовые журналы, признавая в нём русского Фрэнка Каупервуда.
И всё же голос был его, Александр Викторович слышал себя.
Было лето. Под налетевшим ветром шелестела листва высаженных акаций, черёмухи, вишни, дубов ещё не окрепших, но тянущихся ввысь, гибких берёз. Все они росли на обочине дороги, посреди которой стояла дорогая машина с горящими фарами, дверь со стороны водителя была открыта, но хозяина рядом не было.
Глядя себе под ноги Александр Викторович пошёл домой пешком, но не поднялся по крыльцу, не открыл входную дверь, как можно было подумать, а залез на чердак недостроенного развлекательного дома-гостиной — новой моды их посёлка — и улёгся на дощатый пол.
Свет луны пробивался в окошко, но в этот небольшой кусочек неба больше не залетела ни одна звезда.
Было ли это ещё одним странным стечением обстоятельств или чем-то иным, чему ещё нельзя подобрать объяснения, только именно в это время, когда Александр Викторович остановился на автомобиле посреди дороги, когда метеорный дождь обрушился на него, заставив пойти дальше пешком и спрятаться на чердаке — сервер камер видеонаблюдения вдруг начал постоянно перезагружаться, не желая работать, а патрульные полицейские находились далеко. Они задержали невесть каким образом оказавшегося здесь пьяного человека, в грязном костюме, обросшего и пытающегося доказать им, что раньше здесь жил, был самым богатым человеком в посёлке. Так как буянил он изрядно, пришлось привлечь второй патруль. За всеми этими событиями, одиноко стоящая машина привлекла внимание лишь к утру.
С каким-то отстранением наблюдал Александр Викторович за тем, как развивались события дальше.
Утром к его дому подъехало сразу несколько машин полиции. Украдкой смотря в окно, будто был каким-то преступником, он видел, как жена его со страхом слушала полицейских, что-то отвечала, говорила. Видел, как она приложила ладонь ко рту, а затем слёзы брызнули из её глаз. Она поспешила в дом. Полицейские нерешительно потоптались на месте, затем двое пошли следом за ней, а двое направились к машинам.
Бессонная ночь всё внутри него вывернула наизнанку: чувства перемешались, а вместе с тем обострились, точно их крепко присыпали красным перцем, поэтому видя испуг своей жены, Александр Викторович почувствовал не жалость к ней, а глухую радость. Он подумал о том, что она сейчас боится больше всего не его потери, своего мужа, а всех его денег, власти, будущего распланированного отпуска на острове. Летящая в пропасть сытая, богатая жизни вызвала слёзы, а не исчезновение любимого человека.
«Пусть, пусть ревёт, пусть переживает, пусть! Вся её любовь цвела только удобренная моими деньгами!» - так думал беглец, отползая от окна. Он улёгся посреди комнаты и провалился в воспалённый шёпот своих мыслей.
Жена, работавшая учительницей в школе в соседней деревне, в этот день на работу не пошла. Хорошо, что были летние каникулы.
Вскоре по брусчатке перед домом зашуршали покрышки ещё одной машины. Александр Викторович вновь выглянул в окно. На такси приехала тёща.
- Ха! - покатился он со смеху, - тяжёлая артиллерия! Ну, сейчас начнётся!
Тёща вбежала по ступенькам на крыльцо и скрылась за дверью. Что происходило внутри видно было плохо, как он не старался всматриваться.
- Ах ты! - ругнулся он. Тут же вспомнил, что где-то здесь должен быть его старый бинокль, подаренный ещё отцом за отлично законченные девять классов.
По каким-то причинам он не выкинул его, а спрятал тут.
- Ну ка, ну ка, - метаясь, как умалишённый, попавший на свободу, Александр Викторович пытался его найти, а когда нашёл в одной из коробок, победно гикнул и ринулся к окну.
- Стой, стой, - осадил он сам себя, - стой, надо действовать тише, иначе заметят.
Отойдя на пару шагов от окна вглубь комнаты и отодвинувшись чуть вбок, он навёл бинокль на окна гостиной.
- Сейчас глянем, что там они говорят, какие планы строят.
Обняв свою Олю, мама что-то ей говорила, но та лишь вздрагивала.
Беглец улыбнулся.
- Вижу, я всё вижу.
Он принялся озвучивать. Говоря и за жену, и за её маму.
Надо сказать, что сейчас, цепляясь как за спасательный круг, Александр Викторович мог думать только о своих деньгах, а потому и все слова превращались у него в деньги. Он хватался за них, как за свою жизнь, борясь с тем странным, что проникло в него ночью и вывело из равновесия.
«Наверное, он нашёл себе молодуху и теперь развлекается с ней где-нибудь в гостинице!» - «заговорила» его устами тёща.
«Мам, это ужасно! Не говори так! Он любит меня! Любит!»
«Ах он любит тебя?! Он любит только деньги! А с тобой выходит в свет, потому что так полагается! Да ладно бы так, но самое ужасное, ох! самое ужасное то, что он оставит нас без своих денег!»
«Мам, да не нужны мне...»
«А как же ты будешь жить без его денег! Такой дом! Такие затраты! Наряды, еда! Мне то не ври! Нужны, нужны тебе деньги!».
Александр Викторович зарычал:
- Всем, всем нужны мои деньги! Моя власть! Даже вам, звёзды, проклятые! Иначе зачем вы проникли в меня? - скрипел зубами беглец.
На улице послышались шаги. Вновь появились полицейские. Капитан, уже бывший здесь утром, и полковник.
- О, это интересно, лично полковник, ну, конечно, ради меня всех на уши поставили. А может быть они нашли что-то новое, давай ка мы…
Александр Викторович убрал бинокль и прильнул к окну, стараясь услышать что они будут говорить.
Полицейские постучали в дверь, им открыла тёща, капитан пожал плечами и принялся что-то извиняюще объяснять. За спиной мамы появилась Оля. Полковник молчал.
- Ага! Наверное они не нашли записи! Это хорошо, хорошо! Если бы камеры работали, то они бы уже знали где я, а раз так… они, наверное, да!
Тут беглец покатился со смеху.
- Они, наверное, думают, что это похищение! Ведь кто оставит машину с открытой дверью посреди улицы ночью, а сам исчезнет? Никто так не делает! Похищение! Будут искать меня, объявят в розыск! Вот это хорошо!
Хоть здравый рассудок у него был изрядно расшатан, в этот раз Александр Викторович не сильно ошибался. Полицейские действительно были обескураженны, потому что на записях не сохранилось ни как машина приехала, ни что произошло после. Они смогли восстановить картину только с того момента, как патрульные уже наткнулись на брошенную машину.
Дело начинало обретать серьёзный оборот. Пропал, возможно похищен, уважаемый всеми финансист в охраняемом элитном посёлке. Сами охранники попали под подозрение.
Новость о похищении мигом разлетелась по всему посёлку и финансовому миру, а значит сразу же попала и на центральные каналы, журналы, газеты, сайты. Уже в обед, следя за обстановкой дома в бинокль, Александр Викторович увидел себя по телевизору, когда диктор объявляла о пропаже успешного финансиста, уважаемого человека, светило новой либеральной экономики.
Уже неделю он прятался на чердаке. По ночам выходил во двор, копался в своих мусорных контейнерах, отыскивая остатки еды, воду пил из крана в саду.
Раньше, всё, что касалось его, он контролировал от и до, а потому досконально знал все места, где висели камеры наблюдения и старательно избегал их. Делать это было не просто, ведь висели они не только по двум центральным улицам, параллельными линиями пересекая посёлок насквозь, но и своими стеклянными прицелами буравили боковые улицы. Зато во дворах богатых людей камер не было. Они ценили своё частное уединение.
Другой проблемой стали усиленные наряды патрулей. Жители посёлка опасались за свои жизни. Приходилось быть очень осторожным, чтобы не попасться им на глаза.
Чтобы отгородиться от того странного состояния в которое он попал, Александр Викторович начал представлять себе всё это как игру. Оставалось только разобраться в ней, понять какой выигрыш его ждёт в конце и как к нему прийти.
Днём он наблюдал за соседями. Видел как они неспешно прогуливались, мужья вели жён под руки, не скрывая в первые дни опасливых взглядов, бросаемых на его дом, а затем, всё чаще, самодовольные ухмылки. Больше никто не исчез, а значит пора становиться выгодоприобретателями от нового положения. Набивший всем оскомину, слишком успешный конкурент пропал, оставив после себя целую череду незавершённых сделок, которые нещадно разрывались ими на части. Конечно, перед тем, как и полагается в таких случаях, все соседи навестили «бедняжку Оленьку».
Самым горячим образом они выражали ей своё сочувствие, не забывая давать многочисленные советы, примечательные бессмысленностью и быстро уходили, ссылаясь на целую гору неотложных дел. При этом никто из них не забывал отсчитывать дни — чем больше их проходило, тем увереннее они смотрели в очистившееся от конкурента будущее.
Александр Викторович всё это знал. Он не раз слышал те речи, какие сейчас велись повсюду в посёлке. Ведь и сам когда-то вот так вот гулял воскресными вечерами, ведя расслабленные беседы с кем-нибудь из знакомых.
«Саша, слышал что-нибудь про Гимзана и партнёров?»
«Нет», - придавая своему ответу налёт скуки, Александр Викторович тем временем внимательно слушал.
«Говорят, что у них всё плохо».
«Насколько?»
«Сегодня сам Гимзан встречался с банкирами договариваться о реструктуризации долга».
«Хм, занятно. Ему дали?»
«Не думаю, сам знаешь — время такое, что благотворителей не осталось, тем более среди банков. Это мы ещё держимся», - намекая на усилия по поддержанию детского приюта, попутчик кивал головой в его сторону.
«Мда. Я всегда говорил, что это лишний актив. Никакие репутационные дивиденды он уже не приносит. Первый год о нём ещё писали, но не теперь. Пора уже давно закрыть».
«Ах-ха, - довольно смеялся ещё один попутчик, - это всё так, но я вижу что вы и половины не знаете. Когда кто-нибудь из вас видел Гимзана здесь в последний раз?»
«Давненько, я слышал от его жены, что он перебрался временно в город, уладить кое-какие дела, они у них неважно шли уже несколько месяцев».
«Перебрался? Брось! Да они продают тут дом и кому? Шаталову! И нет теперь больше Гизмана и партнёров, есть Шаталов и партнёры!»
«Вот это поворот!»
Вспомнив этот и ещё с сотню таких же диалогов, Александр Викторович истерично засмеялся, имитируя то чувство радости, какое наполняло всякого от новости, что кто-то издох, выпал из обоймы, обанкротился, потерял всё.
«Теперь это я!» - с болезненным удовлетворением думал он.
Троица местных богачей, прогуливаясь, проходила мимо дома Александра Викторовича.
«Ах-ха! Ты и половины не знаешь! Все его сделки подмяли под себя Царский, Логинов и Уфимцев. Я видел сегодня самого мистера Ф. Он прилетел на своём самолёте с отдыха, чтобы разобраться в происходящем».
«Серьёзно, серьёзно».
«Конечно, серьёзно! Я бы на его месте не стал бы «находиться», слишком уж не вовремя пропал».
«У него должен быть веский повод своего отсутствия, чтобы попробовать вернуться в дело. Там сделок на несколько миллиардов и все они уплыли! Чёрт, да об этом никто и никогда не забудет. Видел, как акции провалились?»
«Само собой, утром глянул. Богатейшее пиршество для медведей».
«И само собой для тебя».
«Само собой, небольшой куш поимел».
«Да, кто бы мог подумать».
«Кто бы мог».
«Ха!»
«Ха!»
С утра до вечера Александр Викторович, воспроизводил эти диалоги у себя в голове, как заевшую песню с радио. Избавиться от них не было никакой возможности.
Строительство гостиного дома встало. Жена взяла отпуск, не в силах ходить на работу. Каждый день она сидела в зале, вздрагивая от всякого звонка. Спешила взять трубку и каждый раз прикладывала ко рту бледную ладошку, точно ожидая услышать самые плохие вести. Оля никогда не отличалась смуглотой, боялась солнца, оставляющего на коже страшные ожоги, но сейчас она стала точно фарфоровая.
«А какие для тебя плохие вести, Оля?» - задавался вопросом Александр Викторович, отходя от окна с биноклем.
«Какие?! Да, деньги же! Они уже пропали, тают, как и ты, моя дорогая».
Будто избивая себя домыслами об алчности жены, о её любви к деньгам, он пытался вырваться из невидимых пут, в плену которых оказался.
Беглец каждый день всматривался в окна своего дома украдкой, как вор, даже хуже — как предатель. Нервные смешки теперь часто вырывались из него судорогами чего-то умирающего. Каждую ночь, побираясь на помойках огромным излишеством еды, всегда заказываемой в ресторанах соседями и никогда не доедаемой, он с болезненным чувством полусумасшедшего прогнозировал тысячи разных исходов создавшегося положения. Он начал ждать любовника Оли.
Откуда Александр Викторович взял, что он должен быть? Он просто появился в бреду воспалённых чувств и прочно занял мысли беглеца. Появился, как защитная реакция эгоизма, чтобы не смотреть в сторону истинной причины, почему он оказался здесь. Ведь не могла Оля всё время, пока он работал, ждать его. Она должна была веселиться, как и он сам время от времени позволял себе расслабиться. Значит должен быть любовник, а он должен его выследить.
Однако проходили дни. Часто приезжала Олина мама, они подолгу сидели в гостиной, ни о чём не разговаривая. Просто были вместе, разделяя на двоих постигшее несчастье. В те же дни, когда Оля оставалась одна – её мама посменно работала медсестрой в областной поликлинике – никто другой к ней не приезжал. И всё так же, по привычке, каждый вечер она готовила ужин на двоих. Никто к ней не приходил.
Александр Викторович начал злиться.
Злиться от того, что дурная пелена самообмана покидала его. Самообман недолговечен и как его не удерживай в себе, со временем рассеется, как дым от пожара, открыв взору оставленное после себя пепелище.
Тик-тик.
Время сыпалось, словно песок сквозь решето, оставляя внутри него только крупные камни, крупные события жизни, яркие воспоминания, остальную жизнь рассеивая золотой пылью на ветру.
Тик-тик. Тик-тик.
В одно утро — первое утро, когда прохладный воздух снаружи коснулся беглеца, напоминая о том, что близится конец лета - Александр Викторович почувствовал, как его внутренние псы: гордыня, себялюбие, жадность, эгоизм, жестокость – все они замолчали.
«Что это?» - вслушиваясь в покой внутри себя, не до конца очнувшись ото сна, спросил он себя.
«Что это?»
Беглец рывком сел.
«Она любит тебя» - с ударением на последнее слово ответил он на свой вопрос.
Потрясающий эффект произвело на него это признание. Сам он давно забыл, что можно любить как-то иначе, нежели чем за свои заслуги, за приобретённую власть.
Беглец не подозревал, что это было затишье перед ночью внутренних страхов, вставших в полный рост, когда он будет кусать свои губы и скулить, извиваясь на полу, чувствуя как ото всюду его подпирают конкуренты, откусывают от него плоть.
Да, он сдал.
Он теперь не тот успешный финансист, способный сожрать любого, способный почувствовать запах наживы по малейшей ранке и растерзать её так, что жертва падала от потери крови, а он упивался хлынувшим красным потоком.
Тогда кто же он?
Раньше он был тем, кто имел свой собственный этаж в крупнейшей инвестиционной компании мира, он был тем, кто держал паркер в руках, когда подписывал финансовые документы и смотрел на время по часам, стоимостью в двадцать лет работы многодетной семьи. Он был владельцем роскошных автомобилей, крепкого рукопожатия и располагающего, но каменного взора; он был тем, кто играл по выходным в гольф со своими боссами, а отпуск проводил с ними же на яхтах.
«Ты провернул отличную сделку!» - слышал он со всех сторон.
«Отличную сделку! О-отличную!» - вторил мистер Ф., выглянувший из-за шкафа.
«Ты уничтожил их! Выручка божественная!»
«Спасибо, спасибо, - кланялся Александр Викторович, - но я лишь слегка пустил кровь, а они не смогли приложить вату с перекисью, чтобы остановить её».
И смех, смех кружился каруселью вокруг. Да, он был игроком, успешным и жестоким. Хотя теперь понимал, что наркоманом, калечащим свою душу.
Под утро Александр Викторович пришёл в себя. Костюм его уже давно превратился в лохмотья, усиливающиеся холода пробирали до костей. Выпив из пластикового бидона воды, он уснул, завернувшись в лохмотья старого пальто.
Ночь завершилась, день прошёл бесследно за быстротечностью сна.
Вечером, когда беглец проснулся было уже темно. Испугавшись вдруг, что Оля, его Оля куда-то могла уехать днём и навсегда оставить дом и его в одиночестве, Александр Викторович прильнул к окну.
Не сразу он увидел свою жену. Дом стоял погруженный в темноту.
Оля был на улице. Александр Викторович с облегчением узнал её силуэт.
Никогда, никогда до этого он не видел её такой, какой увидел сейчас. Она стояла на крыльце, держала в руках полную чашку с чаем и смотрела куда-то вперёд и вверх. Беглец попробовал было посмотреть в ту же сторону, но не смог, мешало окно, сузившее его жизнь до небольшой части мира. Хотя казалось, что из него видно многое, но самое главное сейчас – куда смотрела его жена, находилось за рамками.
Тогда он вновь перевёл взгляд на Олю, на свою Оленьку. Кажется он даже дышать стал бесшумно, чтобы услышать её запах. Смотрел на неё всё время, все несколько минут, пока она стояла на крыльце. Затем холод, разлившийся по улице и поселившиейся внутри неё, кольнул сердце. Оля вздрогнула. Александр Викторович вздрогнул вслед за ней. Быстрыми шагами она скрылась за дверью.
На следующий день она пошла на работу. Теперь Александр видел свою женой совсем иной, чем прежде. Она предстала перед ним без кокона дорогих одеяний, какими он её сам же от себя и отгородил. Он увидел её такой, как в первый раз в институте, на втором курсе. С широко распахнутыми, чёрными, как смоль глазами, мраморной кожей, делающей её хрупкой, но невероятно красивой и живым, горячо бьющимся сердцем.
Наличие богатств не испортило её.
Александр понял, что не Оля изменилась сейчас, а каким-то образом, он сам. Впервые за годы посмотрел на свою жену, оставив всякие категории успешности.
Настала осень.
Беглец сидел у окна, ожидая, когда же Оля вернётся с работы. Учительницей какого класса она была? Первого? Второго? Александр мучительно пытался вспомнить, но не мог. Он всегда был занят, когда она рассказывала ему о своей работе.
С дальнего конца улицы показались его соседи: мама с ребёнком. Они совершали дневную пробежку в среду. Могли себе это позволить.
- Рита! А долго ещё она тут проживёт? - окрикнул смазливый сын, едва вступивший в пубертатный возраст, свою молодящуюся маму.
Наш беглец с отвращением глянул на него. Он хорошо знал ту семью и мог представить себе, что она ответила.
«Ну, если не найдёт себе папика, то скоро съедет. И поделом! Слишком она была высокомерна. Никогда с нами не общалась. Не отставай!»
Наверное, она так и ответила, Александр готов был поклясться, что услышал отвратительный смех испорченного ребёнка.
Почему же он тянул? Почему не возвращался к жене, раз понял, что она любит его, а он всё это время любил её?
Он боялся, что она не примет его. Что перемены в нём произошедшие за эти месяцы слишком большие, что игра зашла слишком далеко. Александр Викторович не догадывался о том, что именно та его часть, которую его жена видела по утрам, когда он ещё спал и не мог натянуть маску властелина мира, сейчас отвоёвывала в нём место и что только ради неё Оля не ушла от него. Ждала.
Пробуждавшаяся человечность была слаба, оставаясь сиротой. Ему нужно было найти свою душу.
Душа
В этот же день, рискуя быть замеченным Александр Викторович выбрался на улицу раньше обычного. Он хотел найти хоть какую-нибудь одежду, ночами становилось прохладно. На нём уже были одеты все лохмотья, что он сумел отыскать на чердаке, но этого было мало.
Именно тогда его и заметил Денчик.
В дальнейшем, как мы знаем, благодаря друзьям, живущим в детском доме, который Александр Викторович не видел смысла продолжать содержать, зная цену деньгам и умея их считать, Енот не замёрз и регулярно питался горячей едой. Однако это была не главная заслуга детей, ничего не подозревающих о потерянной человеком душе. Своей наивной бескорыстностью, а так же считая всё это крутым приключением, они впервые заставили Александра Викторовича говорить не теми словами, чей подсмысл всегда касался денег.
Сначала неуклюже, с боязнью, а затем всё сильнее и сильнее раскрываясь, Енот доверился им и стал чаще ловить себя на мысли, что с нетерпением ждёт своих маленьких гостей. В конце концов они стали его друзьями. Впервые за всю взрослую жизнь.
Однажды, когда за окном шёл дождь и мальчишки пережидали под крышей, чтобы не заявиться домой промокшими насквозь, он поведал им, как оказался здесь.
- Ух, ты! И как? - расширили от предвкушения таинственной истории глаза друзья.
Енот обвёл взглядом сбившихся в кучку друзей.
- Когда-то я не был человеком.
- Как?!
- Да-да.
- А кем?
- Упырём? - предположил Денчик.
Енот рассмеялся:
- Нет, но почти. Я был таким существом, какие заводится в местах, где гниют большие кучи денег. И жить не могут без этого ядовитого запаха.
- Я бы хотел, чтобы у меня была большая куча денег, тогда бы я всем понакупил жвачек и мороженного! - мечтательно протянул Денчик.
- О, нет. Ошибаешься, - прищурился Енот, - у меня было много денег, ведь я вырос из них. Только… ты знаешь, что за всё есть своя плата?
- Да какая бы ни была! Когда есть деньги, можно заплатить. Не жалко, - упорствовал Денчик.
- Не всегда, Дэн, не всегда, - только Енот называл Денчика Дэном, от чего завоевал его безграничное доверие, - зачем им деньги, когда они сами являются деньгами? Они требуют гораздо большего.
- Жизнь?
- Душу. Они высушили мою душу до капельки, охолодили сердце и воспалили незатухающее пламя жажды. И это была не такая жажда, которую легко запить водой. Нет. Её ничем нельзя было затушить. Она требовала ещё больше денег, но от этого только лишь разрасталась, как опухоль. Много тогда я сделал плохого, много испортил жизней другим людям.
- Это тебя жажда заставляла? – спросил Лёха.
Енот задумался.
- Нет, - ответил он, - это я сам. Потому что умел и чувствовал от этого удовлетворение. Так я жил в облике человека, человеком не являясь. Пока в один из дней, когда я возвращался довольный от предстоящих денежных сделок – все вместе они были самыми крупными из всех, что я проворачивал - длинная рука кометы подхватила меня, вознесла на небеса да как шмякнула об землю!
- Прям вот с самых небес?! - не поверил Денчик.
- Да, с самых небес. Помните ночь с метеорным дождём?
- Да-да! - закричал Вовчик. - Нас дядя Витя тогда вывез всех на астрономическую башню и мы смотрели. Там были тысячи метеоров! Они как болиды формулы один проносились по небу, даже быстрее!
- Да какие там болиды! Придумаешь тоже, - фыркнул Лёха, - как ракеты! Вот это да!
- Сам ты ракета! - напустился на него Вовчик.
- А я не помню, - обиделся Денчик, - ни ракет, ни болидов этих.
- Да потому что ты спал!
- Не спал я!
- Спал! Спал!
- Да ну вас! - насупился Денчик и зевнул.
- Ну, малышня, хватит ругаться.
- Пусть они первые перестанут! - буркнул Денчик, вновь зевнув и утерев слёзы.
Шёл первый час ночи. Дождь за окном начал затихать.
- А что случилось дальше?
- Среди них оказалась одна комета. Вот она то меня и подцепила хвостом, а затем шмякнула об землю. Вся то гниль с меня и вытряхнулась, с вас бы тоже пыль полетела, встряхни вас то так. Хорошо, что я живой ещё остался. Только это было лишь началом! Гниль вылетела, а внутри ничего не осталось! Души то нет!
- Как нет? – охнули разом друзья.
- А вот так, - довольный эффектом, Енот откинулся назад, - её и не может быть у тех, кто рождается в денежном перегное. Она испаряется. Однако её можно попробовать отыскать.
- А где искать душу?
- Разве есть такое место…
- … где живут души?
- Конечно! Только искать её не стоит где-то снаружи нас: ничего кроме искусственного заменителя не найдёте. Как бы вам не говорили, что он идентичен натуральному. Семя души находится внутри нашего сердца.
Мальчишки скривились.
- Бе!
- Девчачьи глупости!
- Фу ты, мы думали, что будет что-нибудь интересное! Нам про разбитое сердце каждый месяц Катя рассказывает.
- И как из неё всю душу вынимают тоже.
- Вот у неё точно ни кусочка уже не осталось. Ни души, ни сердца!
- Ох-ох-хо! Расшумелись, расшумелись! И не говорите так про вашу Катю. Если она остаётся с вами, любит вас хулиганов, то значит душа у неё целей многих других взрослых.
Друзья опустили голову. Они почувствовали вину перед Катей, они любили её.
- Всё же запомните: берегите своё сердце! Как только почувствуете, что оно у вас становится чёрствым, как корочка недельной давности хлеба — тут же остановитесь и прислушайтесь к нему. Оно вас оградит от гибели.
- Ла-адно.
- Так и быть!
Недовольно протянули мальчишки, тем не менее запомнив совет на всю жизнь.
- Спасибо, - Енот уселся рядом с друзьями и потрепал каждого по голове.
- Так ты нашёл душу в сердце? – спросил Денчик.
Енот пожал плечами.
- Надеюсь.
Тут на него оценивающе посмотрел Вовчик, а затем выдал:
- Какая-то бородатая она у тебя, если честно.
Друзья покатились со смеху. Енот смеялся со всеми, вытирая брызнувшие из глаз слёзы.
Последняя капля упала с небес. Мальчишки понеслись в тёплые кровати.
Однако не стоит думать, что всё случилось так просто. Душа не потерянная монетка. Обрести её враз — дело немыслимое и даже невозможное. Тем более, когда многие годы откармливались гордыня, алчность, сребролюбие. Ведь пустующее место они готовы были занять вновь, пусть и отступили временно. И во второй раз вцепятся очень крепко, уж поверьте.
К тому же Енот до сих пор не знал, как ему поступить. Оглядываясь назад, он стыдился своих мыслей, да так, что готов был выпрыгнуть из своего тела и раствориться в воздухе. Он стыдился того, в каком свете представлял свою жену, кроткую и тихо любящую его, как очернял свою тёщу, никогда не смеющую воспользоваться его накопленным богатством и слова плохого никогда о нём не говорившей.
Ко всему прочему начал замечать, как Оля всё реже выходила на крыльцо. Неужели надежда стала покидать её? А как она справлялась одна? Ведь зарплату она получала такую мизерную, что этого не хватило бы и для оплаты электричества, а те деньги, что оставались у неё перед его пропажей – должны были уже закончится.
Всё это было правдой. Оля из последних сил тянула этот дом, пытаясь сохранить его для мужа. Она не могла знать, что он уж был не нужен ему.
В один из дней приехали адвокаты из его компании, а вместе с ними, Енот почувствовал их запах — риелторы. Дом не был в кредите, или в залоге. Но Оля больше не могла его содержать.
- Что вам здесь надо? - скрипя зубами спрашивал Енот. Уж он то знал, какими были эти успешные, улыбающиеся адвокаты людьми и в чём заключается их работа.
Однако и тогда Енот не вернулся домой.
Чего же ещё не доставало ему? Духа. Оказалось, что он просто напросто трусил.
Как он - вот так заявится и скажет:
- Я дома!
Это же самая глупая, нелепая и жестокая идея, какая только возможна. Поэтому он трусливо надеялся, что Оля сама его найдёт. Но она ни разу даже не приблизилась к недостроенной гостиной. Зачем она ей?
Так что же делать дальше?
Как решиться?
Енот понял, что нельзя больше тянуть в тот день, точнее ночь, после посещения мальчишек, когда они сообщили, что уезжают.
- Надолго?
- Дядя Витя сказал, что на полгода, а то и больше! Там будет целый лагерь, мы будем учиться, ходить в кино, а может и останемся навсегда!
Енот понял. Вот значит что. Скорее всего их отсюда выживают. Он вспомнил как отзывался об этом приюте, как неэффективном, убыточном вкладе. Сердце его сжалось.
После ухода мальчишек произошла авария на электрической станции и целый час, пока посёлок спал, весь город и его пригород остались без света. Погасли вывески, яркие башни, уличное освещение. В этой части Земли наступила полная темнота. И сразу же, точно застывшие слезинки на небе, высыпавшиеся из плотного холщового мешка, проявились звёзды. Енот не спал. Он, как и в тот далёкий вечер, смотрел на небо.
Затем, когда электричество вновь помчалось по линиями электропередач, спустя каких-то пятнадцать минут, когда в глазах Енота всё ещё стояла картина звёздного луга, с неба посыпался мелкими снежинками снег. «Не звёзды ли то?» - подумал Енот.
Не звёзды ли в отчаянии привлечь к себе внимание людей посыпались с небес на землю?
Не звёзды ли?
Утром, с невыносимой тоской он смотрел на улыбающиеся лица Денчика, Лёхи и Вовчика, когда те, вопреки обещанию не смотреть, смотрели на него и подмигивали одним глазом. Денчик даже специально выучился этому, Енот знал, что раньше он не умел. Получалось плохо: моргал он не одним глазом, а щурился всем лицом. Затем друзья одновременно помахали руками и забрались в микроавтобус. Дядя Витя подумал, что они прощаются со своим маленьким миром. Он то знал, что они больше не вернутся сюда.
Тугие кошельки враз закрылись для них, а юристы попросили съехать в ближайшую неделю. Всё случилось так, как и планировал когда-то Александр Викторович. Детский дом перестал быть выгодным активом.
Дети оказались в месте, впервые разделяющем их сознательную жизнь на две части. Предыдущая была ещё здесь, вокруг них, куда ни глянь - вот она! Но уже уходила она в прошлое, в воспоминания, уступая место стремительно набегающему будущему. Друзья смотрели в него и не оглядывались назад.
В то время, как Енот — полгода жил прошлым, чтобы осторожно ступить одной ногой в будущее. Такое произошло с ним впервые, но не в последний раз. И будет повторяться чаще.
Тик. Тик. Тик. Шло время вперёд, не уставая, не запинаясь, не обдумывая.
Тик-тик.
Тик.
Какими же порой болезненными бывают человеческие чувства, когда они прикасаются к вновь рождённой душе! Саша решил быть честным. Рассказать обо всём. Он не хотел возвращаться к прежней жизни. Он хотел начать с Олей новую. Может быть в Крыму, приехать к своим друзьям.
Он надеялся, что Оля поймёт его и простит.
Для этого не надо было наводить внешний лоск, чтобы предстать в лучшем виде, как фрак с витрины. Хотя Саша всё же умылся, постирал вещи и привёл себя в порядок. Как смог.
Вечером, похожий на Йети, Саша подошёл к двери, за которой одинокая Оля не знала, как дальше быть, и слабо постучал в другую жизнь. Люди на то и люди, чтобы уметь приблизить весну, а не дожидаться её, как безмолвные деревья.
***
Мне ничего не известно о том, что произошло дальше. Ведь дальнейшее навсегда останется для меня неизвестным будущем. Слишком долго моя комета оставалась на небосклоне, пора, пора уже было оставить свой след в небе в надежде, что кто-то его увидит и это станет для него началом чего-то… настоящего.