Неизбывный

Рассказываю вам всё это на последних минутах своей жизни. Сейчас я - сломленный судьбой, почти совсем увядший гладиолус. Когда-то, мне кажется что уже очень давно, я рос на грядке, высокий и стройный. Моя хозяйка каждый день поливала меня из старой лейки. Сколько раз видел я вблизи шершавые пятна ржавчины под отколупнувшейся местами зелёной краской.

Кроме меня и моих братьев на огороде росло ещё вишнёвое дерево и другая мелочь из отряда травоподобных, на которых, теперь я могу в этом признаться, я любил поглядывать свысока. В дни своей молодости и про дерево я думал, что оно посажено лишь для того, чтобы скрывать меня от послеобеденного солнца. Позже я понял, что ошибался. Суетливые воробьи часто прилетали интересоваться поспевающими зелёно-розовыми шариками, в изобилии проросшими из маленьких белых цветочков, над которыми я в своё время немало посмеялся. Но тогда я принимал всё это как само собой разумеющееся. Ну ещё бы! Ведь я был на грядке самым высоким цветком, да к тому же цветы мои оказались тёмно-красного цвета. В отличии от моих братьев, большей частью бело-розовых, или в лучшем случае слабо красненьких. Без ложной скромности могу сказать что вся грядка, да что грядка, весь огород с восторгом и завистью следил как один за другим, гордо и без суеты, я раскрывал по очереди свои великолепные соцветия. Но увы, бесконечно это продолжаться не могло.

В одно прекрасное росистое утро, с ножом в руке, ко мне подошла хозяйка. Я увидел в её глазах грусть, она смотрела на меня. И вдруг я понял зачем она здесь так рано, набрал воздуха чтобы закричать "Нет!", - но было поздно. Холодное лезвие быстро скользнуло безжалостно разделяя мою плоть... и я повис в воздухе, ощутив новое для меня тепло хозяйской руки.

Уже в дороге я подумал, что может быть это и к лучшему. Ведь ничто не вечно под луной. Иногда по вечерам я задумывался о том, что когда-нибудь придётся стареть и вянуть.На глазах у всего огорода это было бы невыносимо. Так что, пожалуй, лучше, что я ухожу всё дальше и дальше от прощальных взглядов своих бывших соседей. В таких размышлениях дорога прошла быстро и вот мы пришли на цветочный рынок. Господи!

Даже меня заставили удивиться. Я никогда не думал что нас так много. Вправо и влево длинными рядами выстроились во всевозможной посуде целые охапки цветов. Немало было и моих сортовых братьев. Не скажу что я был самым красивым среди них, но уж во всяком случае далеко не последним. Впрочем на других красавцев я старался не смотреть, чтобы не портить себе настроение.

Долго мы там не задержались. Нас взял толстой мягкой рукой какой-то незнакомый человек и понёс, помахивая нами в такт своим шагам. Моя верхушка чуть не задевала асфальт и я очень переживал. Правда всё обошлось благополучно. Нас принесли в квартиру и поставили в вазу с водой.

Первое, что меня поразило - это красота вазы. В каждой её грани причудливыми бликами играл свет, а граней, образуя затейливую форму, было множество. Когда я, наконец, смог оторвать от неё взгляд и оглянулся, у меня перехватило дыхание. Такого обилия прекрасных вещей я и в самых дерзких мечтах не мог себе представить. На полу - бескрайняя тряпка с цветными полосками, на стенах - золотые квадраты с разными рисунками, а с потолка свисало нечто, похожее на фантастический корабль пришельцев. На тёмной массивной мебели во многих местах были резные изображения детских лиц и фигур с крыльями за спиной. Раньше я думал, что крылья бывают только у птиц, которых во множестве видел на своём огороде. Между фигурками были огромные стеклянные проёмы в которых стояла сверкающая посуда. Я смотрел на неё не один час, просто не мог оторваться. При этом я чуть не опрокинул вазу, желая рассмотреть всё поближе. Во втором шкафу стояли, наверное, книги. Мне были видны только корешки, поэтому с полной уверенностью я этого сказать не могу. Но особенно мне понравились фигурки, они в точности повторяли животных и птиц в разных позах. Это была очень тонкая работа и я всё ещё рассматривал их, когда в углу простой ящик с тёмным стеклом неожиданно засветился и стал показывать какие-то сцены из человеческой жизни. Этого вынести я уже не мог. Во мне что-то надломилось. Всю свою жизнь, высясь в полный рост на огороде я искренне считал себя центром мира, средоточием всего прекрасного на земле. И вот уж не думал что где-то может оказаться столько прекрасных вещей одновременно. Эта неприятная мысль, как стая прожорливых гусениц, мгновенно подточила моё здоровье.

Вокруг всё давно погрузилось в темноту, а я всё стоял и думал, думал. И не находил выхода из лабиринта эгоцентрических мыслей. Я смотрел на своих братьев, которых сотни раз видел на своём огороде. Они не мучались смертельно уязвлённой гордостью и в этом, возможно, было их счастье. А я не смог пережить тяжёлого унижения и эта ночь оказалась для меня последней.

К утру я завял. Новая хозяйка с досадой выбросила меня в мусорное ведро. И вот я лежу сейчас здесь, рядом с дурнопахнущими отходами и умираю. Я! Который столько дней вызывал восхищённый трепет у всех соседних растений. Даже большая вишня, я уверен, по своему любила и оберегала меня. 

Если бы у меня осталась влага, я бы заплакал. Но моё иссушенное, покорёженное тело не в силах выделить ни капли. Это конец! Я прощаюсь с этим миром, со всеми бывшими соседями, с жизнью.