О четверостишиях

Почти каждая присылаемая на рецензию порция стихов вызывает у меня разнообразные мысли, обращённые против графоманов. Иногда мне хочется над ними смеяться, иногда поучать, а иногда, excuse me, убивать, предварительно пытая на дыбе. Да, преамбула страшная. Но речь пойдёт совсем не об этом.

    Четверостишие — это сложная форма. Ведь если вы пишете длинное произведение, вы можете украсить его какими вздумается финтифлюшками. И получить достаточно цельное и красивое произведение, порой совершенно не обременённое смыслом. В прозаическом произведении, например, рассказе есть завязка, основная часть, развязка, порой даже какой-никакой намёк на мораль. А вот теперь давайте напишем просто несколько фраз: «Сидор Петрович поднялся со стула и выпил молока. Молоко было холодным. Сидор Петрович поперхнулся». Смысла здесь нет, потому что описывается фиг знает какое состояние фиг знает кого, ни остроумия, ни сюжета, ни морали. А вот фраза «Мы должны сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать» из романа «Вся королевская рать» Роберта Пенна Уоррена является афоризмом. Потому что она закончена, имеет мысль, идею, в себе заключённую.

    К кратким формам поэзии — четверостишиям, двустишиям — предъявляются те же самые требования. Четверостишие должно быть афористичным, остроумным, в конце концов, смешным, заключать в себе конечную мысль. Если четверостишие — это просто выдранные из контекста четыре строчки, как бы красиво и правильно они не были зарифмованы, — то дороги ему две: или продолжать до стихотворения покрупнее, или выбросить и забыть. Рассмотрим на конкретных примерах, каким может быть четверостишие. Хорошее, интересное, являющееся полноценным стихотворением.

    1) Четверостишие может нести мудрость, мораль, быть остроумным явлением в остросоциальном контексте. Тут, вне всякого сомнения, можно и нужно приводить в качестве примера бесподобные гарики Игоря Губермана, как неубиенного классика жанра.

        Сквозь королей и фараонов,

        Вождей, султанов и царей,

        Оплакав смерти миллионов

        Идёт со скрипочкой еврей. (И. Губерман)

        Писать на стенках туалета,

        Увы, друзья, немудрено:

        Среди говна мы все — поэты,

        Среди поэтов — все говно. (приписывается И. Губерману)

    Вторая штука вообще блестящая :) В любом случае, гарик либо другое подобное четверостишие, должен быть остроумным. Без этого — ни-ку-да. При этом, заметьте, оба вышеприведенных гарика совсем не смешные. Они трагичные. И необычайно справедливые.

    2) Если откреститься от общесоциальных проблем, можно создать четверостишие, связанное с собственными переживаниями, но эффектное и такое, какое может в той или иной степени касаться большого количества читателей. Это не проще, это — просто иначе. В данном случае главное — вывод, наверно.

        Либо совесть приучишь к пятнам,

        Либо будешь ходить босой:

        Очень хочется быть понятной

        И при этом не быть попсой. (Вера Полозкова)

        От Кишинёва и до Сент-Луиса

        Издевается шар земной:

        Я ненавижу, когда целуются,

        Если целуются не со мной. (Вера Полозкова)

        Когда мне дикий ветер подрезал стропы,

        Когда я с громким криком упала в пропасть,

        Бог молвил: «Вот такие, Кристин, дела:

        У ангела-хранителя два крыла,

        Но руки, к сожаленью, растут из жопы». (Кристина Эбауэр)

        Бывает, выйдешь на дорогу,

        Посмотришь в радостную высь,

        И снова обратишься к Богу,

        И вновь услышишь: «Отъебись!» (Александр Габриэль)

    По собственному опыту (пусть и небольшому) сочинения четверостиший, могу примерно указать, как они пишутся. Обычно сначала приходит в голову идея, которая реализуется в последних двух строках, а потом к ним «подгоняются» первые строки. Но это лишь мой метод, он не касается всех, безусловно. Мне так проще.

    3) Ну, четверостишие может быть ржачным. Вызывать именно смех и быть направленным именно на это. Это не освобождает четверостишие от необходимости иметь в себе какую-то мысль, хотя, впрочем, если о-очень весело получается, то можно и без неё :)

        В весёлом сне, что мне приснился снова

        Так ясно, что не верил я глазам,

        Любили дружно Нату Королёву

        Я, Игорь Николаев и Тарзан. (Александр Габриэль)

        «Наука! Ты умеешь много гитик!

        Воистину чудны твои дары!» —

        Подумал одноногий паралитик,

        Слезая с утомлённой медсестры. (Александр Габриэль)

    Товарищи! Будьте бдительны! Одноногие паралитики не спят.

    4) Все вышеупомянутые четверостишия, по сути, вечны и вневременны. Но можно кратко и ёмко писать на злободневные темы. Может, лет через сто никто и не поймёт ничего. А может, их просто переиначат потомки, чтобы сделать более доступными для будущей аудитории, ещё не рождённой в наше время.

        Сижу, штудирую Минаева,

        Проходят главы мимо, мимо...

        Не понимаю, как хуйня его

        Так популярна и любима. (Александр Габриэль)

        По улицам освещённым гуляют парочки,

        Согбен и грустен вечер — как плетью выпорот.

        Махнуть бы в прошлое и раздавить там бабочку,

        Чтоб кто-нибудь поприличнее выиграл выборы. (Тим Скоренко, то есть я)

    Итог. Если пишете что-нибудь краткое, то постарайтесь сделать его ёмким. У меня, на деле, есть в загашнике несколько примеров того, как четверостишия писать не следует. Но эти примеры я попридержу, потому как не хочу подавать отрицательных примеров.