СОн сиринги
Тип произведения:
Авторское
* * *
От Слова к Слову кудели преданий
Сплетают локоны бессмертных дат и цифр,
И нет им, ни похвал, ни оправданий –
Им лишь гармония — непрекословный шифр.
И бьёт из-под земли сырой истома,
В истоме той от хладного ручья
Легенда, что давно уже знакома,
Иначе вдруг представила себя.
И я – душой – согбенный старец,
А сердцем юн, как пламенный Амур,
Хочу поведать той легенды сладость,
Дверь тайны отворив, сам дик и хмур…
…в своей убогости невнятной согбенный страж
великих тайн, в слезах молитв – клирик опрятный,
Но, как Селен, извечно пьян…
* * *
Целует лунный свет земли прохладу,
И нежность бархатом течёт со всех сторон,
Но чуткий слух, что глух к мирскому ладу,
В ночи туманной различает стон,
Что в ароматах призрачного сада
Свивает горечи тончайший перезвон,
Скользя во тьме, волнует твердь тумана,
И, крадучись, вплетается в твой сон.
Скрывает он мистерий древних Слово
В алембике Великих наших Дел,
Смыкаясь с юной Девой вновь… и снова
На дне реторты находя предел…
Но жертвой пал – низвергнута корона, –
И перламутр трона опустел,
Во имя вечности незримого поклона
Пронзён Король десятком звёздных стрел.
Спешит воскреснуть, серебром блистая,
Что жизнью полнится, пьянит лозы вуаль,
Тогда как Королева, умирая,
Не прячет на челе своём печаль
И жаждет воскресения, мечтая
Насытить жертвой алчущую сталь,
Поднявшись в башне, боль превозмогая,
Войти в рассвет, лететь как птица в даль…
А ныне восхвалений уж не будет,
И скрытой тропкой, укрываясь тьмой,
К тебе лишь Посвящённые прибудут,
Те, что вне скверны, рожденной толпой,
Вдали от глаз фиалок цвет добудут
И коронуют поцелуем уст покой,
И с фиолетовым венком к тебе прибудут,
Укрыв им твердь ума и волос твой.
Горят лампады выцветши слезами,
Что от престолов влагой вековой…
Смыкая с Верой Волю горних далей,
Мечтой вскормив их и взрастив собой
За девять дней. Кем были и кем стали?
Девичьим стоном, сдобренным росой,
Дождями, что в созвездия упали,
И этой ночью бархатною тьмой!
* * *
Вот мы с тобой, прикрыв десницы мира,
Туманом Мысли, но не в грани дум,
И прекратив во мраке ночи шум,
Что порождён весёлостью дневною,
Вошли в чертог, остались в нём с тобою,
В том мире, где надежды нет живым,
Что мыслят ярко и поверхностно о бренном,
Что зрят лишь то, что зримо без того,
И души переплавлены в горниле,
И ими нам здесь подано Вино.
Смыкаясь в круг за огненным пределом,
Здесь эликсиром Вышних наших Дел,
Смыкая Соль дорог и Ртуть в удел,
Который им Свинец века готовил –
И скапывает нежною нугою
В хрустальность Кубков ароматом Винным;
И путь её был непомерно длинным,
Пройдя невидимой тропой сквозь землю всю.
И вот, отпив лишь раз из Кубков тех,
Прожив судьбу подобно Дуракам,
Воскресли, исцелённые от ран,
Замкнув десницы плоти, видя в Духе…
О, что это? Быть может это то,
Что мы когда-то не прошли с тобою,
И я не любовался красотою
Твоей в веках несказанной Мечты?
Быть может это то, что ты не знала?
Моей любви к тебе немая речь
Пыталась чувство блудом остеречь,
В плутливой плоти сдерживая страх -
Ах, нет, всё это лишь видения и прах
Животной жизни среди трав цветущих.
Испей, о дева, сладкого вина,
Креплёного небесным эликсиром,
Очищенного Солнечным Эфиром,
И погрузись в мой мир, где тишина,
Ведь лишь она способна править миром,
Но кто иное слышал, тот не жил,
Тщетой бесславной в слепоте кружил,
А слышать должно было лишь беззвучность.
Весь мир наполнен тем, кто недалёк,
Игривыми напевами созвучий,
Но тот, кому пришёл уж срок,
Тот слышит перелив ночных трезвучий
И всё пройдёт, и святость, и порок,
Сгинешь и ты, хоть будь ты и везучий,
Но жизнь однажды сделает виток,
И ты войдёшь в мир тихий и дремучий.
Вкуси же страсть, испей нектара душу,
Сомкни десницы грёзами в ночи,
И что скажу тебе в тиши послушай,
Сомкни в себе звездных крестов лучи;
Войди в то царство, что не внемлет лучше
Твоей Мечте – речам твоей любви,
Здесь Пан везде, и всё есть Пан, и глуше
Звучит здесь страсть земная и стихи…
* * *
Вуалью тонкою на ложе пала хмарь,
И грезится в ночи на теле юной девы,
Как на пергаменте лучом молочно-белым,
Луна кроваво-красной киноварью пишет боль.
В истоме страсти боль находит повод,
И, вожделением томима, кровь спешит,
И Слово оргастично боль вершит,
Пролившись на изгибы девы юной.
И ночь, что призрак шепчет тишиной:
— Источник зла есть вкрадчивость святая,
Что бледным ликом жизнь оберегая,
Тем самым низвергает её в прах!
А что тебе, о дева, может, страх
Поможет избежать суда над миром?
Ведь нет! Коль мира нет, а в мире этом сиром,
Запреты лишь, а выше них - Догмат…
Но вот уж кудри виноградные созрели,
Смотри, красавица, и глаз не открывай,
Как яд лозы впился в земную похоть,
И юноши прекрасные с зарёй
Сбирают виноградных гроздьев сладость,
Весёлый гимн соединив с росой.
Но вот один, гляди - пленись виденьем, -
Как будто рогом золотым блеснул,
Копытом землю сонную лягнул,
И танцу отдался без промедленья.
Цимбалы здесь и флейты кружат в такт,
И девы тут же, словно нимфы, кружат,
Сливаясь страстно меж собою тут,
И с юными сатирами, что жгут
Забавами их низменные плоти,
С рассвета до заката они тут,
Лишь Вакху славу и вино поют.
Ты спишь, о дева, видишь эти сны,
И юным телом подаваясь к свету,
Летишь в ночи ты, оседлавши ветры,
Туда, где лозы источают свою страсть
И жаждет юноша касанья юной девы,
И жаждет дева поцелуя сласть,
Одну венчают, словно Королеву,
Другого – словно Короля на власть…
И первобытный мир танцует вновь,
Без разделения на боль или любовь…
— Дыханье горячо твоё без меры, —
Шепчут уста в отсвете лунных блик —
Ты невозможен, отрок иль старик,
Святой иль дьявол сущий во плоти?
Не мучь меня, прошу тебя уйди,
Ибо мне сладко слушать твои речи.
Ты словно лунный луч скользишь по мне,
И трепетать заставишь мои плечи,
И негою охватишь сердце мне.
За что мне боль и в этой боли радость,
За что мне искус – Вакха блудный сын;
Я знаю, Пан, со мной ты не один,
С тобою тьма – за вожделеньем сладость…
— Послушай дева, да – я Вакха сын,
Но в то же время я — и его старость.
Но хоть я стар, в сердце моём лишь ты,
О нимфа — жажда, страсть и ярость.
— Изыди, дух, бегу тебя чуждаясь.
Мне страшно страсть, и боль, и радость знать;
Я, свежестью ночною здесь летая,
О том вовеки буду лишь мечтать,
Всё это, как дитя, ни ведая, ни зная,
Воображая лишь, я буду ждать,
Когда нетронутая тленом и печалью,
Войду в свет дня, ему лишь дам обнять,
Сомкнув уста, и долгим поцелуем
Мою любовь, лишь светом коронуя.
* * *
Сатир вскипел природы влагой пенной,
И охватил собою девы грудь,
Но песнею сорвался вдохновенной
Стон девы, указуя звёздный путь.
И девы юной след пропал, нетленной
Стала в ночи её святая суть.
Текла из уст сатира кровь вселенной –
То поцелуй как стон, мелодия – как ртуть.
И с той поры, сплетая в косы вечность,
Танцует Пан, целуя нежный стан,
Перебирая стоны юной девы,
И люди вторят: "Пан-О, И-оу, Пан!”
И ты, моя любовь, нежнее нету,
Как музыка скользишь к моим ногам,
И слышу я во тьме, как нимфы света
Взывают тихо: "Пан-О, И-оу, Пан!”…
…Целует лунный свет земли прохладу,
И нежность бархатом течёт со всех сторон,
Но чуткий слух, что глух к мирскому ладу
В ночи туманной различает стон,
Что в ароматах призрачного сада
Свивает горечи тончайший перезвон,
Скользя во тьме, волнует твердь тумана,
И, крадучись, вплетается в твой сон.
Картина: Ricci Sebastiano. Вакханалия в обществе Пана (1715-1716)
От Слова к Слову кудели преданий
Сплетают локоны бессмертных дат и цифр,
И нет им, ни похвал, ни оправданий –
Им лишь гармония — непрекословный шифр.
И бьёт из-под земли сырой истома,
В истоме той от хладного ручья
Легенда, что давно уже знакома,
Иначе вдруг представила себя.
И я – душой – согбенный старец,
А сердцем юн, как пламенный Амур,
Хочу поведать той легенды сладость,
Дверь тайны отворив, сам дик и хмур…
…в своей убогости невнятной согбенный страж
великих тайн, в слезах молитв – клирик опрятный,
Но, как Селен, извечно пьян…
* * *
Целует лунный свет земли прохладу,
И нежность бархатом течёт со всех сторон,
Но чуткий слух, что глух к мирскому ладу,
В ночи туманной различает стон,
Что в ароматах призрачного сада
Свивает горечи тончайший перезвон,
Скользя во тьме, волнует твердь тумана,
И, крадучись, вплетается в твой сон.
Скрывает он мистерий древних Слово
В алембике Великих наших Дел,
Смыкаясь с юной Девой вновь… и снова
На дне реторты находя предел…
Но жертвой пал – низвергнута корона, –
И перламутр трона опустел,
Во имя вечности незримого поклона
Пронзён Король десятком звёздных стрел.
Спешит воскреснуть, серебром блистая,
Что жизнью полнится, пьянит лозы вуаль,
Тогда как Королева, умирая,
Не прячет на челе своём печаль
И жаждет воскресения, мечтая
Насытить жертвой алчущую сталь,
Поднявшись в башне, боль превозмогая,
Войти в рассвет, лететь как птица в даль…
А ныне восхвалений уж не будет,
И скрытой тропкой, укрываясь тьмой,
К тебе лишь Посвящённые прибудут,
Те, что вне скверны, рожденной толпой,
Вдали от глаз фиалок цвет добудут
И коронуют поцелуем уст покой,
И с фиолетовым венком к тебе прибудут,
Укрыв им твердь ума и волос твой.
Горят лампады выцветши слезами,
Что от престолов влагой вековой…
Смыкая с Верой Волю горних далей,
Мечтой вскормив их и взрастив собой
За девять дней. Кем были и кем стали?
Девичьим стоном, сдобренным росой,
Дождями, что в созвездия упали,
И этой ночью бархатною тьмой!
* * *
Вот мы с тобой, прикрыв десницы мира,
Туманом Мысли, но не в грани дум,
И прекратив во мраке ночи шум,
Что порождён весёлостью дневною,
Вошли в чертог, остались в нём с тобою,
В том мире, где надежды нет живым,
Что мыслят ярко и поверхностно о бренном,
Что зрят лишь то, что зримо без того,
И души переплавлены в горниле,
И ими нам здесь подано Вино.
Смыкаясь в круг за огненным пределом,
Здесь эликсиром Вышних наших Дел,
Смыкая Соль дорог и Ртуть в удел,
Который им Свинец века готовил –
И скапывает нежною нугою
В хрустальность Кубков ароматом Винным;
И путь её был непомерно длинным,
Пройдя невидимой тропой сквозь землю всю.
И вот, отпив лишь раз из Кубков тех,
Прожив судьбу подобно Дуракам,
Воскресли, исцелённые от ран,
Замкнув десницы плоти, видя в Духе…
О, что это? Быть может это то,
Что мы когда-то не прошли с тобою,
И я не любовался красотою
Твоей в веках несказанной Мечты?
Быть может это то, что ты не знала?
Моей любви к тебе немая речь
Пыталась чувство блудом остеречь,
В плутливой плоти сдерживая страх -
Ах, нет, всё это лишь видения и прах
Животной жизни среди трав цветущих.
Испей, о дева, сладкого вина,
Креплёного небесным эликсиром,
Очищенного Солнечным Эфиром,
И погрузись в мой мир, где тишина,
Ведь лишь она способна править миром,
Но кто иное слышал, тот не жил,
Тщетой бесславной в слепоте кружил,
А слышать должно было лишь беззвучность.
Весь мир наполнен тем, кто недалёк,
Игривыми напевами созвучий,
Но тот, кому пришёл уж срок,
Тот слышит перелив ночных трезвучий
И всё пройдёт, и святость, и порок,
Сгинешь и ты, хоть будь ты и везучий,
Но жизнь однажды сделает виток,
И ты войдёшь в мир тихий и дремучий.
Вкуси же страсть, испей нектара душу,
Сомкни десницы грёзами в ночи,
И что скажу тебе в тиши послушай,
Сомкни в себе звездных крестов лучи;
Войди в то царство, что не внемлет лучше
Твоей Мечте – речам твоей любви,
Здесь Пан везде, и всё есть Пан, и глуше
Звучит здесь страсть земная и стихи…
* * *
Вуалью тонкою на ложе пала хмарь,
И грезится в ночи на теле юной девы,
Как на пергаменте лучом молочно-белым,
Луна кроваво-красной киноварью пишет боль.
В истоме страсти боль находит повод,
И, вожделением томима, кровь спешит,
И Слово оргастично боль вершит,
Пролившись на изгибы девы юной.
И ночь, что призрак шепчет тишиной:
— Источник зла есть вкрадчивость святая,
Что бледным ликом жизнь оберегая,
Тем самым низвергает её в прах!
А что тебе, о дева, может, страх
Поможет избежать суда над миром?
Ведь нет! Коль мира нет, а в мире этом сиром,
Запреты лишь, а выше них - Догмат…
Но вот уж кудри виноградные созрели,
Смотри, красавица, и глаз не открывай,
Как яд лозы впился в земную похоть,
И юноши прекрасные с зарёй
Сбирают виноградных гроздьев сладость,
Весёлый гимн соединив с росой.
Но вот один, гляди - пленись виденьем, -
Как будто рогом золотым блеснул,
Копытом землю сонную лягнул,
И танцу отдался без промедленья.
Цимбалы здесь и флейты кружат в такт,
И девы тут же, словно нимфы, кружат,
Сливаясь страстно меж собою тут,
И с юными сатирами, что жгут
Забавами их низменные плоти,
С рассвета до заката они тут,
Лишь Вакху славу и вино поют.
Ты спишь, о дева, видишь эти сны,
И юным телом подаваясь к свету,
Летишь в ночи ты, оседлавши ветры,
Туда, где лозы источают свою страсть
И жаждет юноша касанья юной девы,
И жаждет дева поцелуя сласть,
Одну венчают, словно Королеву,
Другого – словно Короля на власть…
И первобытный мир танцует вновь,
Без разделения на боль или любовь…
— Дыханье горячо твоё без меры, —
Шепчут уста в отсвете лунных блик —
Ты невозможен, отрок иль старик,
Святой иль дьявол сущий во плоти?
Не мучь меня, прошу тебя уйди,
Ибо мне сладко слушать твои речи.
Ты словно лунный луч скользишь по мне,
И трепетать заставишь мои плечи,
И негою охватишь сердце мне.
За что мне боль и в этой боли радость,
За что мне искус – Вакха блудный сын;
Я знаю, Пан, со мной ты не один,
С тобою тьма – за вожделеньем сладость…
— Послушай дева, да – я Вакха сын,
Но в то же время я — и его старость.
Но хоть я стар, в сердце моём лишь ты,
О нимфа — жажда, страсть и ярость.
— Изыди, дух, бегу тебя чуждаясь.
Мне страшно страсть, и боль, и радость знать;
Я, свежестью ночною здесь летая,
О том вовеки буду лишь мечтать,
Всё это, как дитя, ни ведая, ни зная,
Воображая лишь, я буду ждать,
Когда нетронутая тленом и печалью,
Войду в свет дня, ему лишь дам обнять,
Сомкнув уста, и долгим поцелуем
Мою любовь, лишь светом коронуя.
* * *
Сатир вскипел природы влагой пенной,
И охватил собою девы грудь,
Но песнею сорвался вдохновенной
Стон девы, указуя звёздный путь.
И девы юной след пропал, нетленной
Стала в ночи её святая суть.
Текла из уст сатира кровь вселенной –
То поцелуй как стон, мелодия – как ртуть.
И с той поры, сплетая в косы вечность,
Танцует Пан, целуя нежный стан,
Перебирая стоны юной девы,
И люди вторят: "Пан-О, И-оу, Пан!”
И ты, моя любовь, нежнее нету,
Как музыка скользишь к моим ногам,
И слышу я во тьме, как нимфы света
Взывают тихо: "Пан-О, И-оу, Пан!”…
…Целует лунный свет земли прохладу,
И нежность бархатом течёт со всех сторон,
Но чуткий слух, что глух к мирскому ладу
В ночи туманной различает стон,
Что в ароматах призрачного сада
Свивает горечи тончайший перезвон,
Скользя во тьме, волнует твердь тумана,
И, крадучись, вплетается в твой сон.
Картина: Ricci Sebastiano. Вакханалия в обществе Пана (1715-1716)