Плач Деда Щукаря.

Мне больше нравится «Тихий Дон» Шолохова, а не «Поднятая целина». Не было на Дону никакой целины. Она была в Казахсане, в южном Поволжье (непаханные просторы), но не на Дону. Питерский рабочий-коммунист Семен Давыдов приехал на Дон не целину поднимать, а сгонять казаков в колхозы. И выявлять и репресировать кулаков. Интересны были признаки, по которым определяли кулаков. Скажем, 2 лошади в хозяйстве — середняк. А 3 — уже кулак. А если в этой семье трое или четверо взрослых сыновей — неважно, все равно кулаки. В Сибирь их.

На фото Харлампий Ермаков, донской казак с хутора Базки возле станицы Вешенской — прототип Григория Мелехова из «Тихого Дона» М. Шолохова. Его бабка и вправду была турчанкой, потому его дразнили Турком. Прожил 36 лет, из них 10 лет воевал. В Первую мировую был 14 раз ранен и контужен, получил 4 Георгиевских креста (полный кавалер). В гражданскую сначала присоединился к красным казакам Подтелкова. Но после боя с казаками Чернецова, когда Подтелков приказал порубить пленных, поссорился с ним и вернулся по ранению в станицу Вешенскую, где был одним из организаторов Вешенского восстания. У белых дослужился до эсаула. После поражения белых на Дону не захотел эмигрировать и сдался красным. В Первой Конной армии воевал с Врангелем и белополяками. Буденный вспоминал командира эскадрона Ермакова как лихого рубаку. Шолохов записывал его рассказы, потом читал ему главы своего романа и Ермаков вносил коррективы. Где-то в 1923 его арестовали и хотели расстрелять, но народ возмутился, все помнили, как он не давал Подтелкову расстреливать пленных казаков… В 1927 году все же расстрелян чекистами. Причем уже после публикации «Тихого Дона». Чекисты и самого Шолохова называли контриком («Да ты, Мишка, контрик») и расстреляли бы, если бы за него и его роман не заступился Сталин.
Донские казаки были опорой царского режима. И загнать их в колхозы было делом почти безнадежным, только расстрелами и репрессиями, массовой высылкой в Сибирь недовольных. И рабочий -путиловец Давыдов (двадцатипятитысячник — их 25000 партия послала в деревни) выглядит в этом общем контексте не таким уж белым и пушистым.

.

Я пожалуй, под впечатлением от Вашего стиха, напишу свой о Харлампии Ермакове. И назову его «Турок».

Страшные были времена. Я сужу о них не только из литературы, но и по воспоминаниям моих родных. Скажем, моя бабушка была свидетелем, как высылали в Сибирь немцев Поволжья. Когда появилась угроза прорыва немцев к Волге, их в срочном порядке выслали, ибо они могли «замышлять что-то нехорошее». Бабушка помнила, какой стоял гвалт и вереск, они резали свиней, чтобы взять с собой мясо в дорогу. И в местных газетах были публикации, что у них заготовлены подземные аэродромы, склады с оружием, чтобы ударить Красной Армии в спину. И бабушка верила этому до конца своей жизни. Ведь не могли же советские газеты врать. Могли.
Потом бабушка была в эвакуации в Казахстане. Работала школьной учительницей и ходила (с голодухи) зимой за 8-10 км пешком с двумя дочками 8 и 10 лет (младшая — моя мама) собирать в поле прошлогодние колоски. Налетал на лошади объездчик, бил их нагайкой, а они благодарили его, что не отвел в милицию. За эти колоски прошлогодние и никому не нужные могли расстрелять.

Валерий меня зовут,, Валерий