На именинах одного поэта
Тип произведения:
Авторское
На именины одного поэта
я, будучи спонтанно приглашённым,
в гостиную с разбега заведённый,
минуя тапки,
был взят в охапку,
где вырвали из рук моих пакеты.
Пакеты с водкой. Их пока забудем.
Стоял ноябрь, потому как грели,
окрашенные синим батареи.
Из разговоров,
точнее споров,
я узнавал какие будут блюда.
Попал на кухню, с гардеробом спутав.
Любовников склоняя имена
курили дамы хором. На меня,
почти в упор,
смотрел топор,
повешенный ещё наверно утром.
Я покурил и позван был за стол,
немедленно со стулом познакомлен.
Прощая за молчанье силу воли,
с опаской сел.
Стул уцелел.
Мужик напротив глупости молол.
Мои соседи по столу и стулу –
семь человек направо, семь налево –
всё время пили, крякая, и ели.
Кусками шпрот
набитый рот
служил образчиком карикатуры.
Вообще-то я приехал не к началу
торжеств, а к середине, и меня
ужасно забавляла та возня –
концовки фраз,
слезливый глаз.
Я чувствовал, что не дожить до чая.
Мужик напротив всё перемолол
план выполнив до срока, кстати,
рязанским рылом в греческом салате
уснул, подлец!
известный чтец
Есенина, но точно в роль вошёл!
Я поискал: а где же именинник?
Виновник, в окружении родни
прикладывая рукопись к груди
читал стихи
сестре снохи
и мат сквозил, как в матче: Таль – Ботвинник.
Моя тарелка пустовала редко.
Соседка слева ловкою рукой
подкладывала тут же и ногой
касалась так,
стараясь в такт
качанию своей же табуретки.
На танцы выходили не спеша.
Сплошь старики, да я – из молодёжи.
А кто до сорока со скрипом дожил,
пошли курить.
Остались пить
два знаменитых барда-алкаша.
Я танцевал, за талию держа
ровесницу поэта Евтушенко.
Она владела шагом совершенно.
Давным-давно
в немом кино
таких снимали, Синема служа!
Я закружился – всё вокруг кружилось!
Смешались люди, водка и вино,
соседка слева, холодец свиной,
стихи, эссе,
Дали, Массне,
других фамилий непроизносимость…
Ночь наступила, как школяр в дерьмо,
нечаянно, смущённо улыбаясь.
Луна, определённо скукой маясь,
меняла цвет
роняя свет
в порталы коридорного трюмо.
Пытало зренье двойственность объектов.
Молчало чувство самосохраненья.
Мозг не выказывал ни капли удивленья.
Поэт родне
наедине
пакетики готовил для объедков.
А выпроводив бедную родню,
виновник торжества со взглядом мутным,
бутылку водки, выдержав минуту,
на стол воздвиг
и в этот миг
убил интригу, в общем, на корню.
Настало утро, а картина та же:
поэт читал без умолку и цели,
курили дамы, остальные ели,
куранты били,
барды пили…
Изображение достойно Эрмитажа.
201?
Картина маслом…
Вспомнил:
«Потом ещё была уха
И заливные потроха,
Потом поймали жениха и долго били...»
Спасибо!