Бумажные журавлики
Посвящается Садако Сасаки (7 января 1943 — 25 октября 1955)
А руки снова тянуться к работе,
И карих глаз надежды полон взгляд,
Четыреста, наверное, к субботе,
Но нет. Выходит триста пятьдесят.
Тихонько замирает мать у входа,
А на больничной койке чуть дыша
Опять за делом с самого восхода
Торопится, и пальчики спешат
Сворачивая трепетно и нежно.
И словно бы, становится светлей,
Когда в стерильном боксе белоснежном
Она опять считает журавлей.
"Успею! Я успею, слышишь, мама!
Не плачь, ну что ты? Вот уже пятьсот!"
Клочки бумаги стерхами упрямо
Ложатся рядом. Потеряла счёт.
Седьмая сотня. Хуже. Ей не спится.
Отец дежурит, дремлет в кресле мать.
А у нее в ладошках бьется птица
И как живая просится летать.
Не суждено. Бумага не летает...
Остановилось сердце... Но тогда
Шетьсот сорок четыре - не хватает...
Взлетят. На зло. Навечно. Навсегда.
А руки снова тянуться к работе,
И карих глаз надежды полон взгляд,
Четыреста, наверное, к субботе,
Но нет. Выходит триста пятьдесят.
Тихонько замирает мать у входа,
А на больничной койке чуть дыша
Опять за делом с самого восхода
Торопится, и пальчики спешат
Сворачивая трепетно и нежно.
И словно бы, становится светлей,
Когда в стерильном боксе белоснежном
Она опять считает журавлей.
"Успею! Я успею, слышишь, мама!
Не плачь, ну что ты? Вот уже пятьсот!"
Клочки бумаги стерхами упрямо
Ложатся рядом. Потеряла счёт.
Седьмая сотня. Хуже. Ей не спится.
Отец дежурит, дремлет в кресле мать.
А у нее в ладошках бьется птица
И как живая просится летать.
Не суждено. Бумага не летает...
Остановилось сердце... Но тогда
Шетьсот сорок четыре - не хватает...
Взлетят. На зло. Навечно. Навсегда.