Непростая история...
Бродила тьма и непогода
Окрест покоя да тиши.
И хмурил брови воевода,
Когда смотрел за рубежи.
Он, иногда спускаясь с башни,
О буре люд предупреждал.
И люд честной, не бросив пашни,
С тревогой поправлял кинжал.
Шуты ж, мздоимцы, и ворюги,
Плевали воеводе вслед.
Кричали криком: верьте люди!
— он вас дурачит много лет!
Но воевода взял дружину,
Да и пошёл навстречу мгле.
Чтоб людям, в поле гнущим спину,
Досуг являлся в тишине.
И лицедеи озверели.
Вцепились в воеводин плащ,
Пытаясь отвратить от цели,
И над дружиною глумясь.
Народ с тревогой наблюдает:
Чего б зверью не дать по щам?
Но воевода не марает
О падаль лезвия меча.
Кликуши тьмы смердят и воют.
Сжимает тьма своё кольцо.
Наш воевода крепит вою.
А после, взыщется с шутов.
Окрест покоя да тиши.
И хмурил брови воевода,
Когда смотрел за рубежи.
Он, иногда спускаясь с башни,
О буре люд предупреждал.
И люд честной, не бросив пашни,
С тревогой поправлял кинжал.
Шуты ж, мздоимцы, и ворюги,
Плевали воеводе вслед.
Кричали криком: верьте люди!
— он вас дурачит много лет!
Но воевода взял дружину,
Да и пошёл навстречу мгле.
Чтоб людям, в поле гнущим спину,
Досуг являлся в тишине.
И лицедеи озверели.
Вцепились в воеводин плащ,
Пытаясь отвратить от цели,
И над дружиною глумясь.
Народ с тревогой наблюдает:
Чего б зверью не дать по щам?
Но воевода не марает
О падаль лезвия меча.
Кликуши тьмы смердят и воют.
Сжимает тьма своё кольцо.
Наш воевода крепит вою.
А после, взыщется с шутов.