Снова я о любви
Готов я к смешению наших кровей
в сосуде давнишних моих вожделений.
Она же противится, молвит: «Не смей.
Ты лишь стихоплёт, а мне надобен гений».
Писал под Есенина, с Пушкина брал
примеры и с Блока, и аж с Мандельштама.
Она же твердит мне: «Не суйся, нахал.
Я не потерплю стихотворного хлама».
Ну кто этих женщин способен понять?
И сохнет поэт, погибает от жажды.
Ведь лириков этих несметная рать,
но в женскую душу пролезет не каждый.
И вдруг осенило: чтоб гением стать,
мокнуться в источник живительной влаги,
пора, видно, с лирикой мне завязать.
Частушки нужны, а не всякие саги.
Не думая долго гармошку купил,
Частушек с полдюжины спел ей негромко.
И как-то я сразу стал даме той мил.
Теперь дожидаемся с нею потомка.
Коль под гармошку был рождён потомок,
то, видно, жизнь проходит, как игра.
Вставал и пел он под гармонь с пелёнок,
но всё же знал, у зыбки есть свой край.