Курортное эссе

Море штормило. Нервно покачивая ногой, Кастрюлин курил на балконе фешенебельного отеля. Глаза цепко врезались в даль, пытаясь уловить лёгкую тень, или хотя бы намёк на движение. Он ждал дельфинов. Иногда они показывали свои спины, заставляя волноваться, потому что в этот момент их увидел именно он, один, и осознавая это, получал какое-то собственническое удовлетворение.

Полчаса назад он с супругой вернулся с завтрака. Завтрак в отеле... Это особенное действо, событие, что ли. Осознание того, что всё это изобилие, в той или иной мере может принадлежать тебе, завораживает. Полупрозрачным белком, и кажется, ещё подрагивающим, будто налитым желтком, глазунья, свежеснятая со сковороды, неотвратимо притягивает взгляд. Сосиски как солдаты, ровно выложенные умелыми руками армянских тружениц кухни, манят простотой и изяществом. Нарезки колбасы и сыра, положенные филигранно один на другой, не оставляют сомненья в их значимости для тебя именно сейчас. Тефтели загадочными холмиками выглядывают из под подливки, жирно окутавшей их крутые бока. Творог — рыхлый, как растаявший ледник, хищно раскинувшись в блюде, так и призывает залить его сгущёнкой, стоящей рядом и явно просящей зачерпнуть её самой большой ложкой. Лёгкий аромат тостов окаймляет всё это буйство. Напитки поражают разнообразием палитры и вкусов. Каши, которые в обычных условиях остались бы незамеченными, здесь востребованы. Это сразу заметно по нарушенным поверхностям и явно уменьшенным объёмам. Даже йогурты, к которым многие относятся так себе, убывают стремительно. Лёгкий самообман, что ты, не доставая кошелька, можешь насладиться любым из этих шедевров, воодушевляет ещё больше. Но мозг, настойчиво вставляя картинку и ощущения обожравшегося котёнка, лежащего на пляже и весь день пытающегося справиться с изжогой и вздутием, заставляет остановиться и трезво оценив ситуацию, положить в тарелку только то, чего тебе действительно хочется в этот момент.

Итак, Кастрюлин докурил сигарету, смачно и с удовольствием икнул, и блаженно прикрыл глаза. Солнце, море и неожиданное предложение Кастрюлиной посетить вечером ресторан под названием "Инжир" наполняло душу спокойствием, тихой радостью и ещё чем-то, что далеко отодвигало дела, проблемы и всё то, что мешало и раздражало буквально два дня назад, то есть до приезда сюда.

Кастрюлин не любил рестораны... Не то что не любил - недолюбливал. То ли из-за их тривиальности, то ли из-за постоянной суеты и игры с официантом, суть которой - показать ему, что ты практически родился в этом учреждении общепита, знаешь здесь всё и вся, и удивить тебя нечем. А может ещё и потому, что в юности Кастрюлин увлекался музыкой, и некоторое время подрабатывал лабухом в ресторанах, и действительно знал всю внутреннюю "кухню" наизусть. Но поход в ресторан открывал одну замечательную возможность - возможность выпить. Выпить легально, красиво, с достоинством, не таясь и не ожидая наткнуться на суровый, осуждающий взгляд супруги. Дескать, посмотри на себя, я потратила на тебя... и так далее. Нет, совсем даже наоборот. Наливание одобрялось и даже поощрялось нечастыми чоканьями по поводу...

День тянулся бесконечно долго. Пляж, отдых в номере и там же лёгкий перекус не перебили терпеливого ожидания вечера. До выхода оставалось меньше часа. Кастрюлин снова сидел на балконе в тёмных очках, приняв достойную позу для проходивших по набережной женщин, любовавшихся богатым отелем, красиво подсвеченным бассейноми, как ему казалось, его фигурой, маняще отсвечивающей бронзовым загаром. Может быть все эти женщины, обалдевшие от атмосферы курортного города и ищущие приключений, неожиданных, загадочных и романтичных, любовались только отелем и бассейном. Ему было всё равно. Он ощущал себя частью всего этого великолепного пейзажа, неотделимой его частью, без которой весь этот пазл не сложился бы, не мог сложиться. Но мысли его были далеко.

Закатное солнце, разливающее жёлто-красный сироп по поверхности чуть вздымающегося, словно вдыхающего тёплый ароматный воздух моря, и чуть слышная, ненавязчивая музыка уносили его вдаль. В зыбкую дымку удовольствия, свершившихся надежд и чаяний.

В "Инжир" в конце концов.