Новый год в больнице

      Наверное, чем старше становится человек, тем чаще приходит осознание того, что детство вернуть невозможно. И, вместе с тем, детские воспоминания с возрастом становятся все отчетливее, несмотря на прошедшее время, далекие события вспоминаются в памяти с отображением мельйших деталей, как-будто это было совсем недавно. Вот и мне в последнее время все чаще вспоминается далекое детство, которое безвозвратно ушло кататься на каруселях, гулять в легких сандалиях и шортиках, наслаждаться вкусняшками, ведь бабушки и даже родители – еще рядом!

      Вспоминаю себя в 7 лет, и как меня с подозрением на острый аппендицит отправляют в больницу. Конечно, мама со мной, ведь я еще такой маленький, как говорится - младшеклассник. На машине скорой помощи нас быстро привезли в обласную клиническую больницу – что такое пробки на дорогах в то время не было даже и понятия. В приемном отделении строгая тетя-доктор в белом халате долго тискала и мяла мой живот холодными пальцами и в конечном итоге распорядилась отвезти меня в палату. И вот тут меня ждало первое детское потрясение: оказывается маие со мной оставаться нельзя, ведь я уже большой, уже школьник. Конечно, без слез и с моей и с маминой сторон не обходится, но после ее слов, что она завтра же утром приедет меня навестить, я успокаиваюсь и даю отвести себя в детскую палату.

      Больница…Какое же убогое и мрачное впечатление она произвела на мою детскую психику: длинные и темные коридоры, покрашенные серой краской, местами уже облупившейся. В конце коридора один большой холодильник, для хранения продуктов, которые несчастные родители передают через врачей своим больным детишкам. Впоследствии выясняется, что некоторые из детей не гнушаются полакомиться фруктами и из чужих передачек, но персонал смотрит на это сквозь пальцы, мол, разбирайтесь сами. По бокам коридора множество палат, все как из инкубатора, одинаковые и убогие по своему убранству: кровати с панцирными сетками (спасибо хоть, что не двухярусные, как в казарме), зеленые стены, белые потолки, у каждой кровати по простой тумбочке и в углу у окна скромный умывальник, конечно же - неисправный. Но мы, дети, не паримся об этом, ведь вода есть в туалете, в самом конце коридора за постом дежурной медсестры. Кровати заправлены стираными-перестираными простынями и накрыты казенными темно-бордовыми одеялами – на улице мороз и в палате довольно ощутимо холодно.

      Нас, детей, в нашей палате шестеро бедолаг, все из разных частей нашего большого, тогда еще почти полуторамиллионнго города, все заметно старше меня, в основном 10-12 лет, и только один мальчик, Ромашка, как позже выяснилось, любимчик персонала да и всех детей тоже, самый младший на всем нашем этаже – ему на днях только исполнилось 5 лет. А самым старшим и заводилой в нашей палате оказался чернявый 13-и летний паренек по имени Вовчик.

      В процессе знакомства выясняется, что я, оказывается, совсем не знаю свой город, да и не мудрено, ведь в силу возраста я, проживая в рабочем пригороде, был только в детском саду и вот полгода в первом классе средней школы, а непосредственно в сам  город с родителями мы выбирались довольно редко, по большим праздникам, и, естественно, дорогу при этом я не запоминал и в застройку и планировку города вникать не собирался. И вот, на вопрос старших ребят, откуда я прибыл, я отвечаю, что очень и очень издалека - из Новосибирска, и совершенно не могу понять  последовавший дикий ржач Вовчика и остальных, как ответную реакцию на мою фразу. Уже много позже я осознал, что раз больница – областная, то и дети в ней лечились из разных районов области, а тут я такой, якобы прибывший издалека, из пригорода!

      Первая ночь, проведенная мной в больнице, запомнилась мне лютым холодом в правом паху от ледяной грелки, которую мне заботливо примостила дежурная медсестра, она же следила и за тем, чтобы я не смел убирать эту ненавистную грелку куда подальше.

      Утром следующего дня, мама приехала, как и обещала, но тут неожиданно выяснилось, что в связи со вспышкой инфекционных заболеваний в городе во всех больницах, в том числе и в нашей, объявлен карантин и все посещения больных строго-настрого запрещены. Это было вторым серьезным потрясением для меня: как же так, ведь мама рядом, всего этажем ниже, но нам нельзя увидеться. Снова слезы, впрочем я быстро беру себя в руки – надо поддерживать статус «взрослого».

      Днем, в процессе врачебного обхода выяснилось, что синдромы острого аппендицита уже не выявляются, и никакая операция в ближайшее время мне не грозит. То ли свое дело сделала эта ночная грелка со льдом, а может и действительно первоначальный диагноз «аппедицит» был поставлен неправильно. Я уже тихо начинаю радоваться скорому возвращению домой, но меня огорошивают тем, что мне надлежит остаться в больнице, как минимум на неделю, чтобы находиться под наблюдением врачей и исключить рецидива болезни. И это становится для меня уже третьим потрясением, ведь теперь Новый год мне предстоит встречать в больнице.

      Далее дни тянулись с поразительной монотонностью и однообразием: разговоры с ребяиами в палате, прерываемыеь приемом прописанных лекарств, но насколько я запомнил, это были лишь витамины Ревит и какие-то еще, в порошке, причудливо упакованном в бумажные конвертики с одноразовой дозировкой, скудные казенные завтраки, обеды и ужины, и мучительное ожидание выписки.

     Немного разбавило наше однообразное пребывание в больнице новогоднее поздравление приехавших к нам в последний день декабря Деда Мороза со Снегурочкой, но и тут не обошлось без хохмы: когда пришло время вручения скромных подарков, по издавно заведенной традиции каждый из подростков должен был встать перед Дедом Морозом и рассказать ему какой-либо стишок, из числа тех, что он знал. Так вот, старшие ребята несколько раз проговорили бедному Ромашке всем известную прибаутку про Деда Мороза с бородой из ваты и привезенные им подарки, и наш младшенький добросовестно выпалил ее офигевшему врачу в дедморозовом одеянии. Больших разборок, конечно, не было, любимчику персонала все простили, просмеявшись, а вычислять тех, кто его научил этим словам, уже не стали – врачи с дежурными медсестрами торопились и сами отпраздновать этот общенациональный праздник на рабочем месте.

       Ну и, конечно, особенно мне запомнилось последнее утро моего пребывания в больнице, уже накануне выписки. Ночью я сквозь сон слышал какую-то суматоху в нашей палате и коридоре, но детский сон обычно крепок, и я не просыпался, ведь во сне мне снился дом, родители и детский садик, из которого я только недавно выпустился, а посторонний шум только отвлекал меня от этих сладких грез. Проснувшись утром, я почему-то сразу обратил внимание, что кровать Ромашки не просто пуста, а накрыта лишь одним только матрацем. «А что, Ромашку уже выписали и забрали?» - спросил тогда я у своих более старших товарищей. «Нет» - ответил тогда мне Вовчик, «Ромка ночью умер, его перевезли в морг». Сказать, что это было просто очередное потрясение, значит не сказать ничего, ведь тогда я впервые так близко соприкоснулся со смертью. Уже гораздо позже будут уход бабушек, отца, других родственников, одноклассников и коллег по работе, но вот это первое соприкосновение запомнилось мне на всю жизнь.

       Вот сейчас написал все это на одном дыхании, и снова мысленно перенесся в свое далекое детство, как будто и не было этих прожитых сорока лет с момента моего десятидневного пребывания в больнице накануне Нового 1978 года с подозрением на острый аппендицит, так и неподтвержденный впоследствии. Вот только с тех самых пор я не знаю что такое крепкий сон, и привык спать очень чутко, просыпаясь от малейшего шороха и страдая потом от постоянного недосыпания. А еще с тех пор я не очень люблю праздновать Новый Год.