Сборник

ПРЕДИСЛОВИЕ

 

     Этот сборник представляет собой как-бы продолжение серии  стихотворных собраний, объединенных общей задачей возрождения редкого и почти  утраченного в русской и европейской литературах жанра поэтической притчи.

Ему предшествовали сборники «Притчи дервишей», «Книга притчей», «Притчи лунного народа». В каждом из них  автор  по разному и в разной мере разрабатывал то  мистические, то бытовые, то философские, то нравственные стороны этого жанра.

     Естественно, что следующим шагом в развитии притчевого литературного направления должно было стать отображение в нем психологических сторон человеческого бытия. В древности,

когда притчи были основнам содержанием  литературы, этот шаг не мог быть сделан.    Ведь психологизация ,  в качестве особого авторского взгляда на  жизненные ситуации и в качестве особого художественного приема, появилась в литературе только  на рубеже девятнадцатого века.

    В предлагаемом вниманию читателей новом сборнике «Голос притчи»  автором делается попытка ввести психологические мотивы в ткань повествования и таким образои сделать его более близким к современным литературным традициям. («Старик и яблоня», «Старый нищий», «Евнух». «Воитель и перепелка», «Галченок» , «У камина». «Сокол и голубка», «Воин на тропе», «Корабль счастья» и др.)_

     Автор надеется, что читательский интерес к этому сборнику  будет столь же заметен, как и в отношении предыдущих сборников поэтических притчей.

 

 

 

РАССВЕТ

 

 

На рассвете, медленно и мудро,

Над простором пажитей и вод

Облака серебряного утра,

Не  спеша, обходят небосвод.

 

В их строю, размеренном и важном,

Есть дозора  избранная мощь,

Чтоб в глубоких сумраках овражных

Не укрылась изгнанная ночь.

 

 

СКАЗАНИЕ  О  РАЕ

 

Разорив бесчисленные страны,

Утвердив над душами Коран,

Шахиншах великого Ирана

Воротился в мирный Тегеран.

 

Там, в утехах неги безопасной,

Он войну как будто забывал.

И о Рае светлом и прекрасном

Шахиншаху дервиш напевал.

 

«Что поешь ты только лишь о Рае?

Спой хоть раз нам, что такое  Ад . »

Как-то раз, напевы прерывая,

Он вмешался в музыку и лад.

 

Но в пространстве света пропадая

Молвил дервиш словно невпопад:

«Я  хочу, чтоб помнил ты о Рае.

Ну, а Ад… Ты сам увидишь  Ад.»

 

 

ТРИ МУДРЕЦА

 

Посредине моря-океана,

Все о жизни зная до конца,

На вершине спящего вулкана

Жили три  великих мудреца.

 

Знал один, что жизнь его не вечна

И пройдет без смысла, словно тень.

Знал другой, что в жизни быстротечной

В ней самой значение и цель.

 

Третий жил, как будто бы не зная,

Тайных смыслов  смерти и житья,

Только личный опыт принимая,

Как мерило сути бытия.

 

Но однажды  волей провиденья

Стал дрожать и рушиться вулкан.

И исчезли всякие сомненья,

Что людей поглотит океан.

 

И промолвил первый усмехаясь:

«Вот она, предсказанная мысль.

Не твердил ли вам я, что кончаясь

Эта жизнь теряет всякий смысл?»

 

«Но ведь если смысла  нет на свете,

То и в смерти тоже смысла нет. -

На слова другой ему ответил,-

Что  с того, что ночь  погасит свет?»

 

Третий молвил: « Споры неуместны.

Мы не знаем, что такое смерть.

Или вам совсем не интересно

Эту жизнь с изнанки посмотреть?

 

Лишь в дороге счастье обретаешь,

Постигая части бытия.

Как судить о том, чего не знаешь?

Но сегодня смерть узнаю я.»

 

ЗАЯЦ

 

Как-то заяц на волков

Обозлился очень.

До того, что был готов

Драть их дни и ночи.

 

Но поведать он не мог

Им об этой страсти.

Потому, что  быстроног

Был при виде пасти.

 

МЫШЬ

 

Как-то мышь – любимица удач,

Позабыв, что жизни половину

Составляют горести и плач,

Стала грызть закрытую корзину.

 

Было ей неведомо чутье

Переходов счастия и плача.

Ведь душе, как будто забытье

Доставляет вечная удача.

 

В той корзине пленная змея

Много дней жила, теряя силы,

Никого на свете не кляня,

На пороге смерти и могилы.

 

Было ей уже не до борьбы,

Но едва лишь мышь засуетилась,

Так почуяв знак своей Судьбы,

Та змеяв корзине затаилась.

 

И когда в отверстие вошла

Эта мышь, счастливая до срока,

Злую смерть свою она нашла

По вине изменчивого Рока.

 

А змея избавилась тогда

От голодной гибели в неволе.

И ушла к свободе навсегда

Из темницы горести и боли.

 

УЧЕНИК КОНФУЦИЯ

 

Седой Конфуций наш –

Отрада мудрецов,

Однажды пребывал

В опасности великой.

Но добрая Судьба

К нему в конце концов

Свой обратила взор

И прояснилась ликом.

 

 

Конфуций был спасен.

Но верный ученик

Пропал как бы навек

В кровавой этой смуте.

И мудрости завет

Отвергнув в этот миг

Рыдал седой мудрец

От  горести и муки.

 

Когда же отгорел

Отчаянья пожар

И к мудрости опять

Конфуций возвратился

Пропавший ученик,

Как провиденья дар

И знак его Судьбы

К учителю явился.

 

«Я думал, ты погиб.» -

В слезах сказал мудрец.

Но молвил ученик

Словами тверже стали:

« Я понял, что спасен

Духовный мой отец

А коль учитель жив,

Я умереть не вправе.»

 

ДВА КУВШИНА

 

По речной свободной шири

Ясным солнцем залитой

Как-то плыли два кувшина

И один был золотой

 

Был другой кувшин из глины

Изготовлен кое как.

И в сравненье двух кувшинов

Был представлен, как бедняк.

Но тянулся к золотому

Бедный глигяный собрат.

Как и мы, не веря злому

В тех, кто счастлив и богат.

 

Он сближения добился

На волнах среди реки.

И конечно же разбился,

Разбросавши черепки.

 

ЯБЛОНЯ

 

Над рекой, на малом островке,

Наклонясь над быстрою водою,

Что ни год от мира вдалеке

Расцветала яблоня весною.

 

Ей казалось, жизнь ее пуста

Оттого, что  знает только ветер,

Как напрасно блещет красота

Белым цветом, лишняя на свете.

 

И сказать ей  воды не могли,

Что от яблок, речкой уносимых,

Берега украшены вдали

Белым садом, дивным и красивым.

 

 

СОБЛАЗН

 

Каждый день воруя репу

С огородов у сельчан

Жил в селе ходжа нелепый

И нисколько не скучал.

 

Ведь от страсти глупой этой

Был народ весьма сердит.

И нередко грязной репой

Был ходжа нещадно бит.

 

Что ж поделаешь? Соблазны -

Искушенья наших дней,

Так порой разнообразны,

Что не знаешь, чьи дурней,

 

Утешенье, коль с годами

В нас слабеет наша страсть

И соблазн, любимый нами,

Над душой теряет власть,

 

Коль со временем душою

Мы становимся умней.

Так случилось и с ходжою

Наконец под старость дней.

 

И тогда, смиряясь с виду,

Он явился к мудрецу:

«О, мудрец, терпеть обиды

Мне по сану не к лицу.

 

То ведь бес меня смущает,

Мысль внушая мне о том,

Чтобы репу похищая

Я таскал добычу в дом.

 

Почему ж мои соседи,

Беса вовсе не виня,

Лишь меня позором метят,

Да и бьют еще меня?»

 

«Бьют, ходжа, тебя за дело, -

Отвечал мудрец ему, -

Чтоб не пер ты слишком смело

Репу к дому своему.»

 

И добавил он вздыхая

С откровеньем простоты:

«Бес, он только лишь внушает…

А воруешь все же ты.»

 

СЛЕПЕЦ

 

Фонарем дорогу освещая

Как-то ночью, позднею порой,

Странным видом встречных удивляя,

Нес кувшин слепец к себе домой.

 

И сказал тогда ему проходий:

"Ведь в ночи  слепому света нет

И дороги видеть ты не можешь,

Так зачем зажег ты этот свет?”

 

Отвечал слепец насмешку пряча:

"Удивлен ты светом фонаря?

Удивись еще, что лучше зрячих

В темноте дорогу знаю я.

 

Но во тьме вы все неловки очень.

И боюсь я, что из вас один

На меня наткнувшись этой ночью

Разобьет случайно мой кувшин.”

 

 

 

К У К Л Ы

 

Подчиняясь нитям незаметным,

Без ненужных мыслей и забот,

В суете пустой и многоцветной

Жил на сцене кукольный народ.

 

Там герой – источник целой драмы

Сокрушал и замки и гранит,

Там  сходились рыцари и дамы

И злодей, немыслимый на вид.

 

Даже боги были там на сцене,

Был король – земель своих оплот,

Бвл пророк, не знающий сомнений,

Но царил над всеми кукловод.

 

Но однажды так сложилась сцена,

Что поняв невидимую власть,

Стали куклы жаждать перемены,

Чтоб изведать собственную страсть.

 

И желая только отреченья

От стесненной нитями судьбы

Против них направили движенья

Эти куклы с радостью борьбы.

 

Были те движения нелепы

И страшны, как будто бы порой

Танцевали,  низменны и  слепы.

Силы зла, не ставшие игрой.

 

Эти силы нити кукловода

Обрывали, с ним вступая в спор,

И под жизнь поддельная природа

Стала явной в куклах с этих пор.

 

Ведь когда все нити оборвались

Стали куклы кучками трятья.

Что в углах безжизненно валялись,

Как итог свободы бытия.

 

 

ТИГРИНАЯ ШКУРА

 

Однажды, говорят, скрывая вид ослиный,

Который узнаешь всегда издалека,

Прожорливый осел под шкурою тигриной

Повадился пастись на поле бедняка.

 

И много, много раз, съедая поля злаки,

Доволен был весьма он выдумкой своей.

Затем, что тот бедняк, завидя тигра, в страхе

Бежал не чуя ног от зверя поскорей_

 

Но хитрая судьба душой осла играла.

Спесиво утвердясь и выпятив губу,

Не раз желал осел в тигрином покрывале

Послать презренья  рев бегущему врагу.

 

Но все же он молчал, смиряя нрав ослиный.

Крепился и молчал. Но только до поры

Пока не возомнил себя он властелином,

А вовсе не рабом задуманной игры.

 

И вот, когда бежал бедняк однажды с поля

Услышал за собой он вслед победный рев.

И тут же для осла настала злая доля.

Был вкусен, говорят, в тот день ослиный плов.

 

ГАЛЧЕНОК

 

Изловили  глупого галченка

Как-то дети, бегая в игре,

Привязали длинною бечевкой,

Чтоб летал он только во дворе.

 

С той поры, своей покорный доле,

Он клужился только у крыльца.

И как раб привыкнул  поневоле

К ожиданью скорого конца.

 

Только раз бечевку посредине

Оборвали ветхость и года.

И исчез галченок в небе синем,

Чтобы стать свободным навсегда.

 

Но как дух испытанного рабства,

Что держал всю жизнь его в узде,

Часть бечевки в вольности пространства

Шла за ним повсюду и везде.

 

И однажды в роще словно ненароком,

Средь кустов застряла эта часть.

И узнал галченок, что до срока

Рабской жизни кончилася власть.

 

И узнал он тоже без сомненья,

Что ему  свободы не иметь.

И в тисках голодного мученья

Тот галченок тихо встретил смерть.

 

 

 

 

ЭЗОП

 

Раз пришли ослы к Эзопу

И спросили прямо в лоб:

« Ты зачем глупее жопы

Представляешь нас, Эзоп?

 

Есть и люди, как известно,

Не в пример глупее нас.

Что ж хулою повсеместной

Наполняешь ты рассказ?

 

Эй, Эзоп, давай-ка  разом

Басни снова переправь.

Пусть ослиный знают разум

И о том, как ты неправ.»

 

Тут без всякого смущенья

Им ответствовал Эзоп:

«Всякий разум – плод  сравненья

Мудрецов и глупых жоп.

 

Я, Эзоп, мудрец  первейший!

Или вы хотите, чтоб

Вас возвысив, стал глупейшим

Я, прославленный Эзоп?»

 

 

ТРОСТИНКА И ДУБ

 

Как-то спорил дуб с тростинкой слабой,

Что сильнее всех на свете он.

И ее сомненьями немало

Был смущен и духом удивлен.

 

И совсем ему неясно было,

Отчего твердит ему она,

Что живет в ней жизненная сила

Та, что вовсе глазу не видна.

 

Может долго щли бы эти споры,

Только раз ненастною порой

Все деревья встали для отпора

В испытаньях ветром и грозой.

 

И порывом яростного ветра

Был под корень сломлен этот дуб.

И на землю грешную повергнут,

Как в бою с коня спадает труп.

 

В час кончины видел он, как гибко

Вслед ветрам, ревущим по лесам,

До земли склонялася тростинка,

Чтоб опять спрямляться к небесам.

 

УНИЖЕНИЕ

 

Чтоб народ и государство

Оградить от всяких зол,

Как-то раз в зверином царстве

Стал наместником козел.

 

И велел наместник этот,

Чтобы волка привели

И его пред целым светом

Осрамили, как могли.

 

Но глумленья принимая

Думал волк, сжимая пасть:

«Не козел же унижает,

А всего лишь только власть.»_

 

 

 

 

ПОЭТ И ТОПОЛЬ

 

Это было в городе старинном.

Под лучом полуночных светил:

Трепет ветра в листьях тополиных

О душе с поэтом говорил.

 

И шептали листья торопливо:

«Все слова исчезнут в бездне лет.

И всего лишь гласом  тополиным

Станешь ты, избранник и поэт.

 

Все, что ныне грезится тобою –

Только отзвук прежних голосов.

Тех, что пели сердцем и душою

Божьи гимны в трепете лесов.

 

 

УЛЫБКА СОКРАТА

 

Раз пришли к Сократу фарисеи:

«В чем источник  разума, Сократ?

Ты скажи, и сразу перед всеми

Станешь ты и знатен и богат.»

 

«На сомненьях в истине основан

Тот источник, - мудрый отвечал,-

Надо жить, чтоб снова он и снова

Возврашался к поиску начал.»

 

И тогда сказали фаричеи:

«Если так ты судишь об уме,

То в народ сомнения посея,

Ты недолгим будешь на земле.»

 

И они конечно были правы

Человечьей истиной стократ.

Но зачем так мудро и лукаво

Улыбнулся истине Сократ?

 

ПОДРУГА

 

Как-то раз с оленем быстроногим

Подружилась хитрая лиса

И за ним  сновала по дорогам,

Став подобьем преданного пса.

 

Так они и жили бы примерно,

Все невзгоды вместе одолев,

Но судьбою посланный наверно

Ту лисицу встретил в поле лев.

 

И стремясь от лап освободиться

 Так сказала хитрая ему:

«Мало проку будет от лисицы,

Коль пойдет на корм она ко льву.

 

Я дружна с оленем, как известно,

И могу тебе его предать,

Заманив его в такое место,

Чтоб от льва не мог он убежать.

 

Ты крадись за мною осторожно

И олень сегодня  будет твой.

И тогда не станет ли возможно

С этих пор дружиться мне с тобой?

 

И решился лев идти за нею

И смогла лисица сделать так,

Что олень, сомнений не имея,

Сам зашел в ловушку и овраг.

 

И тогда, поняв, что не умчиться

От него олень в свободный путь,

Царь зверей убил сперва лисицу,

Чтоб не дать подруге улизнуть.

 

 

 

МЕД

 

 

Жить желая без забот

Как-то муха  пала в мед.

И наелась муха

С головы до брюха.

 

Жаль, что кончился полет

И завязла муха в мед,

Что свобода мухе

Стала медом в брюхе.

 

ЦАПЛЯ

 

Для врагов обычно веры нет.

Но бывает так на белом свете,

Что за ними в годы наших бед

Мы идем, доверчивы, как дети.

 

И потом бесплодно, как во сне

В их сетях себе спасенья ищем.

И об этом ходит по Земле

Меж людьми загадочная притча.

 

Как-то цапля, стоя у пруда,

По закону данному природой,

Проводила  многие года,

Добывая рыбу год от года.

 

Знали рыбы птицы этой нрав.

И во имя жизни и спасенья

Все смотрели, головы задрав,

Чтоб не стать случайно угощеньем.

 

Но уносит времени река

Наших сил пустеющие соты.

И под старость стала нелегка

Этой цапле прежняя работа.

 

И поняв, что голод ей грозит

Неминучей скорою бедою,

На себя приняв печальный вид,

Стала цапля плакать над водою.

 

И сказали рыбы наконец

Ей тогда с сомнением великим:

"Нет, не тронещь наших ты сердец

Ни слезой, ни жалобой, ни криком.

 

Но скажи, злодейка, не таясь,

В чем источник всей твоей печали?”

И тогда,  искусно притворясь,

Им рыдая цапля отвечала:

 

"Что считаться в прошлое глядясь?

Ах, друзья! Забудем все былое.

Срок придет. И пруд затянет грязь.

Станет грязью поприще родное.

 

Уж идут работники сюда,

Я в селе прослышала об этом.

Ведь решили люди из пруда

Откачать всю  воду этим летом.

 

Мне был пруд как будто дом родной.

Как грущу над ним я пролетая!

Как мне быть?!…” " Постой же ты! Постой!

Погоди! – вскричала рыбья стая.-

 

Не в воде же, цапля, ты живешь.

К нам же смерть стремиться черной тучей.

Все простим мы, если ты спасешь

Нас от кары божьей неминучей.

 

Отнеси нас, цатля, в новый край.

Ты ж пруды иные посещала.

Только честной быть пообещай…”

И, конечно, цапля  обещала.

 

С той поры почти что целый год

Цапля рыб за рощу уносила.

И кормилась ими без хлопот,

Чтоб вернулась к ней былая сила.

 

 

ВОДА КУВШИНА

 

Старый джин,  оставив свой кувшин ,

Из тюрьмы умчасля на свободу.

Но нашел кувшин бедняк один

И не раз он пил оттуда воду.

 

От воды ли той в его уме

Зародились странные мечтанья?

Только жить он начал, как в тюрьме,

Подавляя вольные желанья.

 

Лишь во снах своих, как наяву,

Он летал свободно над долиной.

И тогда встречалися ему

В небесах таинственные джины.

 

 

ХОЗЯИН РАССВЕТА

 

Жил петух в своем курином стане,

По утрам приветствуя рассвет.

Только стал, состарившись с годами,

Он меж кур терять авторитет.

 

И решил, поняв несчастье это,

Он над миром свой возвысить дух.

И себя хозяином рассвета

Объявил стареющий петух.

 

Этой странной новостью безмерно

Были куры так удивлены,

Что сперва решили, что наверно

Их петух объелся белены.

 

Но, припомнив как-то ненароком,

Что кричит он в час перед зарей,

Властелином неба и пророком

Петуха признали той порой.

 

Принимали ход событий куры

За порядок следствий и причин.

Эти куры, впрочем, были дуры.

А о прочих - лучше помолчим.

 

 

СОКОЛ И ГОЛУБКА

 

Сватал сокол белую голубку,

Говорил ей страстию дыша:

«От красы  загадочной и хрупкой

Истомилась сокола душа.

 

Много бился сокол в синем небе,

Знал пиры на вражеской крови.

Но любимым я не разу не был.

Научи ж меня твоей любви.»

 

Отвечала соколу голубка,

Одолев смятение и страх:

«Помнит сердце сладостно и жутко,

Что живем мы в разных небесах.

 

Знай, по нраву мне твоя отвага,

Эта страсть и яростная стать.

Но зачем-то Богу  было надо,

Нам с тобою парою не стать.

 

Ведь когда иссякнет сила страсти

И любви моей ты не поймешь,

Стану я для сокола несчастьем

Потому, что ты меня убьешь.

 

Будет вновь душа твоя томиться.

Но не станет прежнею она.

И не сможет сердце возродиться,

Как устав от жизненного сна.

 

СТАРЫЙ НИЩИЙ

 

Со своей старухой нищий

Скуден, бледен, чуть одет,

Добывая хлеб и пищу

Побирался десять лет.

 

Так ему бывало скверно,

Так он  мерз и мало ел,

Что от этого наверно

Он зачах и  заболел.

 

И тогда об исцеленье

Стал он Господа молить,

Обещая за спасенье

Целый храм озолотить.

 

То услышала старуха

И вскричала: «Что  ты врешь?

Что сулишь Святому духу

Коль имеешь только грош?»

 

«Тише, тише, полно злиться. -

Отвечал старухе он, -

Мне бы только убедиться

В том, что буду исцелен.

 

Или думаешь, что взыщет

Бог несбыточный обет,

И погибнет старый нищий

За него во цвете лет?

 

Ну и пусть он взыщет с хама.

Все же нынче исцелюсь.

И тебя отдавши  храму,

Сам на новенькой женюсь!»

 

ЗНАК ЧУЖБИНЫ

 

Поселилась галка в голубятне,

Перекрасив перья в белый цвет.

Чтоб спокойно, сытно и приятно

Доживать остаток бренных лет.

 

Только скоро выдали манеры

Эту галку скрывшуюся там,

Потому, что явно через меру

Подражала галка голубям.

 

Ведь она, подобно иностранке,

Что в чужой войти стремиться дом,

Раздавала душу на подарки

Всем, кто жил от века в доме том.

 

И прогнали вон из голубятни

Эту галку голуби тогда.

И одевшись в черное обратно

Долетела галка до гнезда.

 

И конечно там она старалась

Снова стать  родной среди своих.

Но иная сущность прорывалась

В ней в словах ненужных и чужих.

 

И хотя была она чернее

Многих галок в отчей стороне,

Шла молва упорная за нею,

Что ненужно жить ей на земле.

 

 

ИСКАТЕЛЬ СВЕТА

 

 

Смиряя страсти каждое мгновенье,

В краю пустынь, в неведомой глуши,

Жил человек, искавший просветленья

Тревогой дней измученной души.

 

Он одолел и похоть и гордыню,

Корыстный пыл, тщеславие и лесть

И скуку дней , и зависть и унынье,

Но только гнев не мог он одолеть.

 

И вот, устав от долгого боренья,

Но  луч надежды трепетно храня,

Он  к мудрецу, как будто за спасеньем,

Направил бег ретивого коня.

 

"Скажи отец, - промолвил он при встрече,-

Как мне избыть гневливости порок?

Я из страстей природы человечьей

Лишь эту страсть унять в себе не мог.

 

Мне не понять,  зачем благое небо,

Даруя зов высокого огня,

Не отрешает все ж меня от гнева

И этой страстью  мучает меня?”

 

"Темнеет ночь в преддверии рассвета,

Темна душа пред жизнию иной.

Таков закон, – мудрец ему ответил. –

Всевековечной мудрости земной.

 

Когда ведет дорога к просветленью

Земные страсти сводят нас с пути.

Достоин гнев твой только сожаленья,

Но должен сердцем гнев ты превзойти.

 

Я вижу даль с тропою караванной,

Где словно призрак всех минувших лет

Встал у тропы, изломанный и странный

Давно засохшей яблони скелет.

 

Ты будешь там отныне год от года

Поить людей, измученных жарой.

Пусть отрешат даруемые воды

Земную страсть, гонимую тобой.

 

Там у тропы наступит просветленье

И в час, когда душой прозреешь ты,

Как вещий знак свободы и спасенья

Вдруг зацветут на яблоне цветы.»

 

И вышел в путь тогда искатель света,

Решивши все исполнить до конца .

Он был покорен  мудрому совету

И странной силе в слове мудреца

 

Он отыскал то место и дорогу

И на холме поставил свой шатер.

И много лет, себя  вручая Богу,

Дарил он воду людям с этих пор.

 

Сменялись дни. Душа его светлела.

Царили в ней покой и тишина.

Но отрешиться все ж она не смела

Тогда еще от жизненного сна.

 

Однажды утром путник босоногий

Почти бежал дорогою в пыли.

Он был в крови. Избиты были ноги

И темен взор, блуждающий вдали.

 

Ему навстречу встал искатель света

И поднял чашу с влагою живой.

И со словами  ласки и привета

Хотел почтить прохожего водой.

 

Но ветер зла в тот миг судьбою правил –

И бросил прочь прохожий этот дар.

И имя Бога злобно обесславил

Его проклятий вспыхнувший пожар.

 

И точно зверь из темного завала

Рванулся  гнев дарителя воды.

И пал прохожий жертвою кинжала.

И прервались в песке его следы.

 

Когда ж утихло гнева исступленье

И отлегло, как тяжкая гора,

И понял ум, что нет уже спасенья

Был горек плач искателя добра.

 

Но белым цветом яблоня пустыни

Вдруг озарила мрак его лица.

И понял он, всевидящий отныне,

Что был убит убийца мудреца.

 

ДВЕ  КОРМУШКИ

 

Меж двумя кормушками осел,

Голодая в горестях сомненья,

Ни одной из них не предпочел

И почти зачах от истощенья.

 

И сказал мудрец ученику:

«Сей осел загубит вскоре душу.

Дай ослу, не ввергнувшись в тоску,

Разрешить проблему двух кормушек.

 

Сделай так, чтоб выбор совершил

Он совсем без всяких сожалений

И направил ход ослиных сил

По пути единственных стремлений.»

 

Мудрецу ответил ученик,

Веселясь над заданною темой

И подумав может только миг

Над ослиной  глупою проблемой:

 

«О, учитель, если говорить,

Как осла избавить от сомнений,

Надо  нам кормушки эти слить,

И не станет спора искушений.»

 

«Где ж тут выбор? – мудрый возразил, -

Тут решенья вовсе незаметно.

Речь о том, чтоб в споре разных сил

Он одной предался беззаветно.

 

Вот совет. Кормушку взяв одну

Отнеси  ее к другой конюшне.

Головой ручаюсь, что ослу

В тот же миг она предстанет лучшей.»

 

Так и сделал верный ученик.

И при виде этой перемены

Для осла свершился выбор вмиг,

Словно вовсе не было проблемы.

 

Он немедля бурно воспылал

К уносимой яростным влеченьем,

Он бежал за нею и орал

И пылал к оставленной презреньем.

 

 

ЗЛОДЕЙ И КАМЕНЬ

 

Если правда то, что жизни тайна

Нам судеб скрепляет полотно

И событий  будто бы случайных

Нам понять значенья не дано,

 

То лишь притча может осторожно

Их связать в невидимую связь,

О которой, впрочем, невозможно

Говорить совсем не удивясь.

 

В недрах гор скалистого Востока

Жил монах и славил небеса,

Без людей, в пещере одинокой,

Приютив там брошенного пса.

 

Но рукой злодейскою однажды

Был убит доверчивый монах.

И тогда от голода и жажды

Начал пес охотиться в горах.

 

Позабыв монаха и злодея

Он под старость вовсе одичал

И, разумной воли не имея,

Ни добра, ни зла не отличал.

 

Тот злодей, разбоем промышляя,

О монахе тоже позабыл.

Да и горы жили, не желая

Помнить кто и как  кого убил.

 

Но уж так устроено на свете,

Что порой невидимо для глаз,

Над судьбой колеблясь в равновесье

Наша смерть высматривает нас.

 

Так качался  камень на вершине,

Средь ветров  взирая в небеса,

И не знал, что голуби в долине

Взмыли ввысь от яростного пса,

 

Что одно перо от белой птицы

На него упало той порой,

Но сместившись камень покатился

И убил злодея под горой.

 

Что сказать? Нам мира не измерить.

Странно все, чем дышишь и живешь.

Этой притче можно и не верить:

Может правда в ней, а может ложь.

 

 

ЕВНУХ

 

Евнух был у падишаха,

Падишаха он любил.

И в гареме не из страха,

А по совести служил.

 

И когда Владыка долго

Пропадал в гареме том

Он, с высоким чувством долга,

Жил молитвой и постом.

 

Но как будто бы волненье

Скрытой страсти и любви,

Весь исполненный смиренья,

Ведал евнух в эти дни.

 

В эти дни бывал он странен,

Мало ел и мало пил.

И как будто благодарен

Был тому, кто оскопил.

 

ТАЙНА

 

Стаи туч, гуляя на просторе

Над степными реками Земли,

Все дожди из рек сливали в море,

Что качало в волнах корабли.

 

И одна лишь капля в далях водных

С этим морем слиться не могла,

Хоть во всем воде была подобна,

Как вода, прозрачна и светла.

 

Ей судьба ее казалась странной.

И умом ей было не понять,

Отчего же влагой безымянной

В этом море ей уже не стать.

 

И лишь тот, кто все на свете знает

О рожденьях всех морей и рек

Знал, что то не капля дождевая,

А слеза, что пролил человек.

 

РИТУАЛЫ ДОБРА

 

Давний рассказ из седого Китая

К людям дошел стихотворной строфой.

Жили, в далекие дни процветая,

Два государства за желтой рекой.

 

Были цари их светлы и могучи.

Но наступили лихие года.

Смуты и голода черные тучи

Все на земле  омрачили тогда.

 

Этой порой, чтоб осилить невзгоды

И одолеть их в нелегкой борьбе

Честных и смелых вождей из народа

Вызвал один из монархов себе.

 

Все они были полны уваженья

К имени, роду и славе царя.

Доброе дело страны обновленья

Начали люди, благое творя.

 

Все, что мешало они  разрушали,

Путь открывая грядущего дням,

И  отменяли веков ритуалы,

Как разрушают отвергнутый храм.

 

Были успехи в делах несомненны.

Только  была в них одна сторона.

Та, что в успешной борьбе постепенно

В прах разрушалась большая страна.

 

И ощутив дуновение страха,

Царь обратился к соседу-царю,

Чтоб научил он, как волей монарха

Жизнь возродить в опустелом краю.

 

Был тот сосед не привержен к успеху,

Если успех сокрушит ритуал.

Те достиженья пустою утехой

И искушением царь называл.

 

И на вопросы соседа-владыки

Так он ответил в тот горестный миг:

«Каждому делу в стране многоликой

Есть  установленный Богом  язык.

 

В дни испытаний одним ритуалом

Держится все в поднебесном краю.

Каждое доброе дело недаром

Им облекается в меру свою.

 

Если без меры творить справедливость,

Дело меняет обличье и суть.

И превратиться тогда в суетливость

Дань почитанья, что к трону несут.

 

Речь правдолюбца измениться в грубость,

Смелый измениться, став бунтарем.

И осторожный почувствует трусость,

Если не станет страна алтарем.»

 

 

ВОЙНА

 

 

Как-то раз, в душе желая драки,

Ополчась великими полками,

Собрались бараны и собаки

Воевать с свирепыми волками.

 

Той порой волкам пришлося туго

И не раз они считали раны.

Потому, что стоя друг за друга,

Били их собаки и бараны.

 

Сколько лет тянулись эти схватки?

Мы о том уж, верно, не узнаем.

Только раз с коварною повадкой

Старый волк отправился к баранам.

 

И сказал он им такие речи:

«О, великой доблести батыры,

Как и мы, уставшие от сечи,

Как и мы, желающие мира.

 

Ведь воюем вовсе мы не с вами –

Славным родом признанных героев.

А воюем с бешеными псами.

С вами ж мир хоть завтра мы устроим.

 

Этих псов гоните-ка  из стана,

Чтобы розни не было меж нами.

И тогда сумеет волчья стая

Стать баранам лучшими друзьями.

 

И тогда, как много раз на свете

На войне с баранами бывало,

Соблазнясь на ласковые речи,

Псов бараны выгнали из стана.

 

И смотрели долго и без толка,

Как собак загрызла волчья стая.

А потом на них пустились волки.

И баранов вскорости не стало.

 

РЕВНОСТЬ

 

«Как гулять тебе не лень? –

Вне себя от гнева

На Адама, что ни день

Нападала Ева. –

 

Иль вдали тебе нужна

Краля помоложе?

Иль законная жена

Никуда не гожа?»

 

Отвечал Адам порой

Ей на речи эти:

«Ты пойми, что нет другой

Женщины на свете.

 

О прогулках же не прочь

Я сказать подробно…»

Но жена ему всю ночь

Все  считала ребра

 

БИТВА НАРОДОВ

 

Раз в ограде огорода

Подралися два народа.

 

И за этот огород

Смертно бились целый год.

 

На исходе этой битвы

Два народа были биты

 

И тогда на огород

Третий  ринулся народ.

 

Всех буянов он управил.

А подравшихся заставил

 

Там работать день и ночь,

Отогнав гордыню прочь.

 

ВОИТЕЛЬ  И   ПЕРЕПЕЛКА

 

У  троянской крепости высокой

В перекличке птичьих голосов,

В колыханьях медленной осоки,

Перепелка вывела птенцов.

 

Было в ней, как сердце в человеке,

Сердце мира в давние года.

Но пришли воинственные греки

Илион разрушить навсегда.

 

В этот день за крепостью и рвами

Все шатры раскинул белый стан.

И дымились жертвы над кострами.

И звучали гимны и пеан.

 

А когда родился месяц тонкий

Над покоем греческих дружин

К их вождю явилась перепелка

В смутный час, когда он был один.

 

« О, Атрид, - она ему сказала, -

Пред тобою плачу без вины.

Ты велик, но разве же пристало

Истреблять невинных для войны?

 

Завтра битва вспашет это поле -

Вечен спор за царские венцы.

О, Атрид! Погибнут поневоле

В этом поле все мои птенцы!…»

 

И сказал Атрид, скорбя душою,

Вспомнив дом минувших юных лет:

«Я виновен, мать, перед тобою,

Но иных путей Атриду нет.

 

Знаешь ты, ни жалобы, ни крики

Камнепад не могут воротить,

Если первый, пусть и невеликий

С горной кручи камень покатить

 

Камни зла, обрушенные Роком,

Уж в сердцах прокладывают путь.

И не мне, бессильному до срока,

Сердце мира Греции вернуть.

 

Много гнезд они еще раздавят,

Много нас поляжет на поля.

И невинной кровью обесславит

Щит героев бранная земля.»

 

У  КАМИНА

 

          1

Господину глядя в очи

Пес сидел перед камином

И разнеженной душою,

На огонь камина глядя,    

Весь овеянный дремотой,

Предавался размышленьям

О возвышенном и вечном:

 

«Как прекрасен мой хоэяин,

Как он мудр и духом светел!

Он мне дарит кров и пищу,

И любовь свою и ласку,

И не судит слишком строго

Пса случайные ошибки,

Все на свете понимая,

Как владыка милосердный,

И прямой и справедливый.

 

О, конечно только Богу

Это может быть присуще.

И наверно мой хозяин –

Божество небес высоких,

Что сошло на нашу Землю,

Чтоб учить нас, многогрешных…»

 

                 2

Между тем хозяин кошку

Гладил ласковой рукою.

И, исполнена блаженства,

На огонь камина щурясь,

Кошка тоже размышляла

О высоком и прекрасном:

 

« Что прекраснее на свете,

Чем лежать перед камином

И, рассеяно внимая

Теплым ласкам человека,

Думать сладко и беспечно

В тихой неге и покое

О благом устройстве  жизни?

 

Рассуждая беспристрастно,

Я должна себе признаться,

Что всечасно угождая

Всем желаниям кошачьим

Мир уюта в этом доме

Создал мне его хозяин.

Что ни день он мне приносит

Сливки в блюдечке  зеленом,

Холит, гладит осторожно,

Славной киской величает,

Преисполненный почтенья

И почти что благочестья…

 

Ах, наверно лишь богине

Эти почести присущи.

О, конечно я богиня.

Как же может быть иначе?»

 

 

ЖАЖДА

 

Волк, беспомощный от раны,

В муках голода и жажды,

Круторогому барану

Горько плакался однажды.

 

«О, баран, Судьбой и  Роком

Надо мною вознесенный!

Видишь, гибну я до срока,

Лютой смерти обреченный.

 

Ах, не жить мне видно боле,

Все в очах моих кружится.

Помоги мне, круторогий,

Принеси испить водицы…»

 

И сказал баран ответно

Обессиленному зверю:

«Знаю я одну примету,

Ту, которой свято верю.

 

Жизни страшные напасти

Лишь тогда у нас бывают,

Коль бараны к волчьей пасти

Слишком близко подступают.

 

Я б принес тебе водицы,

Отогнал бы смерти холод.

Но ведь ты, сумев напиться,

Утолишь еще и голод.»

 

РУБАХА СЧАСТЬЯ

 

Говорят, что в далях старины,

Озаренных памяти лучами,

Юный принц неведомой страны

Был охвачен бедствием печали.

 

Ту печаль стараясь превозмочь

Все вокруг лишилися покоя

И не мог никто из них помочь

Той душе , охваченной  тоскою.

 

Но являлись людям иногда,

Хоть и редки встречи были эти

В те давно ушедшие года

Мудрецы, живущие на свете.

 

И  изведав как-то до конца

Всех врачей бессилье в полной мере,

Принц призвал однажды мудреца

И себя его заботам вверил.

 

«О, мудрец, - промолвил он ему, -

Я теперь над радостью не властен.

Ты скажи, как сердцу моему

Воротить утраченное счастье.

 

Я не знаю, в чем моя вина,

Ведь немного прожил я на свете.

Отчего же жизнь моя темна,

Словно солнце мне уже не светит?»

 

И услышал странный он ответ:

« Я одно лишь, принц, тебе открою.

Был твой род возвышен много лет

И прервалась связь его с землею.

 

Много лет на радости людей

Вы с высот взирали отстраненно.

Но ведь радость даже для царей

На земле куда важнее трона.

 

В наши дни, в греховной серой мгле

Исчезает счастье человечье.

И уже  немного на земле

Тех, кто жизни радостью отмечен.

 

Но найди в стране хоть одного,

Облачись рубахою счастливца.

И тогда для сердца твоего

Вся былая радость возродиться.»

 

Говорят, что в речи мудреца

Принц услышал голос избавленья

 И ушел из царского дворца

 По дороге жизни и спасенья.

 

Говорят, скитаясь по стране

Он встречал и радостные лица.

Но никто из встреченных вполне

Не назвал себя ему счастливцем.

 

Знать уж так устроен человек,

Что в своей он радости не волен.

И, стремясь к чему-то целый век,

Даже в счастье чем-то недоволен.

 

И желал удачливый удач,

Даже в час немыслимой удачи,

И тянулся к золоту богач,

Чтобы стать в миру еще богаче,

 

И желали женщины любви,

И желали подвигов мужчины,

Позабыв дарованные дни,

Что несли им счастье без причины.

 

Так продлились долгие года

И, казалось, вечно будут длиться,

Понял принц, что может никогда

Не найти заветного счастливца,

 

Что, быть может, счастье на земле –

Только дар случайному мечтанью

И ему, как искре в серой мгле,

Нет подобья божьему дыханью.

 

И не мог понять он почему

Так  неправа жизнь на белом свете.

Вот тогда и встретился ему

Образ счастья утром на рассвете.

 

Был рассвет тот нежен и высок

В небесах от края и до края.

Теплый ветер веял на Восток

Море трав волнами колыхая.

 

И шагал крестьянин  за сохой,

Как по морю, радостью отмечен,

И на миг оставленный тоской,

Вышел принц тогда ему навстречу:

 

«Я ищу счастливцев на земле,

Тех, кто жизнью счастливы, как дети.

Но никто из них доселе мне

Не встречался, здесь, на белом свете.

 

Уж не ты ли, брат, один из них,

Наделенных радостью от Бога?

Дай ответ, чтоб сердцем я утих

И моя окончилась дорога,»

 

И с улыбкой вымолвил в ответ

Пахарь лоб рукою отирая:

«Знаю я, что счастлив много лет,

Что земная жизнь дороже Рая.

 

Счастлив я работой на земле

Тем, что птицы в небе пролетают,

Что зерно, как будто бы во мне,

А не в темной пашне прорастает,

 

Что лазурью, выше всех наград,

Блещет неба дивная отрада.

И под ним, скажу тебе я, брат,

Ничего от жизни мне не надо.

 

И поведал принц ему тогда,

Для чего по мудрому совету

Он счастливца многие года

Все искал, бродя по белу свету.

 

Но смущенно выслушав рассказ

Молвил пахарь с ласковым участьем:

«О, мой принц, коль надобно для вас,

Свет очей вам отдал бы для счастья.

 

Но могло ль мне голову придти,

Что меня  вы ищете страдая?

О, мой принц, на жизненном пути

Не знавал рубашек никогда я…»

 

 

ИСПОВЕДЬ

 

Притворясь святою смиренницей,

Прилизавши морду в пуху,

Нарядилась лиса исповедницей

И пришла на двор к петуху.

 

Но завидев лису еще издали

Вмиг на дерево сел петух,

Не поверив, что посох с ризами

Изменяют сердце и дух.

 

И сказала лиса ему ласково:

«Что за трусы все петухи!

Ты бы думал лучше с опаскою

Про распутство и про грехи.

 

Иль не видишь, с ризой священною

Я узнала господен страх.

Так спустись с молитвой смиренною

Да покайся мне во грехах.»

 

Отвечал петух: « Я покаюся,

Только лучше здесь, на суку.

Ты, гляжу, пол дня умывалася,

Только морда все же в пуху.»

 

ВОРОН

 

Без стыда воруя все, что надо

Для кормежки с жертвенных костров

У святилищ царственной Эллады

Ворон жил, доволен и здоров.

 

Так бы шло наверно год от года

Потому, что сердцем был он смел,

Но пришла к нему его невзгода

И однажды ворон заболел.

 

Той порой, совсем теряя силы,

Стал он мать о милости  просить,

Чтобы всех богов она молила

От болезни сына исцелить,

 

И  в ответ она ему сказала:

«Я богам конечно помолюсь.

Но о том, чтоб худшего не стало

Я тревожусь сердцем и боюсь.

 

Ведь едва я им тебя напомню,

Вспомнят боги, чем ты промышлял,

Как у них воруя ночью темной,

Ни о чем другом не помышлял.»

 

ВОРОНА И ШАХИНШАХ

 

Раз ворона капнула на нос

Шахиншаху грозного Ирана,

Шахиншах того не перенес

И казнил начальника охраны.

 

Этот шаг властителя венца

До того ворону озадачил,

Что она спросила мудреца:

«О, мудрец! Да что все это значит?

 

Это ж я устроила ему…

Так с чего же казнь, скажи на милость?

Или я уж вовсе не пойму,

Что такое в людях справедливость.»

 

И сказал мудрец вороне речь:

«Эта казнь нелепа только с виду,

Должен был на плаху кто-то лечь,

Чтоб загладить шахскую обиду.

 

Кроме той, что в жизни знаешь ты,

Есть у нас иная справедливость,

Что казнит без всякой правоты

Всех невинных, чтоб ни приключилось.

 

И не права ищет тот закон,

А людского трепета и страха.

Лишь грозой для всех смиряет он

Боль обиды в сердце шахиншаха.

 

Справедливость казней без вины

Может странной кажется невольно.

Но зато пред нею все равны.

И, к несчастью, кажется, довольны.

 

ВОИН НА ТРОПЕ

 

Покоряя слабую страну

Шли войска сквозь горные теснины,

Чтоб из многих стран еще одну

Положить под ноги Властелину.

 

И бежали жители страны,

Не давая воинам отпора

Потому, что были неравны

Меры сил для воинского спора.

 

Только раз военная река

Закипела краткою задержкой.

Но ее запомнили войска

Удивленьем, гневом и насмешкой.

 

Шла тогда походная тропа

От ущелья к горному отрогу

И случилось так, что наступал

Царь лишь этой узкою дорогой.

 

И когда однажды заалел

Утра луч над этою тропою

В небесах запели стаи стрел,

Как призыв к сомнительному бою.

 

Понял царь, что надо повернуть,

Но боялся ложного позора.

И велел войскам, продолжив путь,

Силой взять воинственную гору.

 

Было их немного на посту,

Преступивших царскую дорогу

Но идя с боями в высоту

Потерял бойцов Владыка много.

 

И тогда он горстке храбрецов

Передал, что чести удостоя,

Дарит он им жизнь в краю отцов,

Коль уйдут с тропы они без боя.

 

А еще велел он передать,

Что на службу всех их принимает

И бойцов привычных воевать

Он и чтит и щедро награждает.

 

И ушли тогда они с пути.

Но один войны продолжил дело.

И не дал войскам вперед идти

Потому, что бился он умело.

 

И вконец терпенье потеряв

Закричал тогда ему Владыка:

«Не спасет тебя уже гора,

В том клянусь я клятвою великой.

 

Отойди!   Иль нынче же убьем

И на части тело растерзаем.

Отойди! За это хоть царем

Я тебя поставлю в этом крае!

 

Что ж ты медлищь, стоя вдалеке,

Или мало сказанного слова?»

И ответил воин на тропе

Властелину внятно и сурово:

 

Быть ли мне непризнанным царем

Средь страны, твоей покорной воле,

Или пасть в бою под топором,

Иль на плахе корчиться от боли

 

Лишь Господь решает на Земле,

Но сегодня речи не об этом,

Коль царя покорного во мне

Ты готов признать пред целым светом.

 

Только что мне почести и власть,

Коль одним позором буду славен?

Ведь пока не выпало мне пасть

Знаешь сам, и так тебе я равен.

 

Подойди поближе по тропе.

Ты в речах грозился очень смело.

Пусть расскажут мертвые тебе,

Что и царь и воин я умелый.»

 

 

 

 

 

 

ИДОЛ И ЯЗЫЧНИК

 

 

От нужды терпя лишенья,

Проклиная целый свет,

Как-то раз в глуши селенья

Жил язычник много лет.

 

И стоял свирепый с виду

У язычника в дому

Деревянный старый идол,

Чтоб молилися ему.

 

Часто идолу моленья

Тот язычник возносил:

Дай, о, Боже,  мне спасенья,

От нужды не стало сил.

 

Видишь, я тебе послушен.

Что ж судьба моя – палач?»

Но спокойно и бездушно

Слушал идол этот плач.

 

Так тянулися без меры

Холод, голод и нужда.

И иссякла как-то вера

У язычника тогда.

 

И в благом порыве мщенья,

Обозлившись на судьбу,

Он дубиной возмущенья

Стукнул идола по лбу,

 

Треснул лоб от мести этой.

И открылися в щели

Разом звонкие монеты:

И червонцы и рубли.

 

«О!!! – вскричал тогда язычник, -

Сколько ж я тебя молил?!

А как двинул, сразу тыщи

Ты, подлец, мне отвалил?!

 

Знать, дубиной надо было

Умолять тебя о том,

Чтоб нужда навек забыла

Путь-дорогу в этот дом?»

 

С той поры взамен молитвы

Он по идолу стучал.

Злился идол, весь избитый,

Но крепился и молчал.

 

 

СТАРИК И ЯБЛОНЯ

 

 

Вдоль оград заброшенного сада,

Что  манили мглистой тишиной,

Славный князь земель Хайдарабада

Возвращался с праздника домой.

 

Оседала танцев и веселья

В сердце князя праздничная муть

И душа томилась размышленьем,

Предвещая сумерки и грусть.

 

За оградой, яблоню сажая,

Что-то пел негромкое старик.

И невольно, сердце поражая,

Вдруг затронул князя этот миг.

 

И коня узды смиряя властью,

Он сказал, как будто бы смеясь:

«Видно знаешь что-то ты о счастье,

Даже то, чего не знает князь.

 

Ведь под старость яблоню сажая

Ты до яблок вряд ли доживешь.

И не ждешь, конечно, урожая,

Так с чего ж ты счастлив и поешь?»

 

Отвечал старик ему с поклоном:

« Мера счастью – времени вода.

И под старость  радости законы

Уж не те, что в юные года.

 

Там где  жизнь дороги расстилает,

Обольщая юные сердца,

Там старик на прошлое взирает,

Все давно изведав до конца,

 

Не влечет меня уже дорога.

И,  хоть смерти буду я не рад,

Но хочу я вымолить у Бога,

Чтоб придти  мне снова в этот сад.

 

Если правда, князь, что после смерти

Мы родимся снова для земли

И живем, творя на белом свете,

Все, что прежде сделать не смогли,

 

Я хочу, чтоб яблок ожидая,

Жил я снова, к яблоне стремясь.

Этот сад мне был  дороже Рая.

Был я счастлив здесь когда-то, князь.»

 

БУКАШКА

 

Жизни радости и муки

Отвергая для науки

 

Жил ученый-книгочей,

Всем полезный, но ничей.

 

Каждый шаг сверяя строго,

Он для общества и Бога

 

Жил. трудился, не скучал

И букашку изучал,

 

Но случилась с ним промашка:

Все узнавши про букашку,

 

Он, науке на беду,

Помер в этом же году,

 

И в извечную дорогу

Он пошел к престолу Бога,

 

Чтоб ему представить в срок

Жизни вывод и итог,

 

Вывод в том, - сказал он важно, -

Что умом своим отважно

 

Я, трудясь, что было сил,

Всю букашку изучил.

 

Понял я от сотворенья

Весь состав ее строенья.

 

И о ней познаний воз

Я, Господь, к тебе принёс.»

 

Тут с немалым удивленьем

 И как будто огорченьем

 

Отвечал ему Творец,

Вседержитель и Отец:

 

Уж не мне ли в назиданье

Ты принёс ума  познанье

 

И, окончив путь земной,

Тут стоишь передо мной?

 

Но признаюсь по секрету:

Зря ты нёс поклажу эту.

 

Ведь с начала бытия

Всю  букашку знаю я.

 

Знаю я ее строенье,

Муки  сердца и стремленья,

 

Знаю даже и мечты –

Все, что в жизни предал ты.

 

 

КОРАБЛЬ СЧАСТЬЯ

 

Эта быль случилася давно.
Плыл корабль в  далеком синем море,

Чуть качая белое крыло

Парусов парящих на просторе.

 

Был во многом равен он Земле,

Что плывет в пространствах мирозданья.

И. как нас, людей на корабле

Разделяли мнения и званья.

 

Были там крестьяне и купцы,

Были там бродяги и актеры,

Были там красотки и дельцы,

И глупцы, и умники , и воры.

 

Каждый жил, томясь по много лет

От соблазнов первенства и страсти.

Лишь один меж ними был поэт.

 И звучал в нем замысел о счастье.

 

И пришло к поэту той порой,
Что сложил он сам себе на диво

Чудо-пьесу с радостной игрой
О сердцах свободных и счастливых.

 

В ней  звучла ясно и светло

Вся добра потерянная мудрость,

То, что в жизни сбыться не могло,

И о чем всегда мечтает юность.

 

Мы не знаем, сам ли тот поэт

Стал играть, разучивая роли,

Иль, составив дружеский совет,

Всех пленил стихами поневоле,

 

Только там, на этом корабле,

Как в садах утраченного Рая,

Темный сон забывши о Земле

Стали люди пьесой жить, играя.

 

В них родились новые сердца,

Только счастья веруя законам.

И тянулась пьеса без конца,

Хоть и мало кто в ней был актером.

 

Говорят, что где-то тот корабль

Затерялся в море бесконечном,

Где светилась розовая даль

На восходе призрачном и вечном.

 

А еще порою говорят:

«Чудо-остров за морем таится

И что пьеса  много лет подряд

Там течет, не может завершиться.»

 

 

              СОДЕРЖАНИЕ

 

Предисловие …………………………………………………………

Рассвет………………………………………………………………..

Сказание о Рае……………………………………………………….

Три мудреца………………………………………………………….

Заяц……………………………………………………………………

Мышь………………………………………………………………….

Ученик Конфуция……………………………………………………

Два кувшина………………………………………………………….

Яблоня…………………………………………………………………

Соблазн………………………………………………………………..

Слепец…………………………………………………………………

Куклы………………………………………………………………….

Тигриная шкура……………………………………………………..

Галченок………………………………………………………………

Эзоп………………………………………………………………………

Тростинка и дуб………………………………………………………..

Унижение………………………………………………………………

Поэт и тополь…………………………………………………………

Улыбка Сократа……………………………………………………..

Подруга………………………………………………………………..

Мед……………………………………………………………………..

Цапля…………………………………………………………………..

Вода кувшина………………………………………………………….

Хозяин рассвета………………………………………………………

Сокол и голубка………………………………………………………

Старый нищий…………………………………………………………

Знак чужбины………………………………………………………….

Искатель света…………………………………………………………

Две кормушки…………………………………………………………

Злодей и камень……………………………………………………….

Евнух……………………………………………………………………

Тайна……………………………………………………………………

Ритуалы добра…………………………………………………………

Война…………………………………………………………………….

Ревность………………………………………………………………….

Битва народов…………………………………………………………...

Воитель и перепелка……………………………………………………

У камина………………………………………………………………….

Жажда……………………………………………………………………

Рубаха счастья………………………………………………………….

Исповедь…………………………………………………………………

Ворон……………………………………………………………………..

Ворона и шахиншах……………………………………………………

Воин на тропе……………………………………………………………

Идол и язычник………………………………………………………..

Старик и яблоня……………………………………………………….

Букашка………………………………………………………………..

Корабль счастья……………………………………………………….