Сборник произведений "БЕРЕГ ПРИТЧЕЙ"
ЖИЗНЬ
На тропинках рощ земного сада
Жизнь всегда бессмертна и права.
Через тлен былого листопада
Там восходит юная трава…
НОЙ
Всякой твари высадив по паре
На пустынный горный Арарат,
Ной кричал в восторженном угаре,
Потому что был ужасно рад.
«О, Господь, неужто удостоен
Я тобой сей подвиг совершить?!
Мир людей я заново устрою,
Нет, никто не станет в нём грешить!
О грехах мы все теперь забудем,
Нам они отныне не к лицу…»
«Да, конечно, так оно и будет!. –
Хам, глумясь, поддакивал отцу.
НАТУРЩИК
Жил да был художник именитый.
Сцены жизни юного Христа
Воплощал он кистью знаменитой
И была душа его чиста.
Жил тогда у мастера натурщик,
Мальчик лет восьми иль девяти.
Был он ликом светел, словно лучик,
Словно ангел божий во плоти.
Но меняет время всё на свете.
Не стерпев унылого труда,
Этот мальчик как-то на рассвете
Прежний дом оставил навсегда.
Огорчён был мастер тем уходом,
Но храня души своей завет,
Продолжал работу год от года.
Так прошло, без мала, сорок лет.
Той порой пришло к нему решенье,
Что на поле чистого холста
Написать он должен искушенья
Сатаной великого Христа.
Он нашел для дела всё, что надо.
Свет и тон казалися верны.
Лишь в одном была ему досада –
Не давался образ Сатаны.
Но сказал тогда ему прохожий,
Что стоит, прикованный к столбу,
Некий вор, на дьявола похожий,
Средь села, кляня свою судьбу,
Что ужасен вид греха и страсти,
Омрачивших очи и чело.
Тут художник, взяв холсты и краски,
В тот же час отправился в село.
У столба позорного, как идол,
Там стоял, свирепый и немой,
Тот, кто всем своим наружным видом
Был и, правда, схожим с Сатаной.
Только вдруг улыбкою знакомой
Озарились лик его и взгляд:
«Здравствуй, мастер. Жил с тобой я дома.
Было это сорок лет назад…»
УГРОЗА
Шел цыган за Насретдином,
Громко требуя монет:
«Дай мне денег, благочинный,
У меня их вовсе нет!
Не давая подаянья,
Душу режешь без ножа!…»
Но оставил без вниманья
Эти доводы ходжа.
Тут цыган дошел до воя,
Дыбом встала борода:
«Дай, иль сделаю такое,
Что не делал никогда!!!»
Удивившись несказанно,
Дал ходжа ему монет,
А потом сказал цыгану:
«Ну, давай, цыган, ответ.
Что за страшную угрозу
Ты сейчас так громко выл?
Проясни мне суть вопроса,
Что б ты, братец, натворил?»
Отвечал цыган с охотой:
«Плохо стало б мне тогда.
Я занялся бы работой,
Что не делал никогда».
ЧАСТЬ ИСТИНЫ
«Погляди. – сказал чертенок Сатане, -
Шел Хасан прямой дорогой по планете.
Так с чего же от дороги в стороне
Стал копаться он восторженно в кювете?
Что нашел он там? Зачем доволен так?
Что кладет сейчас в дорожную котомку?»
«Часть от истины нашел себе простак». –
Сатана сказал с усмешкою чертенку.
«Что же медлим мы? К чему ему она?
Отберем её, ведь в нашей это власти!...»
«Не волнуйся так. – Промолвил Сатана, -
Ведь создаст Хасан религию из части…»
ВОРОБЬИ
Воробьи в кустах густых черешен
Учинили яростный скандал:
Выясняли, кто там больше грешен,
Кто, когда и, что кому сказал.
В этой сваре прошлого обиды
Изменяли свой привычный вид
И рождались, скрытые от вида,
Тучи новых болей и обид.
СОКРАТ И СМЕРТЬ
Был Сократ на гибель осуждён,
Уж текли последние минуты.
Сам собою был он принужден
Выпить яд губительной цикуты.
В те минуты истинный мудрец
Вёл спокойно речь с учениками.
Тут они спросили, наконец,
Не сумев сдержаться языками:
«О, учитель, как спокоен ты!
Ведь уходит жизнь твоя земная.
Иль о мире вечной темноты
Знаешь ты, чего никто не знает?»
«Что я знаю? – мудрый отвечал, -
Ничего не знаю, уж поверьте.
Смерть свою ни разу не встречал,
Что ж могу я знать об этой смерти?
Лишь одно скажу я вам в ответ:
Не даётся встреча эта людям.
Жив Сократ - так смерти вовсе нет.
Смерть придет – Сократа уж не будет».
ШУТ И НАСРЕТДИН
На вельможу издали похожий,
Как павлин богато разодет,
Некто шел с ужасно глупой рожей
По Багдаду в дни минувших лет.
А за ним толпой с
веселым смехом
Весь народ по улице бежал.
«Кто такой?» – взирая на потеху
Удивленно вымолвил ходжа.
«Это шут, - сказал ему прохожий,-
Да такой, какого в мире нет.
Ведь пердеть умеет он похоже
На волторны дивный инструмент.
Исполняет он вонючим задом
Тьму мелодий, словно музыкант.
И хотя сидеть с ним трудно рядом,
Он от зада сделался богат.
Тут ходжа с великим уваженьем
Так, чтоб было видно за версту,
Напоказ, с размашистым движеньем
Стал усердно кланяться шуту.
«Насретдин! Да, что с тобою сталось? –
Закричали люди из толпы, -
Или сам желаешь ты хоть малость
Этот дар себе присвоить ты?»
«Всякий дар вручает нам Всевышний.
Перед ним извечно я в долгу.
Он Аллахом избран, и возвышен.
Я ж пердеть волторной не могу…»
ЦАРЬ МИДАС
Царь Мидас, любивший злато,
Жил, как будто, небогато.
Все копил, не пил, не ел,
Жмотством Зевсу надоел.
Как-то Зевс вскричал сердито:
«Накажу я паразита,
Он, обычай изменя,
Злато любит, не меня!
Пусть же с этого мгновенья
От его прикосновенья
Златом станут навсегда
Вещи, пища и вода!»
Тотчас стало все свершаться:
В злато стало обращаться
Все, к чему хотя бы раз
Прикасался царь Мидас.
Тут Мидасу стало худо –
Несъедобны стали блюда
Ведь утробы не питал
Чудо Зевса - хлеб-металл.
Но еще там было чудо…
Вдруг, неведомо откуда,
У мидасовых ворот
Кучей сгрудился народ.
Царь такого уваженья
Не видал со дня рожденья.
Ведь хватали и говно,
Раз из золота оно…
ТВЕРДОСТЬ УБЕЖДЕНИЙ
Жил дурак, не ведая сомнений
Тех, что нас терзают на веку.
Сохранял он твердость убеждений
Тех, что так присущи дураку.
Как-то раз случилось наводненье
И реки расширился поток.
Но, совсем не ведая сомненья,
Вышел в путь дурак через мосток.
«Воротись, - сказал ему прохожий, -
Смоет мост восставшая река».
«Нет, не смоет, быть того не может!...»
Так, вот, мир лишился дурака.
КЛЕНОВЫЙ ЛИСТ
Умирал под кленом лист осенний,
Зная боль, заброшенность и страх,
Без надежд и веры воскрешений,
Превращаясь в крошево и прах.
Забывая лик свой изначальный,
Долго, долго в горести и мгле
Он лежал под тризною печальной
Многих листьев сброшенных к земле.
А потом и суть существованья
Он утратил в недрах забытья,
Став землей, без воли и сознанья,
Безымянной частью бытия.
Но упрямо дерево искало
Эту суть извивами корней
Ту, что быть давно уж перестала,
Беспокойной зеленью ветвей.
Неустанно впитывали корни
Весь состав листвы минувших лет
И вели его к древесной кроне,
Чтоб из почек вывести на свет.
Первозданной свежестью блистая,
Там рождалась новая листва,
И весна царила молодая,
И блистала неба синева.
Лист, что сущность прежнюю утратил,
Тоже был захвачен, как и те,
Что ушли на жизненном закате
В плоть земли, забыв о высоте.
Стала жизнь на прежнюю похожей.
Но не знал о прежней жизни он,
Наслаждаясь ясностью погожей...
А о прошлом знал один лишь клен.
МЕТОД ВОСПИТАНИЯ
«Лишь Корану дай свое доверье,
Лишь Аллах над правдой господин.
Все иное – мира лицемерье, –
Говорил сыночку Насретдин ,–
Да, порою искренне желают
Только правды слабые сердца.
Но шайтаны их одолевают,
В мир греха ввергая без конца.
Потому-то им не стоит верить,
Зная, чем живут они порой.
Ведь порой коварнее, чем звери…»
Как-то сын в слезах пришел домой.
« Ах, отец! – он жаловался, хныча, -
Попросил приятель самокат.
Дал его на время я, а нынче
Не могу вернуть его назад.
Что мне делать? Были мы не в ссоре
И всегда делились, чем могли.
Он не хочет даже разговора.
Чуть завидит – держится вдали».
«Что ж, сынок, печален этот случай.
Я, конечно, дам тебе совет.
Только надо, чтоб как
можно лучше
Ты на деле понял мой ответ.
Влезь-ка , сын, на кровлю у сарая.
Ну, залез? Теперь, как молодец,
Прыгай вниз, а я тебя поймаю.
Да, не бойся, я ж тебе отец!
Чувство страха стыдно и позорно…»
Тут мальчишка прыгнул, не боясь.
Но немедля в сторону проворно
Отскочил отец его, смеясь.
Рассадив колени совершенно,
Взвизгнул отрок, как побитый зверь.
Тут шепнул ходжа ему душевно:
«Я ж сказал: Аллаху только верь…»
ГРЕШНИК В РАЮ
Старый плут, гуляка бесшабашный,
Что грешил во всю мирскую ширь,
Осознав, как дальше будет страшно,
Поступить решился в монастырь.
Но, укрыв под темной рясой тело,
Не сумел он свой осилить нрав,
И грешил беспутно то и дело,
Несмотря на рясу и устав.
Возроптали строгие монахи,
Меж собой сурово говоря,
Что такого старого гуляку
Надо гнать из стен монастыря.
И его б изгнали, без сомненья,
Изливая колкости и гнев,
Но вмешалось неба провиденье –
Умер он, изгнаться не успев.
Что ж поделать? Следуя уставу,
Отпеванье начал монастырь,
Вспоминая, как по злому нраву
Он грешил во всю мирскую ширь.
Только вдруг увидели монахи
Ночью сон, как будто наяву,
Что душа беспутного гуляки
Средь святых блаженствует в Раю.
«Как же так? – с обидой вопросили
Все они привратника Петра, -
Для чего сюда его впустили?
Ведь в Аду гореть ему пора».
И ответил им хранитель Рая:
«Да, конечно, грешен ваш собрат.
Но в страстях отчаянных сгорая,
Был порой он сам себе не рад.
Слышал Бог, как плакал он ночами,
Проклиная все свои грехи,
Слышал Бог, как грозно вы молчали,
Своему смиренью вопреки.
В каждом сердце реяла гордыня,
Устремясь к небесной высоте:
«Я молюсь, а он гуляет ныне,
Он грешит, а я, вот, во Христе…
Я свою духовную дорогу
Свято чту в пустыне бытия.
Кто ж из нас двоих угоден Богу?
Только я. Конечно, только я».
Все вы там собрата обличали.
Но за то Господь его простил,
Что, живя в пороке и печали,
Никого вовек не осудил».
СМЫСЛ ЖИЗНИ
Говорил соседу Насретдин:
«Вот, ушел из жизни мой приятель.
Жил, скучал до старческих седин
И, зевая, умер на кровати».
«Как же так? Ведь был не сумасброд.
В чем причина, что о ней известно?»
«Он не знал, зачем ещё живет.
А причину знать не интересно…»
РЕВНИВЕЦ
Весь взъерошенный, влюблённый
Прибежал Тенгиз к врачу:
«Член покрасьте мне в зелёный,
Пожениться я хочу!»
Врач ответил: «Без сомненья,
Тут большой проблемы нет.
Только я в недоуменье,
Для чего зеленый цвет?»
И Тензиз промолвил мрачно:
«В час, когда наедине
Лечь с женою новобрачной
В первый раз случится мне,
Бесконечно удивленной
Ей придётся быть тогда:
«Что, бывает член зеленый
Я не знала никогда!»
Тут уж я с величьем духа
Гряну громом с высоты:
«Ах ты, сука, потаскуха!
Где ж другой видала ты?!»
,
ЩИТ
Говорил компьютер с человеком,
На его вопросы отвечая.
Те ответы шли подобно рекам,
Человечий разум просвещая.
Но плодили новые проблемы
Тех ответов правильные речи,
И такие в них рождались темы,
Что пугался разум человечий.
Он тогда границы для познанья
От боязни сам себе устроил,
Сделав так, чтоб ужас Мирозданья
В тех речах его не беспокоил.
Обозначив именем Аллаха
Все, что знать не мог он о Вселенной,
Словно щит он выстроил от страха
И души тревоги неизменной…
ВИДЕНИЕ ВОРА
К вору в дом другой забрался вор
В непроглядной полночи зловещей.
На дверях он выломал запор
И унёс украденные вещи.
«О, Аллах! – Проснувшись поутру,-
Крикнул вор. - В тебе моя опора!
В порошок ведь я его сотру,
Дай ты только мне увидеть вора!»
«Что ж, - раздался голос с высоты, -
Посмотри на зеркало в прихожей.
Образ вора в нем увидишь ты
На тебя до странности похожий…»
СУД НАСРЕТДИНА
Как-то раз в своем родном селенье
Был судьей назначен Насретдин.
В тот же день, вопя о преступленье,
Двое в суд явились, как один.
Изливали друг на друга оба
Обвинений яростный поток.
Допросивши каждого особо,
Насретдин подвёл суду итог.
«Да, ты прав. – Он первому промолвил,-
Да, ты прав,. - Другому он сказал .
Все, что было, было безусловно.
Это я признал и доказал,
Ясно мне и то, что обвиненья
Проявляют вечности закон,
Что порой играет в преступленья,
Как судьбой порой играет он…»
Тут вскричал свидетель; «Оба правы?!
Где же суд?! Где истины межа!?
Не мутит ли ум тебе лукавый?»
«Прав и ты. - Ответствовал ходжа, -
Бесконечна истина Вселенной.
Лишь Аллах над нею господин.
Все она вмешает неизменно,
Только ей покорен Насретдин.
Нет ни лжи, ни правды перед нею.
Ложь и правда – мира суета.
Перед ней уста мои немеют
Ибо речь бесплодна и пуста…»
УРОК ЛОГИКИ
Раз профессор в университете
Приводил логический пример:
«Все ли Богом создано на свете?»
Был ответ: «Конечно, Богом, сэр».
«Если так, то в рамках рассужденья
Здесь печальный следует итог,
Что и зло, без всякого сомненья,
Сотворил для нас все тот же Бог.
Если дальше цепь определений
Мы продолжим, то известно вам,
Что судить о правильности мнений
В жизни можно только по делам.
И коль зло на свете процветает,
И коль Богом создано оно,
Значит, в нем оно и обитает
И, как сущность, в нем заключено».
Тут шептаться начали студенты:
«Все умно, прорех в сужденьях нет.
Да, ужасны эти аргументы,
Но ведь точен каждый аргумент.
Несомненно, выглядит обидно
Этот плод логических трудов…»
Ждал профессор, молча и ехидно.
Тут студент поднялся из рядов:
«Я хотел бы, сэр, продолжить тему,
Только дайте мне сперва ответ.
Если мир представить, как систему,
Есть в системе холод или нет?»
Отвечал профессор, негодуя
На нелепо заданный вопрос:
«Да, конечно, холод существует,
Раз в мороз у вас краснеет нос.
Но мороз – лишь частное явленье
Средь других, где Бог приносит зло.
Их на свете много, без сомненья.
В этом сильно вам не повезло».
«Извините, сэр, хотя я молод,
Но сошлюсь на физики закон:
Как бы мы не чувствовали холод,
Но в миру не существует он.
Есть молекул вечное движенье,
Так уж им от Бога суждено.
В хороводах ритмов и круженья
Сложным танцем выглядит оно.
И одни лишь скорости молекул
Создают различное тепло.
О морозе тут и речи нету,
Как и то, что Бог содержит зло.
В этом деле надо мыслить точно:
Что есть зло, а что наоборот.
Зло – терять божественный источник!»
Тут профессор сел, скривививши рот…
БИСЕР
Рассуждая про погоду
Ту, что портит жизнь народу,
Обывателей народ
Жил да был из года в год.
Раз средь них явился гений
Тот, кто выше всяких мнений,
И рассыпал для людей
Бисер пламенных идей.
Но взъярились все на бисер:
«Для чего нам эти выси?
Замолчи, е……. мать!»
Не мешай нам обывать!
Тут немедля понял гений:
Смысл высоких откровений,
Бисер пламеннных идей
Лучше прятать от людей…
ПОЧЁТНОЕ МЕСТО
Как-то раз в мечети говорил
Бухары правитель Насретдину:
«В час, когда мне жить не станет сил,
И навеки Землю я покину,
Что со мною станется тогда?
Может, жить в Раю мне невозможно?
Может, Ад мне будет навсегда?»
Тут ходжа ответил осторожно:
О, властитель славной Бухары!
О, хранитель почестей старинных!
В переливах жизненной игры
Погубил ты множество невинных.
Все они в заоблачном саду.
Полон Рай, и в этом нет сомненья.
Для тебя местечко лишь в Аду,
Но оно… почетно для горенья».
ДЕВУШКА И БРАХМАН
В час, когда над рощею туман
И деревьев тени были слиты,
На поляне праведный брахман
Бормотал вечерние молитвы.
В нем невольно нежилась душа,
Соблюдая святость ритуала.
Вдруг в тумане девушка, спеша,
Перед ним поляной пробежала.
Был нарушен святости устав,
Всем известный, ясный и понятный.
Потому, молиться перестав,
Стал он ждать с пути её обратно.
Скоро он её увидел вновь
И сказал с великим раздраженьем,
Что в молитвах выразить любовь
Не дала она своим явленьем.
«О, брахман! – ответила она,-
Что сказать? Виновна я, конечно.
Но тебя увидеть не вольна
Я была в сумятице сердечной.
Я спешила к месту, где меня
В круг любви объятье заключало.
Я, полна любовного огня,
Никого вокруг не замечала.
О, когда бы ты, любя Творца,
Как и я, забыл про всё на свете,
Ты б любовь изведал до конца,
А меня бы просто не заметил….»
ОБЛЕГЧЕНИЕ
Изменив состав людских налогов,
Но оставив общий их итог,
Счёл Тимур, что тяготы народов
Он облегчил столько, сколько мог.
Насретдин, узнав про новость эту,
Тотчас сел верхом на ишака
И к дворцовой площади поехал,
Взяв с собой пшеницы два мешка.
Те мешки нелегкие на плечи
Водрузил себе при этом он.
«Эй, ходжа, со мной ли ищешь встречи? –
Тамерлан явился на балкон. –
Только, что за странную картину
Представляют эти два мешка?
Эй, ходжа, зачем так мучить спину?
Ставь мешки на спину ишака!»
Отвечал ходжа ему умильно:
«Для скотины ноша нелегка.
Потому её убавил сильно
Я, храня здоровье ишака…»
ТЕНИ
Трепетали призрачные тени
Прихотливым танцем на стене
От листвы, что в ясный день осенний,
Танцевала с ветром в вышине.
Только стену знали тени эти,
Вся их жизнь творилась лишь на ней.
Где же знать им было, что на свете
Есть деревья с листьями ветвей?
Но в свободном ветреном пространстве,
А совсем не в плоскости стены,
Нарушая теней постоянство,
Опадали листья с вышины.
Уносил их в поле вихрь осенний,
И земля встречала их полет,
И терялись лиственные тени,
И редел их танца хоровод.
Но о тех потерях невозвратных,
За собой не чувствуя вины,
Всё судили тени о превратных
Злых законах танца и стены…
ТРИ МАСТЕРА
Возвести решили храм огромный,
Чтоб стоял он многие века.
Как твердыню против силы тёмной,
Как оплот спасенья от греха.
Но когда работа закипела,
Предвещая радость впереди,
Понял вдруг, что плохо знает дело
Тот монах, что всем руководил.
И тогда помошника в замену
Он задумал выискать себе
Средь людей, что складывали стену,
Зная толк в каменьях и резьбе.
Выбрал он троих из самых лучших
Мастеров, испытанных стократ.
И спросил он первого: «Послушай,
Как тебе работается, брат?»
Но ответил мастер с раздраженьем:
«Или ты смеёшься надо мной?
Ведь с камнями я веду сраженья,
Не имея участи иной.
Ради хлеба трачу я усилья,
Став подобен низкому рабу.
День за днем дышу я этой пылью,
День за днем кляну свою судьбу.
Отойди. Мешаешь ты работе
И снижаешь заработок мой.
Не поймешь ты, как в труде и поте
Я терплю дожди, мороз и зной».
И пошел монах тогда к другому:
«Как тебе работается, брат?»
И в ответ услышал: «Слава Богу,
Я тружусь и этой доле рад.
Мне мой труд – семье моей служенье.
Он - достаток детям и жене.
Я творю его, как выраженье
Той любви, что теплится во мне.
Дай ты мне свое благословенье,
Чтоб и дальше мне хватало сил,
Чтоб покорны были мне каменья».
И монах его благословил.
Третий мастер смехом беззаботным
На вопрос монаха отвечал:
«Ах, отец, когда бы за работу
Ничего я впредь не получал,
И тогда работу, как молитву,
Что рукой и сердцем я творю,
Я свершал бы. Было мне открыто,
Что, трудясь, я с Богом говорю.
Дай Господь, чтоб вечно не кончалось
То, что мне не выразить в словах,
То, что прежде в жизни не встречалось….»
Так нашел помошника монах.
ЛУНА И ВОЛКИ
Выли волки, глядя на луну.
Объявляли ей свою войну.
Но луна не слушала волков.
Что луне до злобы дураков?
ПРОПАЖА КОШЕЛЬКА
«Не скандальте, Насретдин,
Не орите!
Вон, лежит ваш кошелек,
Поднимите!»
«Что ж, - ответил Насретдин, -
Я спокоен.
Лишь бы был мой кошелек
Не расстроен…».
ВИНОГРАДНАЯ ЛОЗА
Наклонясь над каменной стеной
Уж давно заброшенного сада,
Та лоза манила в летний зной
В тень листвы и гроздьев винограда.
Как-то раз укрылся там старик
В жаркий полдень солнечного лета.
Тайно знал он мысли и язык
Всех существ изведанного света.
«Подойди. - Он мальчику сказал,
Что бежал вприпрыжку по дороге,-
Я б тебя на помощь не позвал,
Да не держат старческие ноги.
Не добраться мне до тех плодов,
Что манят, как сладкая отрада.
Дай их мне». - И вот, без лишних слов,
Мальчик влез на старую ограду.
Вмиг достал он старцу виноград,
И приняв его благодаренье,
Побежал, своей заботе рад,
По своим делам в своё селенье.
В тишине прикрыл старик глаза,
Наслаждаясь тенью и прохладой.
Только вдруг промолвила лоза,
Всколыхнув листвою над оградой.
«Разреши сомненье мне, мудрец.
Ведь за гроздья те, что им добыты,
Благодарность выслушал юнец.
Я ж была как будто позабытой.
Как и все, повел себя и ты.
Здесь всегда, кто помощи попросит,
Славит лишь доставшего плоды,
А не ту, кто ими плодоносит».
И мудрец ответил ей тогда:
«А за что ты ждёшь благодаренья?
Да, творишь ты сладости плода,
И они прекрасны, без сомненья.
Но не можешь ты не возрастать,
Нет в тебе свободного решенья.
Как не могут люди не дышать,
Не избегнешь ты плодоношенья.
В должный срок срываются плоды,
В должный срок цветешь ты в гуще сада.
Только это всё не те труды,
Что свершил мальчишка у ограды.
Мимо нас бежать он дальше мог.
Но, приняв свободное решенье,
Он свернул с дороги и помог.
Вот, за то ему благодаренье»
«О, мудрец, мне ясен твой ответ. –
Помолчав, лоза проговорила, -
Я скажу, что здесь за много лет
Никого я не благодарила.
Но тебе я славу пропою
В первый раз на этом белом свете.
Ты на речь ответствовал мою,
А ведь мог и вовсе не ответить…»
ВЕРА
В ложь свою поверили лжецы –
Не живут без веры подлецы.
НЕОБХОДИМОЕ ЗЛО
Говорили как-то Насретдину:
«Может, людям зло необходимо?»
«Так и есть… – он выдавил с трудом, -
Я жену привел однажды в дом…»
ИМПЕРАТОР НЕРОН
А Нерон актером был плохим,
Но притом любителем оваций.
Раз велел он сжечь великий Рим
Для замены жизни декораций.
Он ворчал на тех кто, обожжен,
Глупым воплем портил впечатленье.
Сам величьем сцены поражен,
Думал он поджечь ещё селенья.
Впрочем, скоро кокнули его
Те, кто знал огню иную цену.
Чтоб владыки знали отчего
Различают люди жизнь и сцену…
ЛИСА И ЁЖ
«Для чего тебе иголки, ёжик?
Скрыта ими вся твоя краса».
Ёж сказал: «Не будь колючей кожи,
Не болтала б ты со мной, лиса».
ПРЕДЕЛ МЕЧТАНИЙ
Жил да был в миру Фаддей убогий,
У него всегда потели ноги.
И мечтал он, прямо до тоски,
Чтоб Господь прислал ему носки.
Как-то раз одна решила фея
Утолить мечтания Фаддея:
«О, Фаддей, чему ты был бы рад,
Если б сразу сделался богат?»
«О, тогда, прекраснейшая фея, -
Прозвучал ответ того Фаддея, -
Я б ногами больше не вонял.
Трижды в день носки бы я менял».
Нос зажав, опять спросила фея:
«Ну, а если б сделала Фаддея
Я царем, владыкой средь людей,
Что бы дальше делал ты, Фаддей?»
«О, тогда, прекраснейшая фея, -
Прозвучал ответ того Фаддея, -
Я носки менял бы каждый час,
Сотни пар сложивши про запас…»
ДОВЕРИЕ
За мое окно, который год,
Как души заветная сестрица,
Вся полна немыслимых забот,
Залетала звонкая синица.
Были мы, наверное, дружны
На тропе взаимного доверья.
Средь тепла домашней тишины
Очищала клюв она и перья.
И глядела бусинками глаз,
На столе расклевывая крошку.
Пошутив неловко, как-то раз
Я прикрыл на улицу окошко.
Тут вспорхнула с криками она,
Трепеща воздушными крылами.
И кружилась прямо у окна,
Ударяла грудь в оконной раме.
Понял я, что грянула беда
И открыл ей запертую дверцу.
И она исчезла навсегда.
С той поры стыдом томится сердце…
ОСЛИНЫЙ СОВЕТ
«Я тружусь на пашне день за днем», -
Раз ослу промолвила кобыла, -
Я мечту лелею об одном:
Чтоб меня работа позабыла.
Не глядеть бы мне на божий свет,
Чем терпеть подобное мученье.
Дай совет, конюшенный сосед,
Как найти от пахоты спасенье?»
Возгордясь от роли мудреца,
Дал осел совет ей: «Непременно
Отказаться надо от овса
И от свежескошенного сена.
Порешит хозяин, будто ты
Вся больна и в дело не годишься.
Тут твои и сбудутся мечты,
Ты покоем мирно насладишься.
И кобыла, радости полна,
Стала вмиг совсем без аппетита.
Даже пить не думала она,
Встав нарочно задом у корыта.
Та уловка пользу принесла.
Дал ей пахарь отдых поневоле.
Но, забрав на пахоту осла,
Целый день гонял его на поле.
В скрытый смысл совета своего
Вник осел с терзанием унылым,
Что совет зловреден для него,
Но весьма полезен для кобылы.
СТРАШНЫЙ СУД
Некий жмот спросил у Насретдина:
«Если я угасну навсегда,
То, какой представится картина
Надо мною Страшного суда?»
«Страшный суд, - ходжа ответил важно,-
Очень трудно будет отдалить -
Ведь добро, что ты при жизни нажил,
Все немедля кинутся делить…»
ВОРОНЫ
Шли войска войскам навстречу
Через рощи и жнивье.
Черной тучей к месту сечи
Шло за ними воронье.
Перед Богом были правы
Эти птицы. За труды
Им не надо было славы,
Надо было лишь еды…
ПОХОРОНЫ
Шли на кладбище наследники печальные,
Шли по улицам, показывая плач.
И дивился прохожие случайные,
Как расстроил их скончавшийся богач.
Насретдин, увидев это представление,
Зарыдал на весь квартал, что было сил.
Тут, желая разогнать свои сомнения,
У него один из шествия спросил:
«Ты не родственник ли нашему покойнику?
Но тебя ж средь нас не знает ни один…»
«Нет, не родственник, с того-то, вот, и горько мне.
Вот, и плачу я, - промолвил Насретдин».
ЖИЛИЩЕ БОГА
Много лет, скитаясь по дорогам,
Об удаче грезя и моля,
Он мечтал найти жилище Бога
На планете с именем Земля.
Кто ему внушил такую ересь,
Мы не знаем. Знаем лишь одно:
Если сердце страсти хочет верить,
Все в судьбе навеки решено.
Отдаваясь странному желанью,
Посещал он все монастыри,
Все места священные и зданья,
День за днем, с зари и до зари.
Что с того? Нигде с жилищем Бога
Не случалось встретиться ему,
И тянулись годы, как дорога,
Что идёт сквозь жизненную тьму.
Эту тьму, конечно, он порочил,
И её осиливал с трудом.
Но случилось как-то лунной ночью:
Что пред ним явился чудный дом.
И горела надпись огневая
Над его возвышенным крыльцом:
«Тот, кто двери дома открывает,
В тот же миг встречается с Творцом.
Жизнь свою оставив за порогом,
И глухую тьму минувших лет,
В тот же миг он там сольется с Богом,
Воплотясь в его незримый свет».
Тут искатель Бога осторожно
Подниматься начал на крыльцо.
Только стало вдруг ему тревожно,
И унылым сделалось лицо.
У дверей он встал, сгибая ноги,
Округлив глаза и не дыша.
От того, что будет на пороге,
Задрожала в трепете душа.
А потом, идя как можно тише,
Начал он назад движенье ног,
Чтоб, не дай-то боже, не услышал
За дверьми его великий Бог.
Так сходил он вниз и удалялся
Шаг за шагом в жизненную тьму
И потом немало удивлялся,
Что за чушь привиделась ему.
Много лет с тех пор по всем дорогам,
Без конца с судьбой вступая в спор,
Он опять искал жилище Бога.
Говорят, что ищет до сих пор….
ЧЕСТОЛЮБЕЦ
Фиговый лист, молодой и красивый,
Слезные жалобы слал в небеса:
«Был я удачлив, наполненным силой,
В мире моя процветала краса.
Быть я старался великим и важным,
Свято лелея надежду свою.
Боги Олимпа! За что же однажды
Вы присудили мне быть на х…?»
МАЛЬЧИК ДЛЯ БИТЬЯ
Ощущал всю радость бытия,
Для плетей раздетый и разутый,
Всем известный мальчик для битья,
Словно принц в известные минуты…
ВОЛКИ
Собирались волки на Совет
Нелюдимой зимнею порою
И решали, надо или нет
Предаваться им ночному вою?
«Разгоняем только мы зверье, –
Говорили стреляные волки, -
И берутся в селах за ружье
Те, кто метки, опытны и зорки.
Человек коварен и жесток,
В нём убийства дух не успокоен.
Так зачем же ярости исток
В нём будить своим свирепым воем?»
Но рычали юные в ответ:
«Что волкам до злобы человека?
Примиренья не было, и нет.
С ним вражда завещана от века.
Пусть услышит он, что мы живём
И совсем не мыслим о спасенье,
Что следим за всем его жильём
И всегда готовы к нападенью
Не хозяин в наших он лесах,
Хоть кичится силою двустволки».
И с невольной гордостью в глазах
Им внимали стреляные волки…
УРОК ОСОЗНАНИЯ
«Каждый шаг к вершине просветленья,
Что, как солнце, вас к себе манит,
Должен быть осознан, без сомненья, -
Говорил мюридам Баязид.
Бесполезно к высшему стремленье,
Бесполезны посох и сума,
Если всё идет в полузабвенье,
В сладком сне и сердца, и ума.
Соглашались с ним мюриды сразу,
И любовно думая о нем,
Наполняли воздух раз за разом
Звуком сур приятных день за днем.
Так тянулись дни, тянулись годы.
Всем доволен каждый был мюрид.
Только раз повёл мюридов в горы
Просветлённый небом Баязид.
В вышине по горному отрогу
Шла тропа, неровна и узка.
Вдруг прервала путникам дорогу
Над бездонной пропастью доска.
Этот мостик, немощный по виду,
Сразу стал преградой на пути.
Тут спросил мудрец своих мюридов:
«Что теперь мешает вам идти?
Ведь прошли вы дальнюю дорогу.
Были в ней и трудные места,
Где тропа сужалась понемногу
Наподобье этого моста.
Но прошли вы там, почти не видя,
Как по жизни шли немало лет.
Что ж теперь, провал внизу увидя,
Не спешите вы за мною вслед?»
С этой речью, сказанной мюридам,
Он прошел по хрупкому мосту.
Мало кто пошел за Баязидом,
Под собою чуя пустоту.
Но, пройдя, колени преклонили
Все они, осилив переход:
«О, учитель! Кем мы раньше были,
Проводя в моленьях каждый год?!
О.Учитель! Дал ты нам познанье,
Как мы спали в прежние года.
О, Аллах! Даруй нам осознанье
Всех шагов грядущих навсегда!»
СЕРДЦЕ
У племён нагорного Кавказа
Средь легенд о пролитой крови,
Средь былин
затейливых, и сказок
Есть рассказ ужасный о любви.
Говорят, красавица когда-то
Проживала в башне золотой
В тех горах роскошно и богато,
Всех вокруг пленяя красотой.
И такая в ней таилась сила,
Что молва ходила с давних пор,
Будто тех с ума она сводила,
Кто встречал её открытый взор.
Много горцев сделались добычей
И рабами этой красоты.
Видно, демон жил в её обличье,
Покоряя думы и мечты.
Лишь один среди толпы ревнивой,
Опалённой страстью, как огнём,
Был отмечен грустью молчаливой
И душа ещё звучала в нём.
И тогда ему она сказала:
«Иль душа любви тебе милей?
Если хочешь, чтоб тебя ласкала,
Дай мне сердце матери твоей.
Принеси его мне, как подарок
Окроплённый в собственной крови.
Лишь тогда поверю, что недаром
Сотворён огонь твоей любви.
И погиб, слова услышав эти,
Бедный парень. Как в ночную тьму
Он вошел, забыв душой о свете,
И помчался к дому своему.
Вырвав сердце матери руками,
Он бежал назад, не зная мук.
Только вдруг споткнулся он о камень
Так, что сердце выпало из рук.
Что с того? Душа уже забыла
Все о прежней жизни и судьбе.
Только сердце вдруг проговорило:
«О. сынок, не больно ли тебе?...»
ЭКЗАМЕН
Был Хасан с науками знаком,
Но ушел он к мудрому святому,
Чтобы стать его учеником
И судьбу построить по- иному.
Повстречав мюридов на пути,
Он спросил их с трепетным волненьем:
Как в священный круг ему войти
И святым наполниться ученьем?
«Нет преград, – услышал он ответ,-
Надо только выдержать экзамен.
И тогда, пройдет лишь пара лет,
Ты и нам, мюридам, станешь равен.
Вдохновясь, пошел Хасан вперед.
Вскоре был он в доме у святого.
На его вопросы без хлопот
Отвечал он ясно и толково.
А потом отправился назад,
Предвкушая будущего виды.
Но в дороге снова на глаза
Вдруг попались прежние мюриды.
«Ну, поздравьте. - Вымолвил герой, -
Не трудны вопросы были эти.
Ну, а что бы сделали со мной,
Если б я и вовсе не ответил?»
И тогда они наперебой
Загалдели, словно в огорченье:
«О, тогда,… без слов,… само собой…
Он бы сразу взял тебя в ученье».
ЛАСТОЧКИ
Щебетали ласточки о счастье,
Что живёт за морем, как в Раю,
В дни дождей и серого ненастья
В неприютном северном краю.
И когда крепчала непогода,
Предвещая пору зимних вьюг,
По законам птичьего народа
Улетали ласточки на Юг.
Юг встречал их морем изобилья.
Так они, осилив перелет,
Опустив измученные крылья,
Долго-долго жили без забот.
Там тянулось время незаметно,
Как в Раю, за жизнью не спеша.
Но в довольстве Рая незаметно,
И спала, и таяла душа.
День за днем, слабея понемногу,
Угасал огонь её зарниц.
И невольно смутная тревога
Зарождалась в стаях этих птиц.
И когда неведомою властью
Их пленить готов был этот Юг,
Улетали ласточки от счастья
В те края, где бури и ненастья
Предвещали пору зимних вьюг...
ПОДВИГ ДУХА
Над землею, словно небожитель,
Но лицом совсем не хорошея,
Целый день висел уже грабитель,
Палачом подвешенный за шею
Увидав такое наказанье,
И вполне поняв его значенье,
Насретдин с усиленным стараньем
Стал злодею кланяться с почтеньем.
Тут спросили люди Насретдина:
«Иль смеешься ты над правосудьем?
Ведь без споров, с мнением единым
Осудили мы его и судьи.
Или хочешь, чтоб за преступленья,
Что творил он здесь корысти ради,
Не петля была вознаграждением,
А гулял он запросто в Багдаде?»
Отвечал ходжа на эти речи:
«Не смеюсь над карою законной.
Но скажу, что подвиг человечий
Здесь явился с силой непреклонной.
Можно жизнь отдать свою недаром
За Ислам, за истину Вселенной.
Но отдать за дюжину динаров?…
О, тут подвиг духа несомненный!»
СВЯЩЕННАЯ ГОРА
Жил для высшей истины Василий,
Но настал судьбе его итог.
Понял он, что разум не всесилен
И о высшем знает только Бог.
С той поры великое желанье
Слушать только Бога одного,
Покоряя волю и сознанье,
Поселилось в сердце у него.
С той поры людского разговора
Он спокойно вынести не мог.
Но услышал как-то он про гору,
Где с людьми встречаться может Бог.
«Раз в году, так водится от века, -
Утверждала общая молва,-
Там Творец в беседе с человеком
Говорит заветные слова.
Надо ждать его на той вершине,
Где сияет солнце на заре…»
Тут искатель истины, Василий,
Взял еду и двинулся к горе.
На горе в молитвах до истомы
Больше года он провел один.
Съел запасы те, что взял из дома,
Съел траву и листья у осин.
А потом пришлось ему спуститься
И уныло двинуться домой.
«То ль молиться, то ли материться.-
Думал он от злости чуть живой.
Знал же Бог, что я, страдая телом,
Жду его, отдав себя мечте.
Так зачем со мной не захотел он
Говорить на горной высоте?
Может, врёт народ про гору эту?
Ну, конечно. Врёт наверняка…»
Тут пред ним явился ангел света,
Подпирая крыльями бока.
И сказал он: «Слушай же, Василий.
На горе ты прожил, сколько мог.
Но совсем не тратил ты усилий,
Чтоб созвучен был с тобою Бог.
Ждал Господь, что ты на выси горной,
Всё отдав молитвам и трудам,
Мир создашь святой и рукотворный,
Как создал себе его Адам.
Но не строил ты себе жилища,
Не сажал ни сад, ни огород.
Ел тобой не созданную пищу,
Спал и ср… под небом целый год.
Так какую ж истину, Василий,
Мог понять ты, думая о том,
Что съедобны листья на осине,
Став почти бессмысленным скотом?»
МОГУЩЕСТВО ТВОРЦА
Раз спросили Насретдина-мудреца:
«Что ты скажешь о могуществе Творца?»
Я одно скажу, - ответствовал мудрец, -
Как захочет, то и сделает Творец.
А не то, тогда хотя б на миг один,
Все сбывалось бы, как хочет Насретдин».
КОЛЬЦО УСПОКОЕНИЯ
Был тот царь величия достоин,
Но, по нраву вспыльчив и горяч,
Был порой он зол и беспокоен
От тревог и жизни неудач.
Не умея справиться с волненьем,
Он позвал однажды мудреца:
«Я хочу, чтоб было изреченье
У меня на ободе кольца.
Пусть оно в часы душевной смуты
Пояснит мне хмурое лицо,
Пусть утешит в горькие минуты,
Лишь взгляну я мельком на кольцо».
И, поняв Владыки пожеланье,
Создал мудрый надпись без труда:
«Всё проходит в этом Мирозданье,
Всё уносит времени вода…»
То кольцо с заветным изреченьем
Не снимал Владыка никогда.
Усмиряло надписи значенье
В нём тревогу многие года.
Только раз, поддавшись буре гнева,
Он сорвал кольцо с своей руки,
Став таким, каким давно уж не был,
Всем словам заветным вопреки.
Но и эта буря пролетела,
Прояснился мрак его лица.
Тут нежданно надпись разглядел он
Изнутри, на ободе кольца.
Там, давно укрытые от света,
Шли слова мерцающей каймой:
«Всё пройдет. Пройдет сейчас и это.
Всё проходит в мире под луной….»
ПРОВЕРКА ВЕРЫ
Жил да был на свете Спиридон.
Он не верил в смысл иносказаний.
Каждой букве свято верил он
На листах священных описаний.
Как-то раз на лекции ему
Быть пришлось случайно в институте.
Там, не веря слуху своему,
Понял он, что речь идет о сути.
Не спеша, профессор говорил:
«Говорится в божеском Завете,
Что Господь всю Землю сотворил
Пять тому назад тысячелетий.
Я скажу об этом лишь одно:
Мысль об этом сразу же отбросьте.
На раскопках найдены давно
В сотни тысяч раз древнее кости.
Даже мамонт, этот древний слон,
Жил пораньше тех тысячелетий…»
Тут привстал со стула Спиридон,
Оборвав профессорские речи.
«Извиняюсь. – Он проговорил,-
Все предстало тут в неверном свете.
Наш Господь всю Землю сотворил
Точно так, как писано в Завете.
Ну, а что до тех, кто там открыл
Что, мол, кости стары через меру,
Так Господь нарочно их зарыл,
Чтоб сейчас проверить нашу веру…»
ПОЭТ И ПАЛАЧ
Поэт Абу Нувас
Имел огромный рост.
Такой, что не давал
Пропасть ему из вида.
Его беспутный нрав
Был, в сущности, не прост.
Но был Абу Нувас
Любимцем Аль Рашида.
Однажды Аль Рашид
Узнал, что ,сгоряча,
Устроил тот Абу
Бесчинства на базаре,
Что скоро тот Абу
Отведает бича,
Как требует закон,
Как многих наказали.
Подумав, Аль Рашид
Смягчил сей приговор:
«Пускай заменит бич
Палач на оплеухи.
Такой же, как и бич,
Несут они позор.
Пусть боль от них не та,
Зато звончее звуки».
И вот, в урочный час
Явился на помост
Поэт Абу Нувас,
Готовый к оскорбленьям.
Но бывший там палач
Имел столь малый рост,
Что снизу на Абу
Взирал он с изумленьем.
«Склонись, - сказал палач,
Тебя мне не достать.
И встань передо мной,
Пригнувшись, на колени.
Ведь должен по лицу
Тебя я отхлестать.
Таков уж приговор,
И в этом нет сомнений.
«Ну, нет! – Вскричал Нувас, -
Коленопреклонен
Я буду лишь тогда,
Когда посланник божий
Прибудет в этот мир
Исправить ход времен,
А ты, всего палач,
Привыкший бить по роже.
Но коль уж решено,
И есть на то приказ
Ты должен до меня
На время быть возвышен.
С поэтом наравне
Ты должен быть сейчас.
Такое уж дано
Мне откровенье свыше».
Тут сгрёб Абу Нувас
За ворот палача.
И поднял, не спеша,
Смиренно повторяя:
«Ну, бей теперь, палач,
Да только не спеша.
Ведь мною ты навек
Прославлен в этом крае...
СРЕДСТВО ДЛЯ ПОТЕНИЯ
У Абу – весёлого поэта
Был приятель – жуткий скопидом.
Даже в праздник прятал он котлеты
От гостей, что шли с визитом в дом.
Но давно замечено на свете:
Сколько кто, чего не запасёт,
Все ж судьба его поймает в сети,
От которых жадность не спасёт.
В этом деле нету исключений.
Вот, и скряга как-то заболел.
Тут от хвори в качестве леченья
Пропотеть знаток ему велел.
Но, жалея денег на аптеку,
Всё лежал, страдая, этот жмот,
Ожидал бесплатного успеха.
Тут Абу явился у ворот:
«Я имею средство для потенья. –
Он сказал заплаканной жене, -
Приготовь назавтра угощенье
Всем друзьям, соседям, да и мне.
Лишь начнется пир в твоём жилище,
В тот же миг пройдет у вас беда.
Увидав, как мы съедаем пищу,
Он вспотеет так, как никогда.
ОТРИЦАНИЕ ВЕРЫ
В дни, когда сомненья поражали
Тех, кто жил под страхом забытья,
Приходили к Будде прихожане.
Говорить о тайнах бытия.
Был в речах он ясным и открытым,
Но давно уж шла о нём молва,
Что иным, от всех значеньем скрытым,
Наполняет он свои слова.
И спросил однажды осторожно,
Преклонясь пред Буддой, ученик:
«О. скажи, учитель, если можно,
Отчего так странен твой язык?
Трое здесь о Боге вопросили.
Ты же им различный дал ответ.
Одному сказал, что Бог всесилен,
А другому то, что Бога нет.
Есть и нет, ты третьему ответил,
В том оплот несбыточной мечты.
О, учитель! Верно ль я заметил,
Что над верой их смеёшься ты?»
«Есть у каждой веры завершенье,-
Прозвучал ответ ученику, -
Этот путь для самообольщенья
Знает каждый на своем веку.
Есть всегда конец мирской дороге,
Где для каждой веры есть итог,
Он гласит: мечтая лишь о Боге,
Не познаешь, что такое Бог.
Не в себе все трое ищут света,
И от света врозь удалены.
Потому различные ответы
Были их сомнениям даны.
В должный срок придут они к итогу.
Там исчезнет вера в их судьбе.
Им начнет являться сущность Бога
Не во внешнем мире, а в себе».
ЯН ГУ
Был Ян Гу владыкой государства.
За порядок строгий и закон,
За труды, возвысившие царство,
Был любим простым народом он.
Шла страна дорогой процветанья
При его правленье много лет
И, казалось, слов для порицанья
Для Ян Гу и не было, и нет.
Но министр двора однажды утром
Так повел с Владыкой разговор:
«О, Владыка! Все считают мудрым
То, как правил ты до этих пор.
Всё ты ввел в границы строгих правил
Тех, что высшей мудрости сродни.
И о том, чтоб ты подольше правил,
Дни и ночи молятся они.
Но какой бы славою великой
Не венчал сейчас тебя народ,
Есть в стране бессмысленный и дикий,
Только злом одним живущий сброд.
Очерняет все твои решенья
Эта свора дымом клеветы
Государь мой, нет для них прощенья!
Что намерен с ними делать ты?»
Отвечал Владыка: «Нет сомнений,
Что в стране роятся слуги зла.
Солнца свет всегда рождает тени,
Без теней природа не светла.
И добро свои рождает тени,
В том порядок жизни и Земли.
Так зачем же что-то делать с теми,
Кто путём добра пренебрегли?
Семь провинций тех, что мне подвластны,
Расцвели для счастья и труда;
Семь провинций славят ежечасно
Все, что было в прошлые года.
Я могу закрыть страны границы
И ворота славных городов,
Но не рты, желающих браниться -
Не закрыть вовеки этих ртов.
Наказанье только их умножит,
Дав лжецам страдания венцы.
Я ж дарить венцы не расположен.
Ведь гордиться будут, подлецы…»
ДВЕ ПРАВДЫ
Проповедовать о Боге
Шел мудрец с учеником
В дальний город по дороге,
Божьей волею влеком.
Но Христа сторонник скоро
Им попался на пути:
«О. отец мой, в этот город
Вам не надо бы идти.
Отвергают все святыни
Те, кто в городе живут.
Их ведут по жизни ныне
Только корыстность и блуд.
Зол обычай этой черни
И насмешлив дикий нрав».
Тут сказал мудрец: «Наверно,
Ты, мой сын, душою прав».
Но вперед без перемены
Продолжал мудрец идти.
Тут другой ревнитель веры
Им попался на пути.
И вскричал он: «Что за радость!
Вас ли, отче, вижу я?!
Ваш приход несёт нам благость,
Ждёт вас каждая семья.
Будем рады мы безмерно,
Вас учителем избрав».
И сказал мудрец: «Наверно,
Ты, мой сын, душою прав».
Ученик был озадачен -
Удивил его мудрец.
«О, отец, что это значит? –
Вопросил он, наконец.
Рассудив об этом здраво,
Вижу я одно и то ж:
Быть не могут оба правы,
Хоть один вещает ложь».
«Нет, мой сын, они не лживы,
Правы истиной сердец,
Рассмеясь легко и живо,
Отвечал ему мудрец.
Первый видит лишь изъяны,
Говоря, что света нет,
А другой, восторгом пьяный,
В людях видит только свет.
Правды всей не видят люди.
Потому живут они
Правотой своих иллюзий
Наполняя жизни дни.
ПОКУПКА МИРА
Раз мулла явился к мудрецу.
Был в сужденьях он ужасно резок:
«Этот мир давно идет к концу,
Он протух, вонюч и богомерзок.
Как ты прав, не думая о нём!
Отреченье – высшая награда.
Да, гори весь этот мир огнём!
Не взгляну. Ведь мне его не надо».
Отвечал мудрец ему тогда:
«Этот мир ругаешь ты некстати.
В этой жизни всюду и всегда
Точно так бранится покупатель.
С продавцом, торгуясь за товар,
Он товар порочит с возмущеньем.
В том, как ты шумишь на весь базар,
Нет ни капли сходства с отреченьем».
ДУРАК И ГРАБЛИ
Позабыв их на дороге,
Не глядел дурак пол ноги.
Вдруг, как двинет между ног!...
Тут он вспомнил всё, что мог.
БАШНЯ ВАВИЛОНА
Был прославлен город Вавилон
Тем, что в дни минувшие бесстрашно
На Земле решил построить он
До небес поднявшуюся башню.
Прямо к Богу, к райской высоте
Устремлялись те вавилоняне,
Пролагая путь к своей мечте
Жарким потом, глиной и камнями.
Жаль, того не ведали они,
Возводя первейшее из зданий,
Как ничтожны были в эти дни
Их запасы навыков и знаний.
Что с того? Начав движенье дел,
В суть всего вникая понемногу,
Тот народ немало преуспел
На своем пути к престолу Бога.
Но потом нагрянула пора –
До сих пор звучат о ней проклятья.
И ремесел разных мастера
Разделились в мыслях и понятьях.
Каждый вник в свою лишь только часть
Бесконечной лестницы познанья
И совсем не силился понять
Общий смысл задуманного зданья.
Всё росла в общинах мастеров
Мысль о том, что прочие общины
Труд и пот, порою даже кровь,
Тратят зря, без толка, без причины.
Год за годом рос в стране раздор,
Как и башни каменные стены.
В смыслы слов, речей и в разговор
Мастера вносили перемены.
А потом настали времена,
При которых медленно и смутно
Разделился смысл добра и зла,
Все общины ссоря поминутно.
Тут они, конечно, разошлись,
Удалившись прочь от Вавилона,
Бросив башню и дорогу ввысь,
Лишь мирскому следуя закону.
Тот закон – технический прогресс.
В чем частей различных очень много.
Но незримой башней до небес
Врозь они хотят достигнуть Бога.
ДЕТСТВО НАСРЕТДИНА
Был мальчишкой в детстве Насретдин
И, как все мальчишки, озорничал.
Он порой и в школу не ходил,
Не любя ни правил, ни приличий.
Как-то раз решил его отец
Отлупить в порядке воспитанья.
И тогда отпетый сорванец
В первый раз явил свое призванье.
«О, отец, - промолвил он тогда, -
Был и ты мальчишкой неразумным.
А теперь - и ум, и борода.
Как бы стать и мне таким же умным…»
ЖАЖДА МУДРОСТИ
Пришел юнец однажды к мудрецу:
Хочу, мудрец, я стать таким же мудрым.
Пусть видят все, что мудрость мне к лицу,
И весь мой облик выглядит разумным.
Чтут мудрецов и власти, и народ,
Деянья их пред всеми величавы.
Нельзя ль и мне, хотя бы через год,
Достичь таких же почестей и славы?»
Так приставал он вечером и днём,
И мудреца совсем лишил покоя.
Вот потому-то, думая о нём,
Решил мудрец учить его рекою.
Позвав на берег этого юнца,
И вновь прослушав прежние мечтанья,
Его в речную воду до конца
Он вдруг увлек, оставив без дыханья.
Как не пытался выбраться юнец,
Как не старался справиться с бедою,
Своей железной хваткою мудрец
Его держал жестоко под водою.
Когда же срок мученья пролетел
И всплыл юнец, хрипя в изнеможенье,
Он услыхал: «Скажи, чего хотел
Ты, находясь в подводном положенье?»
«О, мой учитель! – выдохнул юнец,-
Зачем же ты смеешься надо мною?
Уж я решил, что, вот он, мой конец,
Лишь подышать я жаждал под водою».
«Но, может быть, хотел ты славы там,
Любви народной, высшего почёта ,
Всего того, что мыслям и мечтам
Ты отдавал без меры и без счёта?»
«О. нет! О, нет! Я воздуха хотел.
На нём одном сошлись мои желанья.
Мне без него не стало в жизни дел,
Мне без него не стало Мирозданья!»
«Вот с той же силой, вспышкою в груди
Должно родиться к мудрости стремленье.
Когда оно родиться, приходи.
Я лишь тогда возьму тебя в ученье».
СТРАХИ БЫТИЯ
Бежал к реке весенний ручеёк,
Над каждой кочкой празднуя победы.
Был этот путь и долог, и далёк.
Но о реке не знал он и не ведал.
Но, вот, река блеснула вдалеке,
Как вековечный ужас Мирозданья.
И он погиб в той медленной реке,
И растворилось в ней его сознанье.
Он стал рекой. О страхе ручейка,
Лишь улыбаясь, стал он думать вскоре.
Но ничего не знала и река,
Что ей самой судьба исчезнуть в море.
Когда вдали открылась моря гладь,
Являя ширь невиданной картины,
Кончины ужас встретил он опять,
Но к морю нёс поток неотвратимый.
И растворился в море ручеёк,
И стало морем всё его сознанье,
И прежний ужас стал ему далёк,
Как смутный сон и сна воспоминанье.
Морской водой он пробыл много лет.
Но как-то раз на отмели прибрежной
Его вознес горячий солнца свет
Под купол неба ласковый и нежный.
И был опять тогда кончины страх.
Но, совершая с воздухом движенье,
Над всей Землей кочуя на ветрах,
Он видел все кончины и рожденья.
И он кричал и морю, и реке,
И ручейкам, что в поле пробегали:
«Одни рожденья ждут вас вдалеке!»
Но ничего они не понимали….
УШИ
Говорили мальчику Петруше:
«Едет дядя, вымой, братец, уши.
Дядя твой учён и знаменит.
Стань приличным мальчиком на вид».
И тогда старательно Петруша
Чисто-чисто вымыл мылом уши.
Это всё далось ему с трудом.
Но стерпел, раз гость приедет в дом.
Только вдруг опять ему сказали:
«Нынче дядя явится едва ли.
Он приехать, может, и хотел.
Да никак не вырвется от дел».
Тут раздался слезный рёв Петруши:
«Как мне быть?! Зачем я вымыл уши?!
Стали уши чистыми вполне.
А теперь…. что с ними делать мне?!...»
КОШАЧЬЯ СТАРОСТЬ
Всё жила она в плену иллюзий,
Что под старость ей помогут люди.
Но ослабли мускулы у кисы,
И её спокойно съели крысы…
РЕКА И НАСРЕТДИН
На реке рыбачил Насретдин,
Что текла, как будто, без движенья
Средь песков безжизненных равнин,
Лишь небес являя отраженье.
Много рыбы выловил мудрец,
Но, являя странную природу,
Всё, что брал он в
руки, наконец,
Ускользало вновь в речную воду.
Вот уж вечер тени опустил,
Потемнела неба половина….
Тут мудрец загадочно спросил:
«Что, река, глядишь на Насретдина?
Что ты ждешь в сей жизни от меня?
Как и с ней, с тобою я не связан.
Как и был, я нищ на склоне дня,
И ничем тебе я не обязан…»
ГОРЕСТЬ
Околел осёл у Насретдина,
Что возил его немало лет.
Тут жена сказала: «Нет причины
Горевать. Не вечен жизни свет.
Все мы в час, назначенный судьбою,
В лучший мир уходим налегке».
«Да, жена. – Но лучше б нам с тобою
В лцчший мир отбыть на ишаке….»
РЕДАКТУРА ИСТИН
Знают истины только святые,
Но толкуют об истине те,
Кто познал лишь одни запятые
На исписанном жизнью листе.
Как проклятия рода людского,
Узнавая святых за версту,
Как редакторы мудрого слова,
Эти бляди всегда на посту.
Есть рассказ стародавний об этом.
Некий филин, живущий во мгле,
Спорил с ласточкой солнца и света
О рождении дня на Земле.
«День, - вещал он, - на Землю приходит
В час, когда догорает закат,
А когда наше солнце восходит,
Все по воле Всевышнего спят».
« Нет! – со страстью она возражала,-
Не примешивай к спору Творца!
День течёт среди света и жара!»
Так и шел этот спор без конца.
Только Феникс – священная птица
Мог бы спору придать аргумент,
Что дозволено тьме
появиться
Только, если отсутствует свет.
Потому-то она полетела
Прямо к Фениксу вдаль за моря.
В вихре света она свиристела,
Пела солнцу, любовью горя.
Мир, казался ей, радостью полон,
И надежда казалась близка.
Тут-то встретился ласточке ворон,
И была в его взоре тоска.
«О, сестра, - он сказал откровенно,-
Был и я в том заветном краю.
Только к Фениксу – птице священной
Не донес я заботу мою.
Этот Феникс все время проводит
Вдаль небес отправляя слова.
На земной же язык переводит
Те слова заместитель-сова…»
ВОДЫ ЛЮБВИ
Как-то раз дракон ужасный очень
Поселился в роще у ручья.
У ручья бродил он дни и ночи,
Целый край оставив без питья.
Не искал он схваток в мире этом,
И бесплодных битв не затевал.
Но с пришедших требовал ответов,
Кто не мог ответить – убивал.
Много раз с воинственной отвагой
Шли к ручью все те, кто духом смел.
Но остались кости по оврагам –
Не один вернуться не сумел.
Так тянулись дни, но вот однажды
Увидал дракон перед собой
Пастуха, иссохшего от жажды,
Но к нему идущего на бой.
Был пастух не годен для сраженья
И не слава реяла над ним.
Он хотел лишь смерти и забвенья
Потому, что был он нелюбим.
Всё поняв, своей волшебной силой
Сто девиц явил ему дракон,
Молодых, прельстительных и милых.
«Кто прекрасней?» – грозно молвил он.
Но, направив взор красавиц мимо,
Дал пастух невиданный ответ:
«Только та, которая любима.
Без любви красавиц в мире нет».
«Да, ты прав, и в том твоя победа» -
Прогремел дракон ему тогда.
И исчез в пространстве, словно не был,
И доступной сделалась вода.
Что потом? Как водится извечно,
Был пастух прославлен, как герой.
И его любимая, конечно,
Очень скоро сделалась женой.
Дальше шли безоблачные годы,
Усмиряя страсть его кровь,
По законам жизни и природы
Год за годом старилась любовь.
Угасала в ней былая сила,
Вспоминал с невольной грустью он,
Как девиц, прельстительных и милых,
У ручья являл ему дракон.
И найти решил он как-то ночью
Образ той, что выше всех красот.
В ту же ночь дракон свирепый очень
Вновь явился у заветных вод…
ПРОВОКАТОР ЗАВИСТИ
Жил да был на свете Абдулла
По заветам жизни правоверной.
Всем бы жизнь хорошею была,
Да имел он нрав высокомерный.
Несомненно, был его талант
В том, чтоб всех соседей и знакомых
Тихо злить по много лет подряд,
Доводя страдальцев до истомы.
Как-то раз в беседе с Абдуллой
В чайхане спросил его мужчина:
«На тебя народ ужасно злой.
Объясни мне, в чем тому причина?
Щуря глаз, ответил Абдулла:
«Нету здесь особого секрета.
Зависть их до ручки довела,
Без неё теперь им жизни нету».
« Как же так? – немедля возразил
Абдулле наивный собеседник, -
Ты ж гарема здесь не заводил,
Не имеешь знатности и денег.
Так с чего ж завидовать народ
Вдруг пустился до остервененья?
Или нет у них иных забот,
Чем тебя ругать за самомненье?»
Щуря глаз, промолвил Абдулла:
«Не нужна для зависти опора.
Как бы малой зависть не была,
Злость её раздует словно гору.
Здесь такой бывает злость ко мне,
Что причины знание не важно.
Вот, смотри…» И тут же в чайхане
Стал вздыхать он громко и протяжно.
«Что стряслось? – придвинулся народ
К Абдулле с насмешкой затаённой.
Или понял, гнусный ты урод,
Что средь нас ты свин самовлюблённый?»
«Да, урод. – смиренно отвечал
Абдулла, вздыхая неустанно, -
Жду я завтра в город палача -
Прогневил я нашего султана.
Как приедет, так меня распнут
И вельмож распнут со мною вместе.
И святой имам погибнет тут
Вслед за мной на самом видном месте…»
Тут взлетели вопли в чайхане
К потолку симфонией нестройной:
«Ну, а я?…., а мы?!..., а как же мне?!...
Средь вельмож ты будешь, недостойный?!
О, Аллах, за что такая честь?!
Почему ты нам не даришь милость?1
Мы ж с дерьмом его готовы съесть!
Где твой суд? Да. где же справедливость?!!!»
СОДЕРЖАНИЕ
=== =========
Жизнь
Ной
Натурщик
Угроза
Часть истины
Воробьи
Соркрат и смерть
Шут и Насретдин
Царь Мидас
Твердость убеждений
Кленовый лист
Метод воспитания
Грешник в Раю
Ревнивец
Щит
Видение вора
Суд Насретдина
Урок логики
Бисер
Почётное место
Девушка и брахман
Облегчение
Тени
Три мастера
Луна и волки
Пропажа кошелька
Виноградная лоза
Вера
Необходимое зло
Император Нерон
Лиса и ёж
Предел мечтаний
Доверие
Ослиный совет
Страшный суд
Вороны
Похороны
Жилище Бога
Честолюбец
Мальчик для битья
Волки
Урок осознания
Сердце
Экзамен
Ласточки
Подвиг духа
Священная гора
Могущество Творца
Кольцо успокоения
Проверка веры
Поэт и палач
Средство для потения
Отрицание веры
Ян Гу
Две правды
Покупка мира
Дурак и грабли
Башня Вавилона
Детство Насретдина
Жажда мудрости
Страхи бытия
Уши
Кошачья старость
Река и Насретдин
Горесть
Редактура истин
Воды любви
Провокатор зависти.