Не обернулся новым раем...
Не обернулся новым раем в руках народа чернозём,
Так бестолково умираем, как безалаберно живём.
Инстинкты верх берут над нами и нам под ними хорошо.
Нас награждают именами и растирают в порошок.
Едины миллионы судеб в делах великих и лихих,
Как был до нас, уже не будет, мир опрокинутых стихий.
Кипит, бурлит, клокочет каша ингредиентами полна.
Судьба...судьба уже не наша. Остались только имена.
За них цепляется упорно за неимением иных,
Толпа и лезет вверх проворно, стремясь достичь высот своих.
Трещат от бешеной напруги все социальные лифты,
А налитые мышцы туги, глаза стеклянны и пусты.
Сжимает бешенством извилин, кипящий разум и ему,
В горниле суетных плавилен так одиноко одному.
И брат по разуму толкает, то в грудь, то в спину, то на дно.
Рождённый ползать не летает, рождённый сдохнуть - сдох давно.
И копошащяяся масса на удобрениях времён,
Хрипит инстинктом и гримасой, рождая тысячи имён.
И нить протянутую к звёздам ухватит жадность новых рук.
Быть может мне ещё не поздно, но что-то расхотелось вдруг.
И уступая место ближним - давить друг друга сгоряча,
И с уровнем смиряясь нижним, стихами комплексы леча,
Своё либидо изливая бальзамом для душевных ран,
Исподтишка благословляя всегда идущих на таран,
Храня их в памяти недолгой и придавая их листу,
Горжусь своею службой колкой на поэтическом посту,
Всё риски променяв на скромность, давно шампанское не пью.
И осторожно тешу гордость, непритязательно, свою.
А по ночам, задравши к звёздам не нос, а только лишь мечту,
В своих стихах являю твёрдость, обозначая чистоту
Ещё не тронутого нами, не растерявшего кишок.
И награждаю именами, и растираю в порошок.