Светлой памяти Токтогон Алтыбасаровой
Тип произведения:
Авторское
Есть в Санкт-Петербурге мост имени Ахмата Кадырова,
но нет ни улицы, ни переулочка, ни даже маленького
сквера, не говоря уже о парке, имени Токтогон Алтыбасаровой,
хотя кому, как не ей, быть увековеченной в городе,
крепко связанном с судьбой этой героической мадонны -
достойнейшей из женщин в истории киргизского народа.
Бледных, тщедушных, похожих на тени,
вниз молчаливо прячущих взгляды,
сиротскую роту детишек-растений
из горького города в мёртвой осаде
в краю Иссык-Куля с любовью безбрежной
прижала к себе, словно мать-героиня,
тростинка-подросток с душой белоснежной
и мощной, как горного пика твердыня.
Она, словно ангел, руками-крылами
прикрыла несчастных мальцов обречённых.
Ледышку блокадную плавило пламя
из пылкого сердца киргизской девчонки.
В коротеньких судьбах им столько досталось
от этих нахлынувших жути и горя.
Для каждого нужно хоть самую малость -
вычеркнув в списке порядковый номер,
оставить рожденье, фамилию, имя,
но им, малолетним, всего не упомнить,
ведь метрики напрочь сожрало полымя
в домах, превратившихся в каменоломни.
Глубинную нежность в сухие ладошки
по капельке брызнуть лекарством от страха.
И пусть, хоть на время, забудут бомбёжки
и страшной войны этот въедливый запах.
Как пара канатов - девчоночьи косы.
И даром, что лет ещё только шестнадцать.
Внутри стерженёк, что не в каждом из взрослых,
но сколько же ей предстоит продержаться
и в чистые души вселить безмятежность
да веру, что скоро война прекратится,
и внутренней силой их, жалких, утешить,
уверить, что больше железные птицы
не смогут, пикируя, делать им больно…
Ей молча смотрели в глаза ленинградцы,
и девичье сердце сжималось невольно
от их недоверчивых лиц без улыбок…
Война разгоралась, но жизнь продолжалась.
Растаяла в детях блокадная глыба,
и сжатые губы уже не дрожали.
Она не терпела излишка вниманья.
Жила, не считая себя героиней,
и память хранила в глубоком молчанье
о горло сдавившей суровой године.
Господь ей отмерил путь жизненный долгий,
возможно, за подвиг и божье начало.
Горячее сердце навеки умолкло.
И замерло время в великой печали…
но нет ни улицы, ни переулочка, ни даже маленького
сквера, не говоря уже о парке, имени Токтогон Алтыбасаровой,
хотя кому, как не ей, быть увековеченной в городе,
крепко связанном с судьбой этой героической мадонны -
достойнейшей из женщин в истории киргизского народа.
Бледных, тщедушных, похожих на тени,
вниз молчаливо прячущих взгляды,
сиротскую роту детишек-растений
из горького города в мёртвой осаде
в краю Иссык-Куля с любовью безбрежной
прижала к себе, словно мать-героиня,
тростинка-подросток с душой белоснежной
и мощной, как горного пика твердыня.
Она, словно ангел, руками-крылами
прикрыла несчастных мальцов обречённых.
Ледышку блокадную плавило пламя
из пылкого сердца киргизской девчонки.
В коротеньких судьбах им столько досталось
от этих нахлынувших жути и горя.
Для каждого нужно хоть самую малость -
вычеркнув в списке порядковый номер,
оставить рожденье, фамилию, имя,
но им, малолетним, всего не упомнить,
ведь метрики напрочь сожрало полымя
в домах, превратившихся в каменоломни.
Глубинную нежность в сухие ладошки
по капельке брызнуть лекарством от страха.
И пусть, хоть на время, забудут бомбёжки
и страшной войны этот въедливый запах.
Как пара канатов - девчоночьи косы.
И даром, что лет ещё только шестнадцать.
Внутри стерженёк, что не в каждом из взрослых,
но сколько же ей предстоит продержаться
и в чистые души вселить безмятежность
да веру, что скоро война прекратится,
и внутренней силой их, жалких, утешить,
уверить, что больше железные птицы
не смогут, пикируя, делать им больно…
Ей молча смотрели в глаза ленинградцы,
и девичье сердце сжималось невольно
от их недоверчивых лиц без улыбок…
Война разгоралась, но жизнь продолжалась.
Растаяла в детях блокадная глыба,
и сжатые губы уже не дрожали.
Она не терпела излишка вниманья.
Жила, не считая себя героиней,
и память хранила в глубоком молчанье
о горло сдавившей суровой године.
Господь ей отмерил путь жизненный долгий,
возможно, за подвиг и божье начало.
Горячее сердце навеки умолкло.
И замерло время в великой печали…
Прежде, чем написать его, я перечитала кучу материалов…
Была под впечатлением.
смотреть здесь
P.S.: Поправьте опечатку в своём стихотворении только — в 1 строчке, 2 слово, буква «Р» пропущена:
«Под вечеР выйду подышать.»
Извините, что здесь написал — по другому никак.
Если сейчас остановить на Невском сто человек и спросить их о том, знают ли они что-то о Токтогон Алтыбасаровой, то все сто ответят отрицательно. В 2015 году я, через одого знакомого чиновника из правительства города, предложил дать имя этой женщины одному из скверов в центре СПБ. Через год после этой встречи читаю в одном и средств масс-медиа о том, что некий депутат Вишневский обратился в топонимическую комиссию с просьбой рассмотреть предложение об увековечении памяти Токтогон в нашем городе, то есть, инициатива уже исходила от одного из этих откровенных напыщенных бездельников из гордумы. Стало просто противно… Через два года я написал это стихотворение, надеясь на то, что оно останется в анналах литсети, а вся эта депутатская шобла растворится когда-нибудь без остатка в реалиях нового уклада страны.
Я прочитал Ваше стихотворение. Там есть моменты, которые требуют корректировки, нам мой взгляд, в части поэтики.
С уважением, Е.
Даже такой малости не сумели сделать в дань памяти Великой Души Человека.
Ну, а я, со своей стороны, сумела хоть частичку информации донести людям.
Пусть немногим.
Пусть не совсем умело))))
Но по зову сердца.
Да, я и сама хорошо вижу те места, где нужна корректировка.
Но решила оставить, как есть.
Как-то рука не поднимается править, не могу объяснить, почему…
Показала вам не с целью самопиара, я и сама не люблю, когда в комментах ссылками на себя «заманивают» на страницу, а исключительно из-за общей темы…
Ещё раз спасибо за стихотворение.
МР.
С искренним уважением, Е.