МОЯ ЛЮБИМАЯ ВОРОНА

- Новогодняя премия улетела бомбить Сирию, - не с вполне понятным воодушевлением сообщил Колян, открывая совещание. - Надо понимать серьёзность текущего политического момента, уважаемые коллеги.

Весь отдел проектирования наземных мостосооружений центрального градостроительного института, двадцать три особы мужского и женского пола, хмуро, но в целом одобрительно, промолчал. 

- Однако, это не самая плохая новость, - с нарастающей торжественностью продолжил начальник отдела. – Нам урезали бюджетное финансирование, поэтому решением руководства отдел переводится на сокращенную рабочую неделю. Рабочие дни – понедельник и пятница, остальное время вы вольны делать всё, что пожелаете. К сожаленью, зарплата будет уменьшена пропорционально. Мера, надеюсь, временная, к весне ситуация обязана нормализоваться. Вот так, коллеги.

- Это что же получается? – возмущённо сказала Зоя Николаевна, главный расчётчик, дама почти пенсионного возраста, столь высоко в молодости ценившая свою красоту, что так ни разу и не вышла замуж. – Лично у меня после выплаты налогов остаётся четырнадцать тысяч двести тридцать два рэ в мэ. Смеетесь, что ли? 

- Вы против уплаты налогов? – спросил Колян.

- Против уплаты налогов мы не против, - вместо Зои Николаевны ответил Сергей Борисович, ведущий специалист по стяжкам, метивший в своё время на место Коляна, но пролетевший мимо должности, как говорят, из-за того, что его симпатичная жена крайне неудачно не согласилась на предложение одного большого начальника. 

- Мы не против налогов, - повторил Сергей Борисович. – Только жрать иногда охота. 

- Товарищи! – сказал Колян. – Вы серьёзные, взрослые люди, а не какая-нибудь безбашенная молодежь. Надо войти в положение – финансовый кризис, санкции, курс доллара. Потерпите…

После совещания вдвоем с Коляном мы сидели в курилке. Мы давние приятели, учились в одном институте.

- Чего думаешь? – сказал я.

- Думаю, что хана, - ответил Колян. – Не удивлюсь, если институт прикроют.

- А кто мосты будет проектировать?

- Найдётся кому, - сердито сказал Колян. – Австрийцы, бразильцы, нанайцы, американцы. Свято место пусто не бывает. Ищи работу, трудовая пусть в институте лежит, чтобы стаж не прерывался. 

К поиску работы я отнёсся со всей ответственностью человека с высшим техническим образованием. Дал объявление в интернете, позвонил по десятку вакансий, прогулялся на биржу труда и, в результате, оказался в кабинете заведующего продуктового магазина, расположенного в соседнем доме. «На транспортных расходах сэкономлю», - логично решил я.

- Нам нужны ночные расфасовщики товара, - сказала хохлушного вида тётя. – Тысяча двести за смену. Пойдёте?

- Пойду, - сказал я. – Давно мешки не таскал. 

- Вам сколько лет?

- Сорок три.

- На грани, - сказала тётя. – Но мужчина вы вроде крепкий. Оформим по договору. 

В молодости, было дело, вагоны я разгружал. Но это было в молодости, а сейчас после ночной смены спину ломило «по-чёрному». «Грузовика три раскидал, - подумал я. – Надо бросать курить, а то сдохну на этой работе».

Я закурил, плюхнулся на лавочку и уставился на ворону, которая невозмутимо что-то клевала прямо передо мной.

- Вот тебе хорошо, - сказал я. – Летаешь как птица, потому что и есть птица и на всё тебе…

- Между прочим, ещё Декарт заметил, что человеческая рефлексия основана на тавтологиях, - сказала ворона. – Я недавно прочла его на французском, была в таком восхищении. 

- Здорово! – поперхнувшись, сказал я. 

- Доброе утро! – сказала ворона. – Пивком угостишь?

- Я тебя вчера приметила, - ворона с удовольствием отхлебнула тёмного очаковского. – Уж больно понуро ты на работу в магазин шёл. Из интеллигентов поди?

- Есть такой грех, обучался наукам, - сказал я. 

- А я всё больше по помойкам, - сказала ворона. – Люди такие книжки на улицу выбрасывают, за триста лет не прочитаешь.

- Невероятно, - сказал я. – Где ты научилась говорить?

- Магия… - неопределённо ответила ворона и махнула крылом. – Долго объяснять. У меня к тебе деловое предложение. Мне сверху хорошо видно, где что блестит: золотишко, монетки, шмотки какие поприличнее. А вот со сбытом беда. Не могу же я, в самом деле, в ломбард явиться и найденное кольцо заложить.

- Не поймут, - согласился я. – Народ всё больше консервативный, дальше собственного носа не хочет смотреть. 

- Вот и я том же, - сказала ворона. – Предлагаю бизнес: я нахожу, ты сбываешь. Моя доля: каждый день пиво и креветки, очень я морепродукты люблю. 

- Давай, - сказал я. – Мне терять нечего. По рукам, в смысле – по крылу. Тебя как звать-то?

- Называй Аглая, - сказала ворона. – Имя романтичное и у Федора Михайловича упоминание есть. 

Живём мы с Аглаей хорошо. Финансовый поток наладился до такой степени, что я в институт вовсе перестал ходить. Берём в меру, ничего лишнего, месячный доход соизмеряем с темпами роста инфляции. Если находим документы, возвращаем владельцам. В общем, всё честно. 

Одно меня беспокоит. Вороны триста лет живут. Мне же бог срок установил куда меньший, я, увы, старею, а не молодею. Аглая эти разговоры не любит, обычно ссылается на почитаемого ей Декарта. 

«Живи здесь и сейчас, - говорит она. – Мысли о прошлом не порождают ничего, кроме страха. Будущее же ни нам, птицам, ни вам, людям, предугадать не суждено». 

На лето мы собираемся в Швейцарию. Швейцария, как известно, страна банков, там такие чудесные помойки должны быть. Да и мне на другую жизнь интересно посмотреть…