Другие

Глава 1. Сибирская ссылка

Я перекатывал игральный кубик из одной руки в другую и отрешенно смотрел на столбы и покосившиеся деревянные хибары, мелькающие за окном электрички. Привычка таскать с собой повсюду дайс появилась полгода назад, когда я всерьез увлекся словесными ролевыми играми. Вовка похрапывал, развалившись на деревянной скамье. "Еще бы он не похрапывал" - подумал я. Перед тем, как сесть в вагон, парень высосал две бутылки "будвайзера", а третью выпил уже после того, как проводник проверил билеты. Людей в вагоне было не много, и от нечего делать я стал их разглядывать. Ближе к проходу сидел угрюмый тип в надвинутой на глаза кепке, с грубой синей наколкой на правой руке. Тип поймал мой взгляд и зыркнул в ответ, сопроводив взгляд характерным коротким движением подбородка, как бы говоря "чего уставился, урод? Топтал я таких, как ты, на зоне, да и на свободе не преминул бы задать хорошей порки такой сладкой заднице". Я поспешно отвел глаза, и переключился на старушенцию с клетчатыми баулами. Их содержимое являлось для меня загадкой. Она сидела, крепко вцепившись костлявыми руками в ручки сумок, и неотрывно смотрела в одну точку. Я вздохнул и вновь вдавил кнопку плеера - напрасно, чуда не произошло – аккумулятор разрядился окончательно в первые полчаса поездки, как раз на середине песни Криса Ри - "Дорога в ад"*.  Вовка проснулся, мотнул курчавой рыжей головой, развернулся ко мне:

- Михалыч, как насчет покурить?

Я спрятал кубик в карман поношенных джинсов, пожал плечами. Курить мне не хотелось, даже за компанию. Но заняться все равно было нечем, поэтому мы прошли в тамбур электрички, где Вовка достал мятую пачку красной явы. Протянул мне, но я отрицательно качнул головой. Под нами стучали колеса, унося нас все дальше от обжитого и привычного мира. Мы с Вовкой не были даже приятелями - можно сказать, на практику вместе нас отправили случайно. Желая прервать неловкое молчание, рыжий здоровяк спросил меня:

- Ну как, Михалыч, подергаем за вымя местных доярок?

Это, по его мнению, была чертовски смешная шутка. Окно в тамбуре было открыто, и горячий летний ветер врывался внутрь. Я старался держаться поближе к свежему воздуху.

 - Закончим по-быстрому с практикой и рванем обратно в город, - ответил я, - у меня там еще полно дел.

 - Нехорошо заканчивать по-быстрому, - усмехнулся Вовка, - за это тебе ни одна девка спасибо не скажет. И загоготал над своей искрометной шуткой.

 Я бы, может, и ответил что-нибудь, но в этот момент электричка дернулась, проводник, который шел по вагону, произнес - "Бобыльск, стоим пять минут, Бобыльск!". Мы с Вовкой переглянулись, он торопливо затушил окурок. Похоже, что мы прибыли к месту назначения.

 «Натурально сибирская ссылка», сказал я и тоскливо посмотрел на пасмурное небо над станцией. Мы с Вовкой спрыгнули на перрон. На одноэтажной кирпичной коробке я увидел выцветшую вывеску, половину букв на которой было уже не различить. Здесь нам предстояло пробыть не меньше недели, общаясь с местными жителями - собирать и конспектировать местные байки, частушки и другие образчики словесного народного творчества. Обычное дело для филологов на практике.

Пару слов о том, как я попал сюда в компании этого здоровенного пивного клоуна. Нас обоих собирались отчислить за неуспеваемость, и практика для нас была последним шансом. В деканате нам дали понять, что если мы немного не потрудимся, то осенью обоим придется примерить кирзачи и научиться ходить строем. Быть может, мы с Вовкой и были разными, но ходить строем нам не хотелось одинаково.

 Вовка вновь вставил в пожелтевшие зубы сигарету. Я потянулся, накинул на длинные волосы капюшон ветровки.

 - Знаешь, куда нам идти? - спросил у меня однокурсник. Я вытащил из кармана мятый листок с надписью - "Авдотья Никитична Обукова, улица Сосновая, дом 5”. Показал его Вовке:

 - Судя по всему, сюда. Не думаю, что нам придется долго искать дом, - зачем-то добавил я, и мы прошли здание станции насквозь. В небольшом зале на металлических стульях дремал пожилой мужчина в спортивном костюме. "Ну и дыра, гребаная выгребная яма" - я почуял идущий от него запах перегара, и крепко сжал в руках листок с адресом Авдотьи Никитичны. Когда мы миновали станцию, Вовка нашел где-то в траве жестяную банку и теперь лениво ее пинал перед собой. Это меня жутко раздражало.

 - Эй, волосатые! Мелочь есть? - рядом прозвучал наглый голосок. Так могут звучать только голоса мелкой, и потому совершенно безмозглой шпаны. Мальчишка лет двенадцати, коротко стриженный, со злым загорелым лицом стоял возле наполовину разобранного жигуля.

 - Пошел нахер, - добродушно, почти беззаботно отозвался Вовка. Он полной грудью вдыхал деревенский воздух и на мальчишку внимания обратил не больше, чем на комара. Я же инстинктивно вжал голову в плечи.

 - Эй, куда пошел, ты! Я с тобой разговариваю! - на манер брехливой собаки кричал нам вслед пацаненок. Когда мы отошли шагов на сто, я расслабился. Такие, особенно поодиночке, только и могут лаять. Клыки, чтобы кусать, у них еще не отрасли.

 Деревня больше походила на разросшийся дачный поселок, на окраине прижатый стеной дремучего леса. Была рядом и река, довольно широкая, судя по всему, один из притоков Иртыша. На другом берегу виднелись какие-то ангары и заводские корпуса, по запущенному внешнему виду, давно покинутые. Вовка оставил в покое жестяную банку и отобрал у меня листок с адресом. Мое предположение о том, что  мы легко найдем нужный дом, оказалось ошибочным - вот уже полчаса мы вглядывались в заборы, стараясь увидеть хоть какие-то обозначения улиц. Заборы, как я отметил, были достаточно высокие и крепкие.

 - Подскажите, как пройти на улицу Сосновую? - спросил я у мужичка, который шел нам на встречу. Я заметил, что с ним что-то не так, но не мог сказать, что именно. Он был в пиджаке, вот в чем все дело. В пиджаке и лаковых туфлях, которые светились на солнце. Должно быть, полировал их перед выходом, - подумал я.

 - Вы не должны здесь находиться, - мужчина строго посмотрел на нас, вставая на пути, - это запретная территория. Присмотревшись к нему, я заметил, что выбрит он плохо, будто его руки дрожали, а к щеке прилипла засохшая еда. Пиджак висел на нем, как на вешалке.

 Мы с Вовкой обошли его по широкой дуге.

- Вот и деревенский дурачок, - подал голос Владимир, и я, соглашаясь, кивнул. Дурачок заголосил, уже не обращая на нас внимания:

 - Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! Чрезвычайная ситуация! - он повторил это раз двадцать, и, быть может, продолжал выкрикивать после того, как мы ушли. У меня в ушах звенели его слова. Нельзя сказать, что нам оказали теплый прием. Впрочем, никто и не обещал, что едва мы сойдем с вагона, нам под ноги постелят красную дорожку, а репортеры выстроятся в ряд.

 - Смотри, - Вовка дернул меня за плечо, показывая на кривую надпись синей краской на заборе. Надпись гласила - улица Сосновая. Самое время, - подумал я, - потому что лямки рюкзака уже начали врезаться в мои тощие плечи. Я улыбнулся и поправил очки. Быть может, практика будет даже похожа на отдых. И, где-то в глубине сознания, мелькнула надежда, что за эту неделю, возможно, мне удастся свести знакомство с какой-нибудь девушкой.

 По прошествии многих лет я не раз спрашивал себя, если бы я знал наперед о тех событиях, которые случатся с нами в ближайшие дни, побежал бы я, не оглядываясь, обратно на железнодорожную станцию? Скорее всего, да.


Интермедия. Неудачливый браконьер

 Этот участок леса был Леониду не знаком, или он уже ничего не понимал. «Не паникуй, как баба, черт возьми!» - твердил он себе, но все равно паниковал. Дыхание вырывалось из груди с хрипом, и едкий пот заливал глаза. По бедру при беге колотился тяжелый карабин сайга, доставшийся ему от отца. Леонид затравленно оглянулся на заросли, взял в руки оружие, приложил приклад к плечу. Раздался выстрел, и где-то в чаще вспорхнули птицы. Это должно помочь, - подумал охотник, - хотя бы ненадолго, но должно помочь. Леонид побежал дальше. Видит Бог, он лучше соображал даже тогда, когда полтора года назад росгвардия едва не взяла его за яйца из-за браконьерства. Сумерки делали лес обманчивым, очертания предметов размывались. Леонид клял себя за то, что вот уже полгода игнорировал необходимость обратиться к окулисту. Зрение начинало его подводить.

 Большую часть снаряжения Леонид бросил, иначе бы он просто не смог бежать. Интуитивно мужчина понимал, что если двигаться на запад, то рано или поздно он должен выйти к трассе. Это все, на что он мог надеяться. Браконьер то и дело крутил головой на короткой массивной шее, высматривая кого-то в зарослях.

 Леонид зацепился сапогом за выступающий корень, взмахнул руками и упал. Из разбитого носа хлынула кровь, но браконьер этого даже не заметил. Не без труда он поднялся. У него были заботы поважнее - унести ноги, и как можно быстрее. Ничего, - думал Леонид, - дайте только время, и я вернусь. Вернусь сюда уже не один, и тогда мы посмотрим, кто обделается. Да, посмотрим! Эти мысли немного приободрили его.

 Внезапно ему показалось, что он услышал шум машин, и сердце радостно подпрыгнуло в груди. Значит, он почти спасен! Не разбирая дороги, он начал продираться, как кабан, сквозь чащу на далекий шум трассы, и в этот момент его правая нога попала в капкан, который поставил здесь какой-то другой любитель наживы.

 Вначале он услышал жуткий хруст, как будто сломалась толстая сухая ветка. Капкан чудовищными челюстями схлопнулся. Леонид упал в заросли папоротника, еще не сознавая всей зловещей иронии ситуации. Сколько раз он сам ставил такие вот капканы. Потом пришла боль, настолько сильная, что браконьер едва мог дышать. Думать он уже был не в состоянии, на его военных брюках цвета хаки расползлось позорное мокрое пятно. Леонид начал кричать, и его высокий надсадный вопль ничем не отличался от крика животного, пойманного в ловушку.

 Андрей возвращался с вечернего обхода, когда услышал вдалеке крик. Вот уже семь лет он проработал лесничим в этом заповеднике. Андрей один присматривал за участком в десять гектаров. Лесничий знал об этом лесе все. Иногда даже больше, чем сам хотел бы о нем знать. Браконьеры сюда забредали редко, но когда такое случалось, Андрей находил способы их выпроводить. Ветеран первой чеченской военной кампании, в начале нулевых Андрей устроился на эту работу, и делал он ее хорошо. Растяжки со световыми гранатами, в качестве небольшого сюрприза для любителей нарушить закон, были только цветочками.

 Андрею нравилось жить вдали от людей. Здесь, на природе, он знал наверняка, что не начнет их убивать. В городе же у него был слишком большой соблазн. Андрей не любил, когда кто-то нарушал спокойствие леса. Конечно, кричать мог и олененок, угодивший копытом в нору и сломавший ногу. Но чем ближе Андрей приближался к источнику звука, тем менее вероятной казалась ему эта версия. Слишком много подобных криков он слышал на войне. Лесничий снял винтовку с предохранителя и включил фонарь.

 То, что он увидел, его не сильно удивило. В зарослях папоротника лежал мужчина, угодивший в капкан. Окровавленная берцовая кость торчала в открытом переломе. На лбу и щеках мужчины выступил пот, лицо его сделалось бледным, как у глубоководной рыбы. Так же, как и рыба, он жадно ловил ртом воздух. Когда мужчина увидел Андрея (вероятно, увидел он только черный силуэт с яркой звездой фонаря в руке), он попытался отползти. Попытался, даже не смотря на то, что его правая нога была практически перерублена капканом. "Да, козлик, не скакать тебе больше по зеленой лужайке" - подумал Андрей. Но прежде, чем он успел что-либо сказать, говорить начал браконьер. Тонким голосом, срывающимся на рыдание, он спросил:

 - Человек? Ты человек? Пресвятая Троица, скажи, что ты человек, - слова давались ему с большим трудом. Услышав этот вопрос, Андрей понял, что мужчина знает чуть больше, чем ему следовало бы знать об этих лесах.

 - Да, я человек, - ответил лесничий, и задумчиво продолжил разглядывать браконьера. В его глазах не было ни жалости, ни сочувствия.

 - Вытащи, вытащи меня! Вытащи, пока они не вернулись! Я заплачууууууу! - на последнем слове мужчина снова перешел на вой. Андрей слушал его вполуха и водил фонариком туда-сюда, осматривая место, где бедолага совершил свой неудачный шаг. Быть может, капкан здесь не один, и меньше всего лесничему хотелось бы присоединиться к мужчине с перерубленной ногой. На некоторое время Андрей остановил свой взгляд на карабине, который валялся неподалеку. На цевье была вырезана сентиментальная надпись "Удачи на охоте, сынок". Андрей вздохнул, а потом поднял свою винтовку.

 «Да, удача сегодня явно не на твоей стороне», - подумал лесничий и одним точным выстрелом прекратил  мучения браконьера.

 Глава 2. Магнит для неприятностей

 Авдотья Никитична оказалась рослой и крепкой бабкой. По хозяйству она управлялась одна. Мы с Вовкой расположились в дальней комнате, которая  пустовала. Там стояла панцирная кровать и раскладушка. Угадайте, кто сразу занял кровать? Конечно же, не я.

 - Почему это ты будешь спать на кровати, а я на раскладушке? - возмутился я, хотя понимал, что это бесполезно.

 - Потому что мир жесток. Это джунгли, в которых выживает сильнейший, - ответил рыжий здоровяк и расхохотался. Я был готов его придушить, но, конечно же, никогда бы на это не решился.

 Раздосадованный, я оставил вещи в доме, взял книгу "Пролетая над гнездом кукушки", и отправился размять ноги. Этот чертов мир всегда был настроен против меня. Я был тем человеком, которого во время дождя проезжающий мимо автомобиль окатывал потоком грязной воды. Вовка был сильнее и выше меня, он имел успех у девушек. "Это все потому, что он играет на гитаре", - подумал я, хотя в глубине души знал, что гитара здесь ни при чем. Я не хотел себе в этом признаваться, но на самом деле я злился не на Вовку. Просто он, как и многие другие, не способен был понять меня.

 Мне становилось легче, когда я читал книги. Я часто ставил себя на место Фродо Беггинса или Гарри Поттера, и собственные проблемы отдалялись, переставали быть значимыми. Мне хотелось найти уединенное место, где бы я мог немного почитать и успокоиться. Казалось, этот день уже не может стать хуже. Но я ошибался.

 - Тебе волосы в глаза не лезут? - услышал я голос. Это был уже не высокий нагловатый голос того пацана, которого мы встретили вначале. Я ускорил шаг, но угроза оказалась  слишком близко. Я совершенно потерял бдительность, пока был занят своими мыслями. Чья-то сильная рука схватила меня за волосы, я дернулся, пытаясь вырваться. Книга упала в дорожную пыль.

 Это был парень, примерно моего возраста, с широко расставленными бычьими глазами на большом и плоском лице. Он отпустил мои волосы и брезгливо вытер руку о штаны, будто чем-то ее замарал. Я почувствовал, как сердце быстро-быстро забилось, а колени стали ватными.

 - Что тебе надо? - сказал я, и сам не узнал свой голос. Я подумал, что если сейчас метнусь в сторону и побегу, то возможно, сумею убежать. Но бросить книгу я не мог.

 Парень спросил меня:

 - Надо позвонить. Есть телефон?

 Я отрицательно качнул подбородком, и сделал шаг назад.

 - Нет у меня телефона, - ответил я, не смотря на то, что в моем кармане лежал новенький самсунг, купленный мамой на день рождения. И, конечно, по закону подлости именно в этот момент мобильник начал звонить. Если что-то плохое и может случиться, то случится непременно, будьте уверены.

 Глаза парня сузились, а губы растянулись в хищной улыбке. Он протянул руку, а я уже приготовился бежать, когда в наш разговор вмешался третий.

 - Тебе, наверное, завидно, что у тебя волосы не растут? Это ничего, я знаю одно отличное средство, - за моей спиной вырос Вовка, и в этот момент у меня камень с души упал. Вовка был куда крупнее парня с бычьими глазами. К тому же, теперь нас было двое.

 - Какого хера тебе надо? Это что, дружок твой? Дружок-голубок? - парень гадливо засмеялся, и Вовка тоже захохотал. Такого недалекий деревенский увалень от него явно не ожидал.

 - Че ты ржешь, мудила? - парень сплюнул себе под ноги, случайно попал на собственный ботинок, и попытался незаметно носком второго ботинка стереть плевок. Вовка засмеялся еще сильнее.

 - Так вот, про чудесное средство. Называется пи-здю-лин. Я, как доктор филологических наук, тебе бы его прописал, - сказал Вовка, и принялся разминать руки. Кулаки у него были большие и покрытые мелкими шрамами.

 - Ну, давай, давай! Тебя потом наши пацаны когда найдут, знаешь что сделают? - парень еще хорохорился, но мне уже было понятно, что этот поединок он проиграл.

 Вовка сказал:

 - А сейчас мы уйдем, и ты нам нихрена не сделаешь. Пошли, Михей, - обратился он ко мне. И парень действительно ничего не смог сделать. Я молча поднял книгу, и мы ушли. Обиженно парень крикнул нам вслед:

 - Только покажитесь еще, пидоры волосатые! Мы вас побреем, скальп нахрен снимем!

 Я подумал, что Вовка не такой уж придурок, каким показался мне вначале. Через некоторое время я сказал ему:

 - Спасибо, что выручил. Мне следовало быть осторожнее.

 - Следовало дать этому говнюку отжать твой мобильник, чтобы ты приобрел полезный жизненный опыт, - ответил он, - у тебя, похоже, куда-то в задницу встроен магнит, который притягивает неприятности.

 - Я просто разозлился, что ты занял кровать, - оправдываясь, сказал я. Черт возьми, этот рыжий детина сначала вытащил меня из неприятностей, а потом заставил почувствовать, будто это я в них виноват!

 Вовка внимательно на меня посмотрел, потом усмехнулся и предложил:

 - Ну что же, давай тогда спать на ней по очереди. Имей в виду, нам здесь предстоит прожить еще как минимум неделю. И нельзя сказать, что это меня очень радует.

 ... За ужином я попробовал расспросить у Авдотьи про местные легенды и поверья. В конце концов, материал для практики, судя по всему, нам предстояло собирать в боевых условиях, а в такой ситуации не следовало упускать ни одной возможности.

 - Да что это, ничего у нас тут интересного, все как у всех, - ответила мне бабка.

 - Ну, может, припомните что-нибудь? - подключается Вовка. Он без особого энтузиазма ел бабкины щи.

 - Ну, вот лес наш, - сказала Авдотья, - дурное место. В него на лесоповал при Сталине заключенных отправляли, выше по течению раньше колония была. Там же, в лесу, зэков расстреливали и хоронили. Тех, которые работать больше не могли. Деревенские в этот лес сейчас не ходят, и вы не ходите.

 История эта не тянула на фольклорное творчество. Мне почему-то стало неприятно, будто я увидел большого жирного паука. И тут Вовка задал нашей бабке бестактный, на мой взгляд, вопрос:

 - А муж-то ваш где? Сложно, наверное, самой все по дому делать.

 Бабка посерьезнела. Лицо ее захлопнулось, как дверь. Вот только что перед нами сидел человек, который не против поболтать, мгновение - и нет его.

 - В лес он ушел, - с неохотой ответила она, - ушел и не вернулся. На том наш вечерний разговор с Авдотьей Никитичной и закончился.

 

Глава 3. Истории про мясокомбинат

 Когда я, наконец, вспомнил про мобильник, а случилось это только на следующее утро, выяснилось, что звонила мама. Она интересовалась, хорошо ли я доехал, удобно ли устроился, доволен ли едой. Впечатление складывалось такое, будто я отправился на отдых в санаторий.

 - Мама, все в порядке. Да, природа. Очень красиво. Конечно, буду звонить. Да, просто не слышал твоего звонка. Нет, буду звонить сам, по вечерам. Мне пора. Пока! - я с облегчением провел пальцем по экрану, завершая звонок.

 Перед тем, как отправиться собирать материал для практики, Вовка залез в рюкзак и извлек оттуда кастет.

- Талисман на удачу, - пояснил он мне, - думаю, лишним не будет.

 - Неожиданный талисман для парня, который учится на филологии, - заметил я.

 Вовка только фыркнул:

 - А как же Маяковский, который говорил... как там... "Сегодня надо кастетом у миру кроиться в черепе". Классика, - пояснил он и положил увесистый талисман в карман.

 Кастет, впрочем, нам в тот день так и не пригодился. Не знаю наверняка, чем были заняты местные пацаны, которые не жаловали приезжих, но наши с ними пути не пересеклись. Я не очень хорошо представлял себе, как нам следует собирать материал для практики. Все, что касается общения с другими людьми, у меня получалось не лучшим образом. Однако у рыжего однокурсника таких проблем не возникало. Едва мы вышли, он приметил мужика, который тащил на спине тяжелый на вид рюкзак, в руке у него была телескопическая удочка, на ногах - резиновые сапоги до колена.

 - Добрый день! - Вовка лучезарно улыбнулся, - давайте так - мы поможем вам, а вы нам!

 - Это как? - насторожился рыбак.

 - Мы с другом филологи, собираем материал для практики. Вы нам расскажете пару-тройку местных баек, а мы донесем все ваше снаряжение, куда скажете!

Я отметил этот речевой оборот. "Мы с другом". Это было неожиданно. Впрочем, Вовка мог сказать это и просто так, для того, чтобы у рыбака не возникло лишних вопросов. Вряд ли бы он стал говорить "мы с этим очкастым парнем, которого я едва знаю, были сосланы в вашу деревню, чтобы слушать и записывать разные бредни". Рыбак согласился.

 Мы помогли донести его рюкзак до реки. Я вгляделся в очертания на другом берегу, которые еще вчера привлекли мое внимание:

 - А что там?

 - Там-то? - мужчина наморщил нос, - скотобойня тама. Раньше то есть была, теперь ничего нет. А раньше это было... Производство.

 - Свинина, говядина? - полюбопытствовал Вовка.

 - И свинина, и говядина, и... кое-что еще, - рыбак усмехнулся, и начал возиться с удочкой. Возле реки нас уже начали донимать комары. Я незаметно вытащил диктофон и включил его.

 - Рассказывали мне про этот завод вот что. После войны, в пятидесятых годах, со всей страны собирали мясо и другие продукты... Голод был страшный, скотины не хватало. И мяса надо было много... А откуда взять-то? Вот и придумал тогдашний начальник мясокомбината интересную штуку. У всех, значит, показатели на нуле, а он молодец, парное мясо в столицу поставляет. Потом только выяснилось, что из районного морга покойнички пропадать стали. Вот оно откуда, мясцо. А что такого? Говорю же, голод был. О, смотри-ка! Клюет!

 Мужчина начал подсекать, дернул удочку, и серебряная монета подъязка взметнулась в воздух, но рыбка не удержалась на крючке и упала с плеском обратно. Рыбак выругался и вновь закинул удочку.

 - Сейчас там, наверное, территория охраняется? - спросил я.

 Рыбак усмехнулся в усы.

 - Может, и не охраняется, но ходить туда я бы на вашем месте все равно не стал. Мало ли, что можно подцепить на бывшей скотобойне.

 Мы еще немного поговорили с ним, пока Вовка не вспомнил, что по дороге к речке приметил заросли конопли и хотел бы изучить их более подробно.

 ... Рыбак сразу посерьезнел, когда двое парней оставили его в покое. Ведь о заброшенном мясокомбинате о знал намного больше.

 Интермедия. Деревенский дурачок

 Вечером того же дня Николай Анатольевич шел, обхватив тощие плечи в клетчатом пиджаке, будто ему стало холодно. На самом же деле он испытывал страх, потому что должен был кое-что сделать. Его сознание прояснялось редко, но каждый раз к нему в голову приходила одна и та же навязчивая мысль. Он должен попросить прощения. Чувство вины грызло его изнутри, как болезнь, все эти годы. Местные знали Николая под другим именем. Они называли его Коляша.

 Некоторые прежние привычки Николая Анатольевича сохранились и в жизни деревенского дурачка Коляши. Так, например, он не выходил из дома в грязной обуви и спину всегда держал прямо. Правда, костюм, который когда-то был сшит на заказ, сейчас истерся и сидел на Коляше, как на скелете. Глаза его временами вспыхивали и он начинал выкрикивать "чрезвычайная ситуация". Иногда такие приступы проходили сами. Иногда - нет. Отчего они возникали, дурачок вспомнить не мог. Коляша жил со взрослой дочерью, Натальей, которая развелась два года назад и перебралась в деревню, чтобы присматривать за отцом.

 Николай хватался, точно пловец в бурном море, за мысль об искуплении. Порой он забывал, куда идет, и останавливался посреди улицы. На него не обращали внимания. Он не знал, что на следующий день все будут говорить только о нем. Коляша шел в лес.

 Глава 4. Необычное происшествие

 Дичка, которую Вовка заметил возле реки, ни на что не годилась. Не смотря на это, мы нарвали спелых шишек, растерли их между ладоней, и нюхали приятный травяной запах. День клонился к вечеру. Я заметил ковыляющего дурачка, но не придал этому никакого значения. На этот раз он не пытался перегородить нам дорогу. Вовка вытер ладони о джинсы и спросил меня:

 - Ну и что ты обо всем этом думаешь? Тянет тот материал, который мы собираем, на фольклор?

Я отрицательно покачал головой.

 - Больше похоже на байки из склепа. Бред какой-то.

 У нас в запасе, впрочем, еще было время. Мы спокойно вернулись в дом Авдотьи Никитичны, поужинали и легли спать. Засыпая, я думал о Маше, кудрявой черноволосой одногруппнице. У нее были смешливые глаза и полные губы, которые она облизывала, когда начинала волноваться. А еще у нее имелась грудь, как минимум четвертого размера, которая едва не разрывала облегающую блузку. Когда я уже провалился в сон, в котором Маша начала раздеваться, чья-то грубая рука выдернула меня в реальность.

 - Эй, Михалыч, просыпайся. Вставай, а то пропустим все самое интересное!

 Надо мной нависло бородатое Вовкино лицо.

 - Какого черта? Зачем ты меня разбудил? - я начал злиться. Голова у меня была тяжелой и ничего не соображала.

 - Наша старушка куда-то собралась. Я не мог уснуть, а потом услышал, как хлопнула дверь. Как ты думаешь, какие дела могут быть у пожилой женщины в три часа ночи?

 В тот момент мне было наплевать, какие могут быть дела у Авдотьи Никитичны. Мне не терпелось вновь обнять подушку и уснуть. И, чего уж греха таить, досмотреть продолжение сна. Но рыжий дьявол был беспощаден. Он стянул с меня одеяло, кинул футболку и сказал:

 - Пошли. Это может быть интересно.

 Я тяжело вздохнул и быстро оделся. От речки поднялся туман. На улице было темно, тихо и холодно. Я пожалел, что оставил ветровку в доме, но возвращаться за ней было уже поздно.

 - Кажется, мы ее упустили... - начал было я, но Вовка прижал палец к губам и указал вперед. Зрение у него, в отличие от моего, было хорошим. Приглядевшись, я тоже заметил, что там крадется темная фигура. И мы пошли следом.

 Долго идти нам не пришлось. Вскоре мы поняли, куда направляется Авдотья Никитична. Старушка шла в направлении темного строя деревьев. Мы с Вовкой притаились в кустах и наблюдали. Я не знал, откуда у однокурсника страсть к детективным расследованиям, но меня тоже все больше разбирало любопытство.

 Нам приходилось держаться в отдалении, чтобы нас не заметили. Туман мешал наблюдать, а когда у нас над головой крикнула птица, я едва не закричал сам. Сонливость как ветром сдуло.

 - Смотри, там еще кто-то есть! - шепнул Вовка мне в ухо. Я пригляделся, и действительно, увидел человека. Мужчина стоял на опушке, Авдотья Никитична напротив, они о чем-то разговаривали. Может быть, даже спорили. В руках у старушки, кажется, был какой-то сверток.

 - Это же дурачок! Тот самый, которого мы встретили! - изумился Вовка. Я поверил ему на слово, и пожалел, что мы не можем услышать разговора. Старушка махала свободной рукой, будто прогоняя дурачка, и тот в самом деле развернулся и пошел прочь, притом прямо в нашу сторону. Авдотья Никитична тем временем растворилась во мгле между деревьев.

 - Твою мать! - выругался Вовка шепотом, и мы быстро попятились, надеясь, что нас не заметят. Нам это удалось, дурачок едва волочил ноги. Мне показалось, что он чем-то очень расстроен.

 ...Не прошло и получаса, когда мы добрались до нашего временного жилища, но сон ко мне так и не пришел. В голове крутилось два вопроса, причем один следовал из другого - почему Авдотья Никитична советовала нам держаться подальше от леса, и зачем старушка отправилась туда сама, притом ночью? Впрочем, утро следующего дня породило новые вопросы. Куда больше, чем мы могли ожидать.

 Интермедия. По кускам

 Андрей вытер со лба трудовой пот. Пришлось напряженно работать несколько часов. Он смотрел на любопытного браконьера, который находился сейчас в восьми аккуратно упакованных пластиковых мешках, пополам со щебенкой и битым кирпичом. Андрей мог сколько угодно раз повторить, что браконьера ему пришлось убить. Иначе он мог бы вернуться и создать неприятности. Привести других людей. Но на самом деле бывший военный знал, что ему хотелось убить сукина сына. И если бы время вернулось обратно, он бы все равно разнес ему голову выстрелом из своего карабина. «Конечно, его будут искать, - размышлял Андрей, - но пройдет еще немало времени, прежде чем здесь объявятся поисковые отряды с собаками. Три-четыре дня, может быть, даже неделя. Тогда они уже не смогут взять след». Андрей погрузил пластиковые мешки в свой УАЗик. Потом как мог, оттер заляпанные кровью руки. Бензопилу и топор кинул в тот же мешок, где находилась голова мужчины. «Жаль, - подумал лесничий, - хорошие инструменты». Но осторожность для него была превыше всего. «Береженого Бог бережет», - подумал Андрей, и, уходя, оставил в кустарнике дымовую шашку, чтобы наверняка отвести ищеек от этого места.

 Лесничий выехал на берег реки, где перегрузил мешки с останками в свою моторную лодку. До рассвета оставалось от силы часа полтора, а дел предстояло сделать немало. На середине реки Андрей заглушил мотор и выкинул за борт первый мешок, который тут же пошел ко дну. Вероятно, издалека он напоминал рыбака, который забрасывает сеть. Завел мотор и начал спускаться по течению, стараясь держаться фарватера, и через несколько километров избавился от следующего мешка. Ветеран первой чеченской компании, Андрей Рубцов, как никто другой, знал, насколько часто в этих лесах пропадают люди.

 Глава 5. Самоубийство

 Пробуждение было не из приятных. Я проснулся с головной болью и в первые несколько мгновений не понимал, где нахожусь. Однако, когда я услышал Вовкин храп, память ко мне быстро вернулась. Мы были в каком-то Бобруйске... то есть, простите, Бобыльске. И, похоже, что сами вполне могли стать частью местного фольклора. Я вышел во двор (а все удобства находились именно там), и увидел странную картину. Деревенская улочка была действительно оживленной, не смотря на ранний час. Мимо калитки прошли несколько мужчин, потом женщина, которая утирала глаза и распухший нос кончиком платка.

 - Эй, что-то случилось? - спросил я ее, но женщина не ответила. Она расплакалась еще сильнее. Вместо нее ответил мужчина, и в нем я узнал рыбака, который рассказывал нам истории про каннибализм:

 - Случилось кое-что... Коляшка повесился.

 Я не имел никакого понятия, кто такой Коляшка, да и расспрашивать было уже некого - мужчины ушли. Вспомнив, по какому делу я вышел во двор, я прошел к деревянной будке туалета. "Должно быть, чье-то самоубийство в такой глуши настоящее событие" - подумал я, - "Вероятно, обсуждать его будут не один месяц".

 Вовка, заспанный и лохматый, спустился с крыльца. Казалось, он еще не успел разлепить глаза, а в его рту уже дымилась сигарета.

 - Что за шум, а драки нету? - спросил он хриплым голосом. Я пожал плечами и ответил:

 - Повесился кто-то. Какой-то Коляша.

 Вовка почесал бороду, затянулся и прокомментировал:

 - Какое-то дерьмовое у меня предчувствие.

И в этом я с ним был совершенно согласен.

 Мы вышли со двора, чтобы узнать подробнее, что стряслось. Гадать, куда тянется народ, долго не пришлось. Люди шли к той опушке, где ночью мы повстречали Авдотью Никитичну и деревенского дурачка.

 - Вот срань! - не выдержал я, и порадовался тому, что не успел позавтракать. Иначе я не был уверен в том, что завтрак мне удалось бы сохранить.

 Вовка, как и я, смотрел вверх. Мы были не одиноки, вверх уставились человек двадцать. Небольшая толпа, которая успела собраться на границе леса. Вовкино лицо побелело, а губы плотно сжались. Там, наверху, на крепкой веревке, покачивалось тело деревенского дурачка. И, приглядевшись, я отметил про себя, что его ботинки были все так же безукоризненно начищены.

 На груди дурачка висела табличка, на которой неряшливыми, но крупными буквами старательно было написано "Прастите миня". Его выпученные остекленевшие глаза смотрели в лес.

 - Эй, все, разойдитесь! Что вам тут, цирк что ли приехал? - услышал я крик, и вновь увидел женщину с заплаканным лицом. Сейчас она сняла платок и под ним обнаружилась копна непослушный каштановых кудрей. Ее лицо, пусть немолодое, было все еще довольно привлекательным. И очень злым.

 - Кто-нибудь, помогите  мне снять его! Ну же, люди! - женщина всплеснула руками и подошла к покойнику. Я заметил, как на ее лице промелькнуло что-то, похожее на растерянность. Внезапно мне стало жаль ее.

 - Боюсь, что мы должны оставить все, как есть, пока не приедет полиция, - рассудительно заметил Вовка.

 - В задницу полицию! Небось, по-другому бы запели сейчас, пока он не стал... Вот таким! - и женщина разрыдалась. Кто-то тут же начал ее успокаивать, и я спросил у бабки, что стояла рядом:

 - Кто это? - и указал на плачущую женщину. Бабка ответила с готовностью:

 - Наталья это, дочка нашего Коляши, царствие ему небесное.

 Я не стал уточнять, что если верить священному писанию, царствие небесное самоубийце Коляше не светит. Вспомнил, как мы встретили ночью здесь Авдотью Никитичну. Впутываться во все это мне очень не хотелось, я уже видел себя сидящим перед следователем, который пристально смотрит на меня сверху вниз и спрашивает: «А вы-то, собственно, что там делали?» И тут мне в голову пришла одна смелая идея, которая могла пролить свет на происходящее. Я подошел к Наталье, взял ее под локоть и отвел в сторону. Она была так потрясена, что позволила мне это сделать:

 - Послушайте, - быстро начал я, - дело в том, что мы с другом встретили вашего отца здесь прошлой ночью. И пока не приехала полиция, хотели бы расспросить вас.

 Глаза Натальи начали округляться. К нам подошел Вовка, доброжелательно улыбнулся и незаметно пнул меня по лодыжке. Было видно, что ему не нравилось, когда инициативу на себя берет кто-то, кроме него.

 - О чем бы вы хотели меня расспросить? - Наталья, увидев улыбку Владимира, немного успокоилась.

 - Пойдемте куда-нибудь, где меньше ушей, - как можно тише сказал он, - на нас уже люди таращатся, а копы будут здесь самое большее через полчаса.

 Я усмехнулся, услышав от Вовки слово "копы". Все больше я начинал чувствовать себя героем повести Стивена Кинга.

 - Пойдемте ко мне, - сказала женщина, - здесь недалеко.

 Втроем мы дошли до добротного двухэтажного дома с широкой мансардой. То, о чем подумал я, озвучил Вовка:

- Нифига себе хоромы, - присвистнул он.

Мы уселись на скамейке в саду, в сам дом Наталья нас приглашать не спешила. Мой рыжий приятель решил рассказать обо всем сам, раз уж я затронул эту тему:

- Мы тут на практике, живем у Авдотьи Никитичны, и прошлой ночью услышали, как она тайком вышла из дома. Решили проследить за ней и увидели ее на опушке с вашим отцом. Было похоже, что они о чем-то спорили.

- Как вы думаете, могла она желать зла вашему отцу? - спросил я, все больше чувствуя себя в дурацком детективе. На самом деле, я страшно нервничал. Наталья усмехнулась:

- Авдотья? Это вряд ли, она сама из ума почти выжила, с тех пор, как ее муж пропал. Так и ходит порой в лес, не вы одни ее за этим застукали. А вот что там папаша делал... И табличка эта у него на груди. Странно очень.

- Как он вел себя в последнее время? Было что-нибудь необычное? - спросил Вовка.

Наталья откинулась назад, и внезапно расхохоталась сквозь слезы:

- Я за папашей присматриваю здесь уже полгода, и все в его поведении - странно. Но так было не всегда.

Мы с Вовкой переглянулись, а Наталья продолжила, обведя вокруг рукой:

- Вот это - его дом. Он раньше на мясокомбинате, еще до закрытия, занимал крупный пост. Был каким-то начальником цеха. Потом на производстве произошла авария, вроде даже погиб один рабочий. Отца сразу вызвали в столицу на разбирательство. Я сама об этом только понаслышке знаю. А вернулся из Москвы он уже ... вот такой. То есть не совсем, конечно. С ума он сходил потихоньку, несколько лет. А когда уже не смог справляться с хозяйством, пришлось мне приехать.

Когда мы решили, что Наталья закончила, она обернулась, будто кто-то мог ее услышать, и прошептала:

- Знаете, я думаю, что в Москве что-то сделали с ним... Я почти в этом уверена.

В этот момент на улице прозвучал мотор полицейского УАЗика, и тяжелая рука участкового ударила в калитку дома.

 

Интермедия. Время обеда

Андрею, как лесничему, разрешалось отстреливать определенное количество дичи под собственные нужды, и он никогда не брал у леса слишком много. Этот растяпа браконьер заставил его потрудиться, однако на следующий день Андрей  проснулся бодрым и отдохнувшим. Лесничий вышел на охоту рано утром. Сегодня он намеревался отнять жизнь у молодого оленя. Убивать животное нужно было одним метким выстрелом, чтобы ему не пришлось мучиться. Андрей хранил одежду, в которой выходил на охоту, вместе с еловыми ветками, чтобы звери не учуяли его запах. Обоняние у них было гораздо лучше зрения. Мягко ступая по хвойнику, Андрей подобрался к небольшому ручейку, возле которого было немало оленьих следов. Лесничий остановился метрах в пятидесяти, лег в засаду и достал манок. Громкий звук прозвучал в лесу, и где-то в отдалении, как показалось Андрею, он услышал ответ. Теперь оставалось только ждать.

Бывший военный легко мог находиться в засаде долгое время, ведь прежде ему приходилось охотиться на двуногих зверей. Через час Андрей увидел, как к ручью подошел совсем юный олененок. Лесничий положил на спусковой крючок указательный палец. Именно этот краткий миг нравился Андрею больше всего. Миг перед тем, как живое станет мертвым. В этот миг он чувствовал настоящую власть. Олененок начал растерянно оглядываться в поисках источника звука. И тогда Андрей выстрелил.

Пуля вошла животному в шею. Олененок дико закричал и захлебнулся кровью. Он бросился обратно, под спасительные кроны деревьев, но Андрей знал, что далеко олень убежать не сумеет. Можно было не торопиться.

Лесничий подошел к умирающему животному. В глазах олененка был ужас, на черных губах клочьями висела кровавая пена. Андрей покачал головой и достал длинный армейский нож. Старый и верный друг, который не дает осечек. Какой-то краткий миг Андрей смотрел на олененка, а затем присел на корточки и коротким выверенным движением перерезал ему шею. Кровь волной выплеснулась ему на руки, и бывший военный почувствовал возбуждение. Глаза олененка остекленели. Андрей не смог бы ответить в тот миг на вопрос, почему он не сделал контрольный выстрел. Однако, взваливая на широкие плечи тушу, весом не менее 80 килограммов, ответ он уже знал, и этот ответ его немного пугал. Просто ему нравилось убивать.

...Едкий пот заливал глаза, когда Андрей вышел на место, приметное ему по древнему раскидистому кедру. Под его тяжелыми ветками всегда было темно, как ночью.

- Эй, кушать подано! - прокричал он, и бросил тушу животного на землю, после чего сразу пошел прочь. Нет, он не боялся. Просто ему не нравилось смотреть на тех, кто выходит из леса.

 

Глава 6. Драка

Денис Авдеев вернулся из колонии для несовершеннолетних не так давно. Загремел он, как считал сам, по глупости. Срок ему пришили за групповое изнасилование, и сколько он не оправдывался на суде, что девка сама пришла к ним на хату, Дениса никто не слушал. Там, в колонии, у его задницы появилось множество близких друзей. Дениса насиловали, и надзиратели, которые на своей службе видели вещи и похуже, предпочитали этого не замечать.

Больше всего Денис боялся, что слухи о его жизни за решеткой протянутся за ним и на волю. Через полтора года малолетний преступник Авдеев вернулся в Бобыльск, деревню, где вырос. Страхи его оказались напрасными - местные пацаны зачислили его в авторитеты, из-за криминального прошлого Дениса.

У него были наколки, он умел, что называется, грузить базаром и щедро врал о своем тюремном прошлом. Больше всего ему хотелось отыграться за все те малоприятные воспоминания, которые останутся с ним до конца жизни.

- Ну и че, бакланы какие-то? Из города? Вот мы их и прижарим, - прищурившись, отвечал Денис, выслушивая быкомордого Вадика, того самого, который пытался отжать мобильник у одного из "волосатых". - Только подождем чуток, пока шнырялы обратно в округ умчатся, - Денис мало заботился о том, чтобы использовать тюремный жаргон правильно. Главное, чтобы речь звучала убедительно.

- Нагнем их по полной, - нехорошо усмехнулся Вадик, и сплюнул в пыль. Дениса при этих словах передернуло. Там, в колонии, его не раз «нагибали по полной».

 

Полиция пробыла в деревне не долго. Было видно, что слуги закона не слишком-то горят желанием разбираться в самоубийстве местного сумасшедшего. Нас с Вовкой расспрашивали по-отдельности. Потом, когда у нас появилась возможность обменяться парой слов, мы выяснили, что вопросы нам задавали одни и те же, и даже примерно в той же последовательности. Откуда приехали, зачем, почему пошли в лес ночью, и тому подобное. Поговорил участковый и с бабкой Авдотьей. Она не стала отпираться, призналась, что повстречала дурачка Коляшу, и посоветовала ему ступать в деревню. Ближе к вечеру страсти улеглись, тело самоубийцы увезли в районный морг. Наталья уехала следом, для того, чтобы "начать улаживать дела". Но мне отчего-то показалось, что ей просто не захотелось оставаться одной в огромном доме, который принадлежал ее странному безумному отцу.

- Как ты думаешь, у кого он просил прощения? - спросил я у Вовки.

- Не знаю, быть может, у своей дочери. А быть может, и нет. Мутная какая-то история, честное слово, - отозвался Вовка. Было видно, что и его вымотали события прошедшего дня и расспросы полиции.

Мы возвращались к дому Авдотьи, когда я услышал окрик:

- Эй, подружки! Почему такие красотки вечером гуляют одни?

 Я оглянулся и увидел, как к нам быстро приближается компания. Бегло успел насчитать, как минимум, человек пять. Сердце предательски принялось метаться во все стороны.

- Ты кастет взял? - спросил я у Вовки. Он отрицательно мотнул головой. Впрочем, я уже не был уверен в том, что кастет бы помог нам справиться с пятью крепкими парнями. Бежать было бесполезно. Нас бы тут же догнали и повалили. Мы развернулись лицом к хулиганам. Среди них я увидел высокого парня, стриженного под машинку. По всей видимости, это был их предводитель. Узнал я и парня, который пытался отобрать у меня мобильник. Непроизвольно нащупал телефон в кармане и сжал его.

Мне было очень страшно, мочевой пузырь, казалось, переполнился, а колени подогнулись. Я видел, как сжались кулаки у Вовки, и постарался ничем не выказывать своего ужаса. Они ненавидели нас только за то, что мы были не похожи на них. За сережку в ухе. За длинные волосы. За то, что любим слушать тяжелый рок. Я смотрел на самодовольное лицо бритого, которого про себя уже успел окрестить Глистом.

-Че, обоссались уже небось? Да не бойтесь, мы только так, побазарим, и все, - начал Глист, приблизившись к нам вплотную. От него пахло чем-то кислым. Этот парень вызывал во мне страх, смешанный с отвращением.

Остальные, не теряя времени, взяли нас в полукруг. Глист оглядел нас с ног до головы:

- Вы только посмотрите на себя. Вырядились, как бабы. Волосы отрастили. Не по-понятиям это, слышь? Вот ты мне ответь, зачем ты эти патлы отрастил? А? Я тебя спрашиваю, - обратился он ко мне, и толкнул меня в грудь. Я будто язык проглотил. Вовка быстрее нашелся с ответом:

- А ты зачем волосы сбрил? Или, может, они у тебя вообще не растут? - усмехнулся он. Высказывание это было не очень остроумным, но в сложившихся обстоятельствах любое проявление юмора выглядело как подвиг.

Глист осклабился и вытащил нож. Я дернулся, и чьи-то руки тут же схватили меня за плечи.

- Че задергались-то сразу, а? Я же вам услугу делаю. В парикмахерскую ходить не придется, - и он заржал мерзким, клокочущим смехом, точно в горле у него застряло что-то склизкое. Тут произошло сразу несколько событий. Глист двинулся ко мне, и парень, который держал меня, схватил и натянул мне волосы.

Тем временем Вовка выжидал удачный момент. И он наступил, когда Глист оказался на расстоянии полушага. Коротким движением мой друг вытащил руку из кармана, с зажатым в ней перцовым баллончиком, и выпустил в лицо предводителю жгучую струю. Нож выпал у того из рук, а парень, державший меня, от неожиданности ослабил хватку. Объяснять, как нужно действовать, мне не пришлось. Я прекрасно понимал, что иного шанса унести ноги у нас уже не будет. И мы с Вовкой побежали.

... Я тяжело дышал, в боку что-то кололо. Казалось, воздух стал тягучим и густым, он проталкивался в мои легкие с трудом. Вовка стоял рядом, широко расставив ноги. Я взглянул на наших преследователей, и с ужасом понял одно - на этот раз они не удовлетворятся оскорблениями. Им недостаточно будет даже ограбить нас. Их было пятеро, и они хотели убить нас. По крайней мере, именно так было в те мгновения, когда лица деревенских пацанов были перекошены злостью и азартом, когда они хотели одного - разорвать нас за дерзкую выходку с баллончиком. Неужели, думал я, это есть у каждого человека в крови, с самого начала времен - ненавидеть тех, кто не похож на других? Пути к отступлению не было - за нашими спинами в некотором отдалении уже начиналась река, потому, даже если бы мы смогли бежать дальше, то скрыться у нас бы не получилось. Я тоскливо подумал о том, что никогда за свою жизни ничего не ломал. Самая большая неприятность, которая случилась со мной, произошла в пятом классе - я отбил ноготь на большом пальце правой ноги. Вовка будто впал в ступор, он тупо наблюдал за тем, как они приближаются. Пацаны уже не бежали, они видели, что мы никуда не денемся. Тот, что был зачинщиком, бритый шакал с раздвоенным подбородком, гадливо улыбнулся и сплюнул. Расстояние между нами сокращалось. Мне вспомнилась присказка про мышь, которая может стать смертельно опасной, если ее загонят в угол. Я еще раз взглянул на Вовку, и удивился. Впервые на лице здоровяка читалась какая-то детская растерянность. Я соображал лихорадочно. Иногда ситуацию может разрешить одна фраза, произнесенная в нужное время. Я представил себе солдат, встающих из окопов и кидающихся в атаку, чтобы тут же попасть под пули. Одна-единственная фраза. То, что в крови у каждого человека. Мы ненавидим и боимся тех, кто не похож на нас. Я набрал в грудь как можно больше воздуха, и заорал:

- Бееееей их! Бей гопов!

И будто армия встала за нами. Вовка очнулся и с ревом бросился вперед, но я оказался еще быстрее. Мы выиграли несколько секунд. Бей их за право носить черную футболку с логотипом любимой группы. Бей их за всех униженных и оскорбленных. Бей их за всех убитых подростков. Я чувствовал, будто вся кровь прилила к моей голове и ударила молотом в мозг. В два прыжка я подскочил к предводителю и с размаху пнул его пяткой в пах. Ноги у меня всегда были сильнее рук. Это был единственный мой удачный удар в той драке, но какой! До сих пор я думаю, что эта безрассудная атака спасла наши с Вовкой жизни. Бритый завопил тонким голосом и согнулся пополам. В следующий миг другой парень заехал мне кулаком в висок. Очки слетели и больше я их уже не видел. Весь мир расплылся, я упал. Но тут уже подоспел Вовка. С сочным хрустом он сломал кому-то из неприятелей нос и ударил по ребрам предводителя, который уже начал подниматься. Кто-то схватил меня за ворот футболки и я попытался вырваться. Во рту чувствовался вкус крови. «Как все это неправильно, - стучала мысль у меня в голове, - бить друг друга, калечить и убивать. Глупо и неправильно. Нелепо».

 

Вся потасовка не заняла и минуты, и наверняка выглядела со стороны, как куча-мала. Никаких красивых киношных эффектов, никаких ударов в стиле Джеки Чана или Брюса Ли. Хватка парня, который таскал меня за футболку, исчезла. Вовка поднял меня и буквально поволок прочь. Мы бежали к реке. Что дальше? Мы забежим в воду, а эти ублюдки утопят нас, как котят? Кровь из рассеченного виска заливала правый глаз. И тут я заметил кое-что. Лодка! Конечно же, мы не могли видеть ее раньше. Кто-то будто решил спрятать ее здесь. Вовка схватился за узел крепкой пеньковой веревки, которой лодка была привязана к прибрежной коряге.

- Нет! Так ты только затянешь его крепче! - крикнул я, оттеснил друга и взял в руки узел. Голова уже начала наливаться свинцовой болью. У нас получится, мы успеем. Мы должны успеть. Пацаны, разозленные, как черти, неслись к нам по берегу.  Впрочем, я был уверен, что без предводителя уверенности у них поубавилось. Мне оставалось только надеяться, что его удалось надолго вывести из строя. Узел никак не поддавался. Ну же! Я вспомнил дедушку. Совместные походы на рыбалку. Смотри, говорил он. Этот узел называется рыбацкий штык.

- Быстрее! Быстрее, твою мать! - орал Вовка у меня над ухом. Думаю, он уже приготовился к последней битве, потому что не верил, что мы сумеем спастись. Но мы сумели. Скользящее двойное крепление... Я резко потянул один конец, и почувствовал, как узел распустился. В следующую секунду мы столкнули лодку, и уже по колено в воде, сумели забраться внутрь. Нам помогло течение, которое подхватило суденышко и понесло прочь. Мы были спасены. По крайней мере, на какое-то время.

 

Интермедия. Подземная лаборатория

- Образцы недостаточно чистые, - недовольно сказал Николай.

Вот уже семь месяцев он вместе с командой лучших ученых-биологов торчал в этой тесной лаборатории, которая располагалась под прикрытием мясоперерабатывающего комбината. Шел 1957 год, международная обстановка немного потеплела, но о завершении холодной войны не было и речи. Распоряжения, которые приходили сверху, часто были противоречивыми. Все шло вкривь и вкось, и у Николая было такое чувство, что скоро вся их работа перестанет быть кому-то нужной. Он не сомневался в том, что по всей огромной стране было разбросано немало таких заводов, в недрах которых велись разработки оружия массового уничтожения.

Им не хватало финансирования, Николай не мог поручиться за то, что скотомогильники с трупами животных, на которых испытывались разработки, были в достаточной мере надежными. Многие из ученых неделями не выходили на солнечный свет. Все работали в условиях повышенного напряжения и секретности.

Уже прошли успешные испытания межконтинентальной баллистической ракеты, которая сумела бы доставить ядерный заряд прямиком к Белому дому. Но здесь, в глубоких подвалах комбината, Николай с командой разрабатывал кое-что другое. Кое-что значительно хуже.

 

Интермедия. Охота продолжается

С Андреем что-то происходило, будто убийство браконьера сдвинуло в его мозгу тяжелую, обитую железом и заржавевшую дверь, за которой томился все это время зверь. И сейчас этот зверь жаждал новой крови. Он вспомнил двухтысячный год, грязный кишлак, куда они вошли с отрядом спецназа. Вспомнил он и чеченского мальчика, который был обвинен в причастности к террористической группировке. «Мы тогда применили водяную пытку, - подумал Андрей, - пытку, которую не способны выдержать и взрослые мужчины. Но мальчик, ему едва миновало пятнадцать лет, каким-то образом держался».

Тогда Андрей взял свой нож и отрезал мальчику уши. Он хорошо помнил, с каким сочным хрустом клинок входил в плоть, как кричал и вырывался маленький засранец. Помнил Андрей и другое – как вздыбился его член, когда он проделывал все это. Но несчастный мальчик и тогда ничего не рассказал солдатам, которые в итоге запытали его до смерти. Ему просто нечего было рассказывать. Теперь лесничий понимал, что ему нравятся эти воспоминания. И ему хотелось проделать это снова, пусть он пока и не признавался себе в этом.

Когда Андрей обнаружил пропажу лодки, это очень ему не понравилось. «Кто-то из этих гребаных деревенских выродков украл ее», - с изумлением понял он. Кто-то украл его лодку и отправился кататься. Андрей решил, что найдет негодников. Найдет и проучит как следует.

Лесничий снова выходил на охоту, и это доставляло ему невероятное удовольствие. Ведь охотиться он собирался на двуногую дичь. Он поднес к глазам бинокль и в сгущающихся сумерках увидел вдалеке, ниже по течению, огонек костра. Конечно же, он мог и ошибаться, но интуиция подсказывала ему, что именно там, возле костра, сидят эти вонючие маленькие воришки. То-то они удивятся, когда он придет к ним в гости. И Андрей, улыбаясь во весь рот, неторопливо зашагал к тому месту, где увидел костер.

 

Глава 7. Незваный гость

Течение быстро относило нас от берега, и я благословил эту реку за то, что она текла с такой изрядной скоростью. Еще бы немного, и мы бы попали к ним в руки. И тогда, а в этом я был абсолютно уверен, нас бы утопили. Я чувствовал себя счастливым, как и любой человек, которому удалось избежать смерти, и все остальные неприятности на этом фоне блекли и переставали быть значительными. Похоже, что Вовка тоже испытывал нечто подобное.

- А ты, оказывается, хороший кулинар – сказал он мне.

- Это еще почему? – не понял я.

- Вон какую яичницу ты приготовил, когда врезал тому ублюдку пониже пояса, - пояснил он.

Секунду я тупо смотрел на друга, а потом мы рассмеялись, и не могли успокоиться еще минут пять. Сказывалось нервное напряжение.

Потом Вовка решил оценить ситуацию. Лодка была моторная, но сам мотор мы завести не смогли бы. Для этого требовался специальный ключ. Зато внутри имелись весла. Друг, а после всего случившегося я не мог называть Вовку иначе, взял весла и выровнял движение лодки. Так мы плыли какое-то время, и когда решили, что уже удалились на безопасное расстояние, начали неумело подгребать к берегу. Сперва получалось плохо, но мы справились.

- Когда выберемся отсюда, с меня пиво, - сказал я. Мы загнали лодку в заросли камыша. Я уже мог почувствовать, как болит избитое тело, как саднят царапины, но расслабляться было еще рано. Нам обоим стало понятно, что возвращаться сейчас в деревню опасно.

- Ненавижу приключения, - отозвался Вовка, - про приключения интересно читать в книгах, пока ты сидишь в безопасности на мягком диване. А на самом деле, приключения – это, как правило, когда у тебя избита морда и тебе хочется жрать. Вот так я бы характеризовал наши гребаные приключения.

Я почувствовал, как заурчал желудок. В самом деле, я только сейчас понял, как сильно проголодался. Вовка по привычке вытащил из кармана пачку сигарет, увидел, что она размокла, и выругался.

- Вот гады. Фашисты. Из-за них ни одной сухой сигареты не осталось, - пожаловался он, и мы снова засмеялись.

Вовкина бензиновая зажигалка, впрочем, все еще работала, и вскоре нам удалось развести костер. Очень вовремя, потому что сумерки начали сгущаться, и от реки ощутимо веяло холодом. Мы решили, что погреемся у костра, а на утро заберем свои вещи из деревни и свалим из этой поганой дыры. Черт с ней, с практикой, местным фольклором, филологическим факультетом. И с армией, если уж на то пошло.

- Слушай, эти придурки, которые за нами гнались… Как ты думаешь, они такими и останутся? – неожиданно сам для себя, спросил я. Меня тревожил этот вопрос – кто из них вырастет? Чем они будут заниматься? И какие у них родятся дети?

Вовка подбросил в костер пучок сухой травы, невесело улыбнулся и ответил:

- Знаешь, я думаю, в мире полно придурков, которые плодят придурков. От этого никуда не деться. Я думаю, что они станут менее озлобленными, когда вырастут. Но сильно сомневаюсь в том, что поменяются внутри.

Я сидел, придвинувшись к огню почти вплотную, и сознавал то, что прежде жил в стеклянном мире, где со мной не могло случиться ничего плохого. Где никто не пытался убить меня или изувечить. Да, я жаловался на то, что никто не понимает меня, но теперь осознал, насколько были смехотворны эти жалобы. И насколько хрупким оказался мой стеклянный мир.

Быть может, нам с Вовкой удалось бы поговорить еще о чем-то в тот вечер, который плавно перетекал в ночь. Вспомнить детские страхи, рассказать пару анекдотов, посмеяться над нашими неприятностями. Но мы рано решили, что эти неприятности закончились. Кусты раздвинулись, и к нашему костру вышел человек. Я вздрогнул, потому что подошел этот человек практически бесшумно.

- Привет, засранцы. Вот, значит, кто угнал мою лодку.

Мужчина был широкоплечим, но невысоким. Под курткой защитного цвета обозначился живот, а на его висках проступила седина. Лицо мужчины, поросшее щетиной, не выглядело опасным. Так могло бы выглядеть лицо слесаря в шиномонтажной мастерской, или кондуктора в автобусе. Опасными выглядели его глаза, которые быстро бегали в глазницах. Безумные глаза.

- Мы можем все объяснить, - начал Вовка, но мужчина поднял карабин и наставил на него.

- Нет, ничего ты объяснять не будешь. У тебя и твоего приятеля есть шестьдесят секунд. А если вы не успеете унести свои задницы, то я проделаю в них пару новых дырок, - и он широко улыбнулся.

Я застыл соляным столбом. Мне не верилось, что после того, как мы едва спаслись от деревенских хулиганов, нас застрелит какой-то психопат, чью лодку нам пришлось угнать. Мужчина тем временем начал считать.

- Раз, два, три, – медленно, с нескрываемым чувством собственной власти и превосходства, считал он, - четыре, пять, шесть…

Челюсть у меня отвисла. Что за гребаный день, который никак не может закончиться? И, скорее всего, я бы так и стоял, если бы Вовка не понял, что мужчина не шутит. Он действительно хотел нас убить. Он охотился.

Вовка побежал первым, я последовал его примеру. От реки мы рванули в сторону леса. Когда мы стартовали, незваный гость уже успел досчитать до двенадцати.

Мне было холодно. Настолько, что казалось, будто моча в мочевом пузыре превращается в лед. Пот градинами выступил на висках и на лбу, катился по лицу, попадал в глаза, и от этого я совсем не мог соображать, куда бегу. Потому что он продолжал преследовать нас. Порой мне казалось, что я слышу его тяжелое звериное дыхание. Вовка бежал где-то рядом, ломился через кусты, перепрыгивал валежники. Ему приходилось хуже, чем мне - Вовка курил с начальной школы, и это сказалось на его легких. В голову прокралась маленькая грязная мыслишка, что шансов выйти живым из этой переделки у меня несколько больше, чем у него. На какой-то момент я потерял друга из виду - вероятно, он решил, что если мы разделимся, леснику сложнее будет нас догнать. Что же, в этом была доля правды. Оставался только один вопрос - за кем из нас он последует в первую очередь? Бока нестерпимо кололо, будто за ребра меня держал невидимый монстр, и его когти все глубже входили в мою плоть. Я, задыхаясь, привалился к ближайшему дереву. Мне показалось, что он отстал. Грудь моя вздымалась и опадала, изо рта текла слюна. В жизни еще никогда мне не было так страшно. Я прислушался. Он был где-то там, в темноте деревьев. Он подбирался все ближе и ближе, и тоже прислушивался.

Я прерывисто вдохнул и изготовился бежать дальше, и как раз в этот миг ствол молодой березки в каких-то десяти шагах от меня буквально взорвался. Выстрел прогремел над чащей, как гром. Я едва не обмочился от неожиданности и побежал, стараясь петлять, как заяц. Очевидным было одно - в погоне за нами двумя он предпочел сначала расправиться со мной, а уже после - с моим другом. С трудом я верил в то, что происходило - все казалось запутанным и плохим сном, когда через воздух приходится проталкиваться, как через воду. Меня настигала смерть.

Теперь я слышал его уже совсем близко. Казалось, ему достаточно было протянуть длинную руку, чтобы схватить меня за волосы. «Я не должен оборачиваться, - думал я, - не должен, потому что тогда точно врежусь в дерево, или споткнусь, зацепившись за какой-нибудь корень». Но этого не случилось. А случилось следующее - приклад карабина угодил мне ровно между лопаток. Мир разлетелся на тысячи острых осколков. Я почувствовал, будто мой позвоночник разломился пополам, и я угодил лицом в землю. Во рту сразу почувствовал вкус крови из разбитой губы. Я надеялся, что от боли потеряю сознание, и он просто убьет меня выстрелом в затылок, прервав таким образом нашу сумасшедшую гонку по ночному лесу. Но я не потерял сознание.

Он схватил меня за куртку и перевернул. Без очков я почти ничего не видел. К тому же, мокрые от крови и пота волосы прилипли к лицу, и я не решался сдвинуть их. Сердце было готово выпрыгнуть из горла, и это не какая-то паршивая метафора. Мокрый кровавый ком бился  совсем близко, и я понимал, что еще немного, и меня стошнит.

- Допрыгался бельчонок, - услышал я его хрипловатый голос. А потом он рассмеялся. Я лежал и не мог пошевелиться, а он стоял надо мной и смеялся. Нет, он не убьет меня сразу - возникла в мозгу жуткая догадка. Сначала он как следует помучает меня. Быть может, отрежет мне пару пальцев и заставит их съесть. А быть может, он не ограничится пальцами. "Тогда у Вовки будет больше времени. Возможно, ему удастся спастись", - подумал я.  

И внезапно я почувствовал, как что-то теплое льется по моему лицу. Что-то теплое и вонючее. Этот ублюдок ссал на меня! Он вытащил свой член и отливал, будто какой-то поганый пес. И тут я перешел черту. Я устал настолько, что удивлялся тому, как еще не умер от усталости. Страх, прежде стискивавший мне горло, уступил место отвращению и злости. Мне под руку подвернулась какая-то сучковатая ветка. Очень вовремя подвернулась. С воплем отчаяния я, что было сил, ткнул этой веткой туда, где по моему мнению, должен был находиться чертов кран этого монстра. И, судя по тому как он взвыл, я не промахнулся. "Ну все, теперь я точно труп, - как-то отстранено подумал я. - И, быть может, в порыве гнева он убьет меня сразу".

Лесник с размаху пнул меня по ребрам, и я явственно услышал их треск. Стало вдруг нечем дышать. Я лежал, судорожно хватая ртом воздух, когда это случилось. Когда Они вышли из леса.

Я потерял очки и потому не могу сказать наверняка, как они выглядели. То, что я могу сказать точно - они мало походили на людей. В первые мгновения я не понял, что произошло. Что-то обхватило лесника поперек тела, и я мог поклясться, что это походило на толстое бурое щупальце. Лесник заорал тонким, девичьим криком. Заорал так, что становилось понятно - случилось то, чего он боялся больше всего.

- Что выделаете! Я ведь всегда защищал вас! Я вас… кормил! – кричал он, надрывая голосовые связки.

Что-то потащило мужчину назад, к деревьям. Я старался не смотреть, боль пульсировала в моей черепной коробке. И смерть от пули в эти страшные для меня секунды казалась не самым худшим финалом. Лесник кричал так, что я иногда до сих пор просыпаюсь в постели от его крика. Никогда мне больше не доводилось слышать более отчаянного вопля. Из темноты между деревьями выходили новые и новые существа. «Как же хорошо, - думал я, - что я потерял очки». Если бы мне довелось увидеть их, а не расплывчатые силуэты в сумраке леса, я мог бы потерять рассудок. А потом они заметили меня.

Они столпились вокруг, нависли надо мной, и мой мочевой пузырь не выдержал. Я открыл рот, чтобы закричать, но из гортани раздавался только сиплый свист. И когда они коснулись меня, я потерял сознание.

 

Интермедия. Чрезвычайная ситуация

Это должно было произойти, рано или поздно. И когда это произошло, Николай не удивился. И, что важнее, не растерялся. На этот случай у него была специальная директива руководства. Красный индикатор на приборной панели мигал, и это могло означать только одно - что-то пошло не так. Они работали, послав ко всем чертям безопасность. Им нужно было показать результат, а когда сроки поджимают, слишком велика вероятность ошибки. И она произошла.

- Чрезвычайная ситуация! У нас чрезвычайная ситуация! - кричал какой-то молодой лаборант. Его голос был слышен в динамиках, которые выходили в рубку, откуда осуществлялся контроль. «Как его зовут? - подумал Николай, наблюдая за всем из-за толстого трехслойного стекла. - Впрочем, не важно. Уместнее было бы спросить - как его звали?» Потому что все они, согласно директиве партии, уже были мертвы, хотя еще не знали об этом. «Быть может, у партии и на мой счет есть соображения определенного характера», - подумал Николай. Он вспомнил о своей маленькой дочери, которая осталась жить вместе с матерью. Потом, глубоко вдохнув, как пловец перед прыжком с вышки, он нажал на серую, неприметную клавишу на панели. Никаких скрещенных костей и черепов на этой клавише не было, и, тем не менее, Николай хорошо знал о ее назначении.

На входе в лабораторный блок были установлены двери, которые ничуть не уступали атомным дверям на секретном объекте ГТС825 в балаклавской бухте. Эти двери весили не менее пяти тонн, и приводились в движение десятью мощными моторами. Для того, чтобы тяжеленные стальные створки полностью сомкнулись, требовалось около двух минут. И нажатием серой кнопки Николай привел этот механизм в движение, закупоривая подземную лабораторию. Намертво.

- На помощь! Помогите нам! У нас чрезвычайная ситуация! – надрывался голос в динамиках. К нему прибавились и другие голоса. В лабораторном блоке, нарастала паника, и Николай мысленно вознес молитву, благодаря Господа, что он здесь, а не там.

Моторы исправно работали, и двери, способные выдержать направленный удар крылатой ракеты, плавно и неотвратимо захлопывались. Они скользили по вмонтированным в укрепленный пол рельсам. Ничто и никто не смог бы выбраться наружу. По крайней мере, именно так Николай думал в те секунды. После полной герметизации блока, повинуясь все той же правительственной директиве, он был обязан пустить в блок смертоносный газ. Он надеялся, что смерть оказавшихся в ловушке людей будет быстрой.

К выходу из лабораторного блока шел длинный подземный коридор, освещенный  лампами дневного света. Каждый раз, когда Николаю доводилось проходить по нему, у него возникали ассоциации с угрюмыми больничными коридорами, по которым возят пациентов на каталках. «И иногда их везут ногами вперед», - невесело усмехался начальник лаборатории. Вот что напоминало ему секретный подземный блок. Большой склеп, где они играли со смертью. И доигрались.

На черно-белых мониторах он видел, как люди из зала, где проводились исследования, метнулись в коридор. Изображение было не четким, но даже так он видел, как они толкают друг друга, как затаптывают упавших.  

- Чрезвычайная ситуация! Помогите нам, здесь чрезвычайная ситуация! – кричал голос из динамиков. И он никак не замолкал. Парень продолжал звать на помощь все это время. Даже когда двери захлопнулись и пошел газ.

Николай знал, что, вероятнее всего, никто из двадцати семи человек не успеет добежать до выхода из отсека. Но на тот случай, если это все-таки произойдет, у него тоже имелось распоряжение. Он подключился к радиосвязи и отдал приказ солдатам. Если бы кто-то успел преодолеть коридор, его бы встретили автоматные очереди.

Этот крик – чрезвычайная ситуация – будет сводить с ума Николая многие годы. Крик молодого лаборанта, чьего имени он не знал. И которого он убил. Как и всех остальных. Впрочем, Николай не мог поступить иначе. То новое биологическое оружие, которое они разрабатывали, могло натворить много бед во внешнем мире. Поэтому в случае, если в ходе исследований произойдет сбой, оружие надо запечатать в подземном саркофаге. Не оставив ни малейшего шанса на то, что бактерии поднимутся на поверхность. Но они поднялись.

 

Эпилог

Я чувствовал себя так, будто меня пережевал, а потом высрал питбуль, и в первые секунды пробуждения не мог думать ни о чем, кроме боли. Нет, она не была нестерпимой. Боль то усиливалась, то стихала, и я лежал, переводя дыхание. Только спустя несколько минут я понял, что жив, и испытал огромное облегчение. Память восстановила последние события – безумную погоню в ночном лесу, где я был дичью, и что-то еще… Что-то в самом конце этой погони. То, что вспоминать мне не хотелось.

Я попытался пошевелиться, и позвоночник пронзила такая вспышка, что я вскрикнул. Надо мной был, кажется, потолок. Все перед глазами расплывалось, что было не удивительно – очки я потерял. Но, судя по всему, я находился в больничной палате. И это была лучшая новость, на какую я только мог рассчитывать.

Вскоре медсестра заметила, что я очнулся, и позвала доктора. Лица его я не мог различить, но голос меня успокаивал. Доктор рассказал, что дела мои, конечно же, плохи, но могли быть значительно хуже.

Три сломанных ребра, компрессионный перелом позвоночника, сломанный нос, и, конечно же, многочисленные ссадины, синяки и ушибы. Внутренние органы, что удивительно, не пострадали, и я даже сумел пошутить, что при таком раскладе был бы дорогостоящим товаром на черном рынке. В больнице я провел уже три дня, не приходя в сознание.

После обеда в тот же день приехал Вовка. Ему сообщили, что я пришел в себя, и он примчался. Друг рассказал мне многое из того, что частично объясняло события, случившиеся с нами в глухой деревеньке Бобыльск.

Рассказ его начался с погони в лесу. Вовка, по его словам, решил отвлечь лесника на себя, чтобы у меня появился шанс сбежать. Я сомневался в столь благородных мотивах его поступка, но спорить не стал. Ему действительно удалось сбежать и даже добраться до деревни, где он тут же всех поставил на уши. Не знаю, как ему это удалось, но, по всей видимости, парень был слишком возбужден и перепуган.

Искать меня отправились через несколько часов, с собаками, но нашли только под утро, недалеко от того места, где повесился дурачок. Сперва решили, что я мертв, но Вовка, опять же, по его словам, первым подбежал и проверил сердце. Я был жив, хотя и сильно избит.

Но наиболее интересная часть его рассказа была вовсе не о моем спасении. Ему удалось кое-что вытянуть из Авдотьи Никитичны. И от сказанного кожа у меня покрылась мурашками.

Много лет назад на мясокомбинате случилась авария. Вроде бы, что-то в цеху взорвалось, из района приехала комиссия. Деревенские знали об этом мало. Но, когда все улеглось, мужики с завода начали болеть. И одним из них был муж Авдотьи. Это была не обычная болезнь. Все начиналось с небольших язв, они появлялись подмышками и на сгибе локтей. Потом поднималась температура, и люди буквально сгорали на глазах. Большинство умерли в течении первых трех месяцев. Авдотья Никитична обмолвилась, что жены и родственники пытались жаловаться, и даже какой-то журналист-правдолюбец приехал в деревню, чтобы написать об этом статью. Но вскоре тело этого журналиста, отекшее и раздувшееся, нашли со вспоротым животом в речке, как предупреждение – держите рот на замке, если не хотите, чтобы с вами случилось то же самое.

Однако умерли не все. Некоторые начали меняться. Авдотья не могла, или не хотела объяснять, что именно с ними происходило, но перемены эти были значительными. Настолько, что несчастные отказались оставаться в деревне среди других людей. И однажды они просто ушли в лес.

С тех пор прошло около пятидесяти лет, успело смениться два поколения. Те, кто помнил те события, иногда, на свой страх и риск, приносили в лес еду и теплые вещи, как Авдотья. Но большинство жителей деревни чувствовали, что к чаще им приближаться не стоит.

Я рассказал Вовке без утайки, как именно погиб лесничий, и вместе с другом мы договорились о том, что будем держать это в секрете. В каких бы существ не переродились бывшие заводские рабочие, они спасли мне жизнь. И это, пожалуй, пугало меня больше всего.

Практику, конечно же, мы оба завалили, но мне каким-то чудом удалось удержаться на факультете, а Вовка ушел сам. Пошел служить в морфлот, и вернулся из армии еще более нахальным и мускулистым, чем был раньше. Я тоже оставил филфак, но двумя годами позже, перешел на заочное обучение, потихоньку начав осваивать программирование сайтов, и со временем добился в этом деле неплохих результатов.

Упоминание о Бобыльске я встретил только раз, когда искал в интернете информацию. Случайно наткнулся на заметку о программе государственной поддержки, в которой название деревни упоминалось мельком. Там говорилось, что жителей переселяют в новые районы Тюмени. А как же лес, спросите вы? Да, я и сам был удивлен таким «совпадением». В другой заметке говорилось, что из-за неосторожного обращения с огнем лес, считающийся заповедником, выгорел дотла.