Последний танец. Закат

Закат всегда прекрасен в своем великолепном явлении. Переливающиеся оранжевые, ярко-желтые, красновато-багряные оттенки, напоминающие лепестки распустившихся роз в королевском саду, притягивают взгляд, завораживают, освобождают мысли от бренной чепухи и тревоги.

Состояние, когда душа сотрясается и вопит от бессмысленного потока вопросов и размышлений, сводящихся в итоге к спорам и ставкам, наступит ли завтрашний день, отпускает бьющийся в страхе рассудок.

            Закат будто руки.

Тонкие, еле видимые, расплывающиеся в последних лучах уходящего на покой солнца. Руки в изящных кремовых перчатках, в которых отражается преспокойная гладь бескрайнего моря, нежно прикасаются к поверхности холодной кожи. Длинные пальцы с аккуратными, чуть различимыми ногтями и сухожилиями, вены практически не заметны, будто их и нет на этом полотне. И они тянутся, дотрагиваются лица, обжигая его шелковым, приятным, пульсирующим теплом.

Они способны увлечь за собой, заставляют закрыть глаза и отключиться от внешнего мира, полуразрушенного и уничтоженного ненавистной войной, отдавая себя бесконечности, в которой тело растворяется на миллиарды крупиц и магических сфер.

            Она безмерно любит эти мгновения.

            Ты помнишь..?

 Время, когда произошла эта встреча, давно прошло, но оно было, несомненно, и до сих пор является одним из самых лучших времен моей жизни, которая прервалась так внезапно. Существовать было невероятно тяжело до того момента, пока не появился ты.

            Но сегодня заката не будет.

За окном бушует буря.

Холодные, пронизывающие порывы северного ветра вырывают верхние ветки произрастающих сквозь потрескавшийся асфальт деревьев, от которых отходят на вымощенную плитами дорожку длинные черные тени, а потом бросает их в нещадно вывших собак у запертых входных ворот. Те, злобно клацая челюстями, убегают, прячутся за колесницами, сверкая голодными и жалобными глазами.

Тревожная и непроглядная тьма, расплываясь, проникает в каждый отдельный кирпичик возвышающего здания, видоизменяя в потоке проливной небесной манны его облик до неузнаваемости и делая его устрашающим. Чужим, словно из книжки с детскими страшилками и легендами предстал замок темного правителя, в котором, скорее всего, путников ожидает неминуемая погибель от лап его подданных. Туман с улицы пытается протиснуться в замок сквозь плотно замкнутые ставни. Дождь барабанит по стеклам, не переставая, напоминая раздающиеся в затягивающей тишине выстрелы из огнестрельного оружия.

Вокруг спокойно и тревожно одновременно. Крыльцо, словно одряхлевший старик, дышит, поскрипывая сочленениями досок под порывами ветра снаружи. Оно тоже ждет. Ждет, когда же в очередной раз наступит утро, чтобы подарить ему новую, пускай и горькую надежду. Безнадежную надежду, уже наполовину превратившуюся в отчаяние. Сколько дней прошло с того момента, как это началось? А может и не дней вовсе. Месяцев, лет? В этом месте время всегда останавливается. Более того, это самое время, скованное лишь корпусом часов, будто перестает существовать, стоит лишь переступить врата, освещенные кроваво-алым светом фонаря над входом.

 Город-крепость Анадеви с беломраморными стенами. Начало отвратительно мерзкого лета, которое принесло для его жителей только слезы, боль, потери, а так же полное обнищание в связи с мобилизацией, объявленной уже давно расставшимся с жизнью королем.

Одуряющие запахи цветущих яблонь и вишен, мелко сработанная брусчатка в отражающих небо лужах, на которые наступают каблуки военных сапог делегации, прибывшей сюда на первые переговоры с премьер-министром главного совета по единственному вопросу: быть перемирию с Сархардом или же нет. Это достаточно глупое решение, ибо всему городу уже давно известен ответ, который лежит на поверхности, за ним не следует ехать на другой конец страны, уничтоженной междоусобицами, как и не следует  искать пророков и гадалок.

            Ответ в лице предводителя кровавых скориан, лидера этой группки всевышних, господина Хьюберта Гислейна, сама любезность во всем, гостеприимный хозяин, даже разрешил новоприбывшим гулять по городу, правда, под присмотром своих озлобленных подопечных, которым только и дай повод размахивать жалом.

Предупредительный собеседник, с ним, однако, очень сложно договориться – эта текучая змея не давал никому спуску в бесконечных дипломатичных упражнениях. Всем было известно о прескверном характере этого военачальника, лидера альянсов.

Своенравный и дерзкий, кидающийся злыми и оскорбительными словечками в каждого встречного, но на удивление спокойный, собранный и хладнокровный, когда дело доходит до поручений. Он палач, рубящий с плеча всех непокорных.

Отчасти, его можно понять, ибо таков закон любого противостояния – не хочется возвращаться с войны ни с чем, но и своим делиться - желания нет, даже если угрожают оружием. Война, разгоревшаяся в связи с непокорством одной из сторон целостного государства, поделила реальность Терры на тех, кто отчаянно воевал ради безукоризненной победы и установления полного контроля над территорией, и тех, кто, упав лицом в грязь, продолжал обороняться, уже зная, что обязательно останется в числе побежденных.

Мерцающие огни бегают по вымощенным золотыми узорами стенам, разноцветные лампы, придающие стоящему повсюду дыму удивительные бледно-голубые, фиолетовые краски, завораживают. 

От пола к потолку, извиваясь и вводя в какой-то торжественный транс, поднимается  изящная музыка скрипки, веселая и задорная. Достаточно тихая и низкая мелодия, сложно разобрать, какие еще инструменты аккомпанируют.

В самом разгаре достаточно редкое событие в окрестностях Анадеви – бал.

Роскошный зал переполнен.

Людьми, конечно же. Раздаются разговоры, серебряный и чистый девчачий смех, шепот, шелест юбок и негромкое постукивание каблуков. Сердца такие хрупкие, словно стеклянные, внутри нарядных фарфоровых кукол, зовущих себя «леди». Они всего лишь легкомысленные глупые существа, не способные ни на что, кроме собирания вульгарных сплетен и мечтаний о своем единственном принце. Их не заботят конфликты и противоречия государственного масштаба, оттого, наверное, становится противно – тем, кто не ведал ужасов репрессий, никогда не понять реалии современного мира Терры, в котором все с замиранием сердца ждут установление единственной диктатуры дракона.

Войдя внутрь, вы встретите мстителей-одиночек, блуждавших, словно грешные твари, в поисках ночи. Войдя внутрь, вы не увидите потемневшие пятна крови на рубашках, отрубленные по локоть руки, горящие ненавистью глаза, вываливающиеся из орбит в поисках ненавистного противника – они не выставляются здесь на осуждение, однако именно таковыми являются души всех присутствующих.

  Почти всех.

 Каждый из них по-своему уникален, каждый запросто расскажет историю, которая может перерасти в письменный роман, сценарий театрального представления и покорить «блуждающих в свете дня».

Она стоит у стены, разглядывая гостей скучающим, чуть высокомерным взглядом прищуренных изумрудно-зеленых глаз, которые горят безразличием. Маска неприступности – сквозь нее сложно было рассмотреть какие-то человеческие эмоции на лице принцессы. Шуршание шелков церемониальных парадных одежд, бесконечные представления – все это ей быстро наскучило, а от любезностей даже болели губы.

Казалось, все, что ее окружает вокруг в данный момент – сплошная ложь, пространственный карман, заполненный холодными, обжигающими иллюзиями. От этого на душе, такой крохотной, становится жутко и больно, словно она вся покрыта гниющими язвами, лопающимися от незначительных действий и неосторожных слов.

Хочется  вновь стать маленькой девочкой, спрятаться под одеяло так, чтобы никто никогда не видел ее напуганных глаз и тихого, срывающегося плача. Было желание сжать ладони в кулаки и, разбежавшись, удариться со всей силы лицом о стену, чтобы забыться, не помнить этого всего вновь.

Завитые огненно-рыжие волосы с алым отливом свободно ниспадают на хрупкие, приоткрытые плечи, которые ощущают морозящую прохладу. На ней атласное алое платье с позолоченными рюшками и вставкой белой кожи на подоле. Просто она не любит напыщенные официальности, шикарные наряды и сложные прически. Чуть завитая челка ниспадает на лоб, прикрывая редкими прядками левую часть лица. Тонкие, бледные руки скрещены на груди. Жест, выдающий беспокойство и то, что творилось за этой маской равнодушия.

Кассандра похожа на дикую вишню, на ее бледно-розовые воздушные цветы с тонким ароматом, что-то изящное, хрупкое, невесомое, но стоит до него дотронуться, как оно начинает осыпаться и растворятся в порывах легкого ветерка, дующего откуда-то с востока, где восходит полыхающее оранжевое солнце.

Оркестр отыгрывает уже далеко не первый танец, однако к ней так никто и не подошел. Неудивительно, до подходящей к горлу тошноты знакомая ситуация. Наверное, девушка и не ждала. На любопытные, опасливые, презренные, жалостливые, чуть завистливые и реже – восхищенные взгляды она давно перестала обращать всякое внимание, хотя иногда ей действительно хотелось плакать от бессилия.

Вся эта безликая толпа людей, ровным счетом, не знающая ничего о ней и ее семье, кроме неправдоподобных слухов и сплетен, - всего лишь пустое место в неторопливо бегущей жизни одной одинокой наследницы престола враждующей со столицей страны.

 Они знают – можно просто определенно смотреть на человека с примесью любопытства и жалости, как делают все в округе, а потом отводить взгляд, стоит посмотреть им в глаза в ответ с вызовом, с немым криком «Неправда!». Наверняка, каждый из этих анахоретов без лиц и предыстории, при этом думает: «Как она может просто стоять здесь и улыбаться людям, прибывшим сюда с целью пролить кровь, зная, что совсем скоро весь ее город будет раздавлен тяжелой артиллерией, а она сама умрет?».

Хочется закрыть глаза и заткнуть уши, не дышать пару сотен лет, пропустив мимо себя этот поток речей, ломающих уверенность в себе на тысячи осколков, которые разлетелись прямо под ее ногами обжигающим ледяным ковром. Она убита изнутри бесконечным ожиданием конца и стремлением исправить неисправимое, свернув с предначертанного пути туда, где за пределами неба танцуют далекие затуманенные звезды.

Что взять с нее? Да, она лидер крепости Анадеви, ее путеводная нить, красная королева чудной страны боли и страдания, повидавшая на своем коротком веку столько жуткого, неправедного, жестокого и беспощадно-мерзкого, что любой другой человек на ее месте давно бы уже проклял весь белый свет лишь за свое рождение в эти беспокойные времена разрушения и убийств. Разделив ношу верховного главнокомандующего вооруженными силами, она не изменила своей истинной хрупкой природы, а ведь по сущности являлась обычной девушкой двадцати шести лет, с мечтами и инстинктами, не отличавшими ее от других таких же девушек этой Вселенной.

А ведь совсем недавно рыжеволосая леди Фрайт могла позволить себе смеяться.

            Могла позволить себе долго любоваться, как за линией горизонта беспощадно утопает в искрящейся всеми цветами радуги воде, все еще обжигающее кожу солнце, олицетворяющее для нее прекрасное божество, повернутое лицом к далекому поднебесью.

              Закат...

 - Разрешите вас пригласить, - мягкий голос, чуть приглушенный из-за грохочущей музыки, с львиным мурлыкающим акцентом истинного жителя Сархарда, отвлекает рыжеволосую принцессу от рассуждений, заставив вздрогнуть от неожиданности и, надо сказать, искреннего удивления. Девушка пошатнулась, сделав осторожный полушаг, прижавшись к холодной стене зала и с любопытством осматривая своего партнера.  

Он высокого роста – молодой человек, чуть преклонившийся перед ней. Атлетически сложен и до невозможности, мальчишески красив. Черты его приятны и достаточно четко выделены при свете играющих ламп. Волосы, достаточно длинные, удивительно белые, напоминающие настоящий обжигающий снег, доходят до поясницы, но большая их часть перевязана и уложена на плече. Миндалевидные глаза – серо-голубой, больше уходящий в естественно-синий, цвет стали и зеленый, прикрытый копной прикрывающей лицо челки. В его взгляде горят озорные огоньки, чуть затуманенные ожиданием ответа и усталостью от всей этой напыщенной суеты праздника.

Не так часто можно встретить человека с гетерохромией, да еще и альбиноса - в этой черте его внешности было что-то совершенно внеземное и загадочное, словно незнакомец, с чуть лукавой улыбкой, являлся представителем высшего мира, ангелом в человеческом обличии, лишенном всяких недостатков и грехов, которыми так любили блистать приезжие гости.

На нем был дорожный плащ более мягкого пепельно-серого оттенка золы, с крупными выгравированными пуговицами и вышитыми на плечах золотыми узорами, красные сапоги для верховой езды.

Точно. Кажется, он носит благородное имя династии Сея. Таинственный сопровождающий делегации мистера Хьюберта Гислейна, никогда не принимающий участия в решении вопросов, он просто несет его знамена, что по черноте превосходят даже безмерно холодную душу скорианы.  

Белый костяной Ворон делает ход, и белая пешка рассыпается осколками пыли, уносясь в небесную гладь. Ход. Принцесса, она словно героиня не нашего времени, скитающаяся по своей замерзшей пустыне, ошибаясь, падая, разбиваясь. Куда же делся тот холодный расчет и маска презрения? Неужели враг так искусен, чтобы растопить ее сердце, полное осколков льда?  

На секунду замерев, Кассандра неожиданно для себя улыбается в ответ молодому человеку, продолжая пристально смотреть в его большие, глубокие глаза, погружающие ее в состояние, напоминающее гипноз. Он склоняется в поклоне, она, отвернувшись чуть в сторону и опустив стыдливо глаза, приседает в реверансе, подобрав кончик подола платья пальцами.

Девушка чувствует жар, поднимающийся откуда-то изнутри, по внутренностям, к ее щекам, заливающимся легким, но таким живым румянцем. Зазвучали первые торжественные звуки вальса, напоминающие тревожные удары набата. Осторожно, словно боясь обжечься, она вкладывает свою чуть подрагивающую ладонь в ладонь таинственного господина, позволяя закружить себя в танце. Его вторая рука опускается ей на талию, едва ее касаясь. Разные глаза достаточно мягко и сосредоточенно осматривают рыжеволосую принцессу, однако мертвенный лед его длинных пальцев выдает всю напряженность, словно юноша боится этого танца не меньше самой Кассандры.

            Леди Фрайт смотрит через его плечо, стараясь не соскользнуть по грани. По той тонкой грани игры в безразличие между ними, за которой ни ее, ни его не ждет ничего кроме катастрофы и грандиозного провала. Она слышит каждый стук сердца своего партнера, он так близко,  что по всему телу пробегают мурашки, но это уже совсем не страх.

            Огни зала проносятся перед глазами, музыка заполняет собой погруженный в туман зал, и все вокруг, что так противно молодой наследнице, кроме сжимающей ладонь теплой руки, беззаботной улыбки и собственного отражения в ясных глазах, кажется таким неважным, нереальным и тусклым, словно находящимся с другой стороны матового зеркального покрытия. Кончик платья выскальзывает между пальцев рыжей бестии, и рука сама ложится на его плечо.

Мелодия идет вверх, а пара самозабвенно продолжает кружиться в этом вальсе, не касаясь мрамора пола, словно рядом нет толпы, не сводящей с них изумленных, восхищенных взглядов. Не замечая, как затихают разговоры и замирают танцующие гости. Он, держащий Кассандру в своих объятьях, словно она его собственность. Она, смотрящая на него, словно он единственный человек во всем белом свете. 

И в этот миг, такой трепетный и до невозможности обреченный, никто почему-то не вспоминает о том, что эта хрупкая девушка с длинными развевающимися волосами, напоминающими полыхающие языки пламени – та самая наследница уже формально не существующей крепости, которую уже завтра на рассвете снесут бомбардировщики с Сархарда, а парень с чуть растрепанными белоснежными волосами – взявшийся невесть откуда посланник Бога,  предрешивший исход конфликта и следящий за действиями премьер-министра.

            - Господин…Гленд? Гленд Сея? - чуть раскрасневшаяся Кассандра поднимает голову, взгляд полыхающих изумрудных глаз все время бегает по очертаниям новоприбывшего гостя, к которому она не испытывает презрения и той жуткой ненависти. – Это же ваше имя?

- Верно, - сощуривается Ворон, и его бледное лицо освещает одна из красных ламп. Чувство легкости и окрыленности, такое ощущение, будто тело живет собственной жизнью – жизнью этого последнего танца. – И, я прошу прощения за свое невежество. Могу я узнать ваше имя, миледи?

- Кассандра. Кассандра Фрайт.

- О, принцесса! Мое почтение… - наивный взгляд, чуть испуганный, но от этого молодой альбинос кажется только милее, невиннее и привлекательнее. Искра смятения, сменившаяся восторгом и нескрываемым уважением к находящейся в его власти девушке.

Этот танец – вальс, сопротивление Огня и Льда. Красная королева, она не ведала пощады, жалости, верности, обещания так безжалостно изувечили ее душу, но сейчас она позволила себе забыть. Воительница, победительница – ей не суждено понять, что это его руки топят в своих бесконечных льдах остатки ее мира, развалившегося, словно карточных домик, превратившегося в пепел. Правитель королевства зеркального льда смотрит свысока только в одно зеркало на одного человека, на того, кто никогда не преклонит голову, не падет проигравшим. Усмехается, глядя в горящие глаза своей королевы и осознавая, что становится лжецом, играющим с собственной совестью.

Что произошло в тот момент, как зазвучали первые ноты вальса? Мистер Сея подошел к Кассандре Фрайт, той самой нерешительной наследнице престола, одинокой и пугливой девчонке, которая даже не подозревает, что он не подписал никакое соглашение, убив всех делегатов. Ворон на миг взглянул в его сторону, что-то незнакомое было в этом взгляде – гнев? Обвинение? Презрение? Несомненно, это многозначительное сопротивление, длящееся от силы пару секунд, являлось тем самым очагом неповиновения, которое могло перерасти во что-то большее, чем просто оценка противозаконных действий.

Этот взгляд – спусковой крючок, а принцесса – его оружие.

Лидер скориан отдал бы все, только чтобы осознать в ту минуту, что именно крылось за его холодными, кукольными глазами, но понять он не успел, потому что пара уже начинала танец, все вокруг затихли, заворожено наблюдая за ними.

Гислейн, вздохнув, никем незамеченный, ушел из зала, набрав в легкие обжигающий воздух, полный отвратительной влажности, вызывающей кашель. Сейчас, когда остались считанные часы, смотреть на счастливые улыбки обитателей крепости, слышать лживые слова поддержки, произнесенные устами беловолосого мистера Сея, становится невыносимо.

Почему? Почему именно так? Этот вопрос неосознанно, снова и снова собирается в шестеренках его сознания и сводит с ума, потому что он не мог ответить на него стандартными фразами. Почему именно он должен самоличное разрушать такое хрупкое счастье кого-то, кто даже не знает о существовании проблемы?

Просто потому, что должен – это вечный ответ.

Просто потому, что клятва.

-Тогда будем танцевать весь этот вечер! – с ликующим всхлипом повторяет вполголоса беловолосый юноша, сжимая в своих объятиях девушку. – И…обязательно станцуем в следующий раз, ладно?

- Знаете, было бы здорово танцевать вот так всегда-всегда… - Кассандра мягко улыбается в ответ, закрывая глаза и приподнимая подол длинного платья, сама того не замечая, она склоняет голову ему на грудь. Вокруг него непривычный цветочный аромат…это запах орхидеи? Он близко, слишком близко, нарушая все правила: этикета, дружбы, приличия, но Кассандра испытывает удивительное безразличие, потому что никто никогда не смотрел на нее так, никто не решался протянуть руку, пригласив на единственный в ее жизни танец. Прикосновение слишком личное, как и весь этот вальс, являющийся уже чем-то большим для их обоих. – Гленд.

- Да, конечно!

Пусть она и знает, что следующего раза больше никогда не будет. Их время стремительно уходит, его осталось слишком мало…но…

Может, и вправду, однажды все изменится?

        

- Кассандра, а давайте полюбуемся закатом завтра вечером?

- Если завтра настанет.

             Для нас – да.