Por una Cabeza

Неоновые цифры часов в исследовательском центре показывали 20:19. Среди заботливо объятых полумраком пустующих рабочих мест выделялось небритое мужское лицо, превращаемое в бледную маску светом широкого монитора. Этот свет выхватил также из вечерней мглы несколько листов бумаги на столе, украшенных стройными рядами длинных чисел, покоящуюся рядом пачку сигарет с надорванной прозрачной плёнкой, клавиатуру, напоминающую плитку молочного шоколада, подсоединённую проводами к компьютеру небольшую коробку с индикаторами, весело подмигивающими жёлтым.

Лицо отдалилось от монитора. Глаза его обладателя оказались прикрытыми. За плечами были длинные дни кропотливой работы над тем, что было представлено теперь на экране обрывками невнятных строк программного кода.  Единственное, что отделяло их автора от заслуженного отдыха, – это пока не нажатая клавиша «Enter», которая заставила бы заклинания кода выполнить своё предназначение.

Выскочило 20:20. Нужная клавиша была нажата. Монитор предъявил подтверждение об исправной работе кода. Индикаторы на коробочке стали зелёными. Принтер, стоящий неподалёку, уютно урча, выплюнул обновлённую сводку данных, в заголовке которой значилось: «AI3972J».

Монитор погас. Бумаги с цифрами убраны в кожаный портфель. Пачка сигарет, освобождённая из плёночного плена, перенеслась в карман твидового пальто. Помещение огласилось скрипом открываемой двери и последовавшим за ним грохотом её закрытия.

Зелёные огоньки на маленькой коробке одиноко мигали в кромешной тьме.

***

Джеймс поспешно расставлял на белоснежной скатерти столовые приборы. Скоро должна была прийти Ирен, а он всё путался, с какой стороны правильно класть вилку, а с какой – нож. Справившись, наконец, с этой задачей, он подошёл к зеркалу. Оттуда на Джеймса взглянул молодой мужчина в наспех поглаженном костюме с тёмными взъерошенными волосами и едва проступающим румянцем на щеках – взглянул и безмятежно улыбнулся. Затем он засунул руку в карман пиджака и торжественно извлёк оттуда маленький замшевый футляр, протянув его на слегка подрагивающей ладони в раскрытом виде вперёд, к своему предзеркальному близнецу. Внутри что-то призывно блестело, и Джеймс быстро захлопнул футляр, словно испугавшись растерять всю изысканность его содержимого.

Они познакомились несколько месяцев тому назад в городской библиотеке. Никогда до этого он не встречал женщин, самозабвенно читающих Пенроуза. Под прикрытием Кафки он целый час наблюдал за тем, как её тонкие пальцы переворачивали страницы увесистой книги; как она, устав напрягать глаза, обрамлённые колючими на вид ресницами, долго искала в сумке и достала из неё очки; как эти очки потом съезжали на кончик её вздёрнутого носика и как она их нетерпеливо поправляла; как она, по-детски закусив губу, выписывала неряшливым почерком в тонкую тетрадь что-то из книги, про значительность которой Джеймс уже давно не думал. Когда её колючие глаза оторвались от книги и рассеянно описали в пространстве кривую, задержавшись на нём, Джеймс сдвинул брови и, изобразив предельную сосредоточенность, начал хаотично перескакивать по строкам повести о мерзком насекомом, когда-то бывшем человеком. Повесть нисколько его не захватывала, но ему в конце концов пришлось погрузиться в её содержание, поскольку, вновь подняв глаза, он встретил её насмешливый и изобличающий взгляд. Спустя некоторое время, она бесшумно ушла. А через несколько дней Джеймс увидел её в библиотеке опять. На этот раз она ничего не читала, а лишь писала что-то в той же тонкой тетради. Когда она встала и начала укладывать тетрадь в сумку, с гладкой поверхности стола скатился карандаш, которым она писала. Джеймс вышел из своего кафкианского укрытия и поднял его, охрипшим от волнения голосом сказав:

– Вы уронили…

Она посмотрела на него, слегка сощурив глаза, отчего те стали ещё более колкими, и, сдержанно улыбнувшись, ответила:

– Меня зовут Ирен. 

Вспоминая их знакомство, Джеймс прохаживался по гостиной от зеркала до стола и обратно. Рассеянная улыбка, поначалу широкая, в конце концов оставила лишь зыбкий отпечаток на его лице. В задумчивости он поправлял края чистой скатерти, переставлял на стеллаже фарфоровые фигурки, привезённые из Голландии, проводил кончиками пальцев по шероховатой обложке старинного сборника немецких новелл, проверял серебристые запонки на рукавах, снова поправлял скатерть… Вдруг он резко остановился и с возгласом «Чуть не забыл!» метнулся к стилизованному под граммофон проигрывателю, на котором уже стояла виниловая пластинка с песнями Карлоса Гарделя. Заиграло танго «Por Una Cabeza».

Джеймс вернулся к зеркалу и попытался пригладить непокорные волосы. Почему-то внезапно стало очень душно. Он ослабил бабочку. Это не помогло. Сильный вздох отдался болью где-то между рёбрами. Звуки танго стали неразборчивее, голос аргентинского певца звучал словно через толстый слой ваты, стремительно становясь ниже, уходя в протяжный гул. Не в силах держаться на ногах, Джеймс опёрся руками на обрамление зеркала.

Головокружение.

Темнота.

***

Прошлой ночью в исследовательском центре случались перебои электричества из-за небывалой силы грозы.

Мужчина с измученным небритым лицом пробирался между столов, за которыми трудились люди в белых халатах. Он небрежно бросался приветствиями, протягивал руку для пожатия и всё время прижимал к груди незакрытый кожаный портфель, из пасти которого норовили выпасть кипы бумаги. Наконец добравшись до своего рабочего островка, он грузно опустился в кресло и несколько секунд сидел с отсутствующим взглядом.

– Мартин, ты слышал, ночью электричество шалило? – обратился к нему из-за соседнего стола белобрысый молодой человек.

Мартин не сразу выделил из робкого рабочего гомона своё имя и повернулся к юноше спустя несколько секунд:

– Что? Ах да, мне уже сказали на входе. С нейронными скоплениями в лаборатории всё в порядке?

– Да, можно не беспокоиться, там вовремя сработал генератор.

– Вот и хорошо, – тихо произнёс Мартин и снова начал смотреть перед собой, даже не освободив руки от портфеля.

– Что-то неважно ты выглядишь, – не унимались с соседнего стола.

– Да вчера двенадцать часов подряд работал над нашим AI. Вечером запустил алгоритм, посмотрим, сработает ли долговременная память или он всё на оперативку будет переходить.

Мартин бросил взгляд на коробочку у монитора. Он переменился в лице.

– Срочно подойди сюда, – процедил он, вперив взгляд в тёмный параллелепипед.

– Что случилось? – спросил белобрысый уже почти рядом с креслом, в котором сидел Мартин.

Индикаторы на коробочке горели красным.

***

Джеймс очнулся. Он не мог пока открыть глаза, до него доносился невнятный шум. Сообразив, что с минуты на минуту должна прийти Ирен, он попробовал сесть. Не получилось. Тогда он решил начать с малого – пошевелить рукой. Даже эта задача оказалась ему не под силу.

 Джеймсу стало страшно. Он вспомнил своего отца, который последние годы своей жизни провёл в инвалидной коляске.

«Ну уж нет», – подумал Джеймс и попытался всем своим существом толкнуться вперед, чтобы сесть. Никаких изменений.

Вдруг Джеймс осознал, что он не лежит. Он не сидит и не стоит. Ему нечем это делать. Захотелось закричать. И он не смог обнаружить свой рот. Нет ничего: ни головы, ни рук, ни ног, не туловища, ни глаз, ни ушей…

Как же хотелось закричать!..

Постепенно где-то впереди появилось светлое пятно. Оно начало принимать непонятные очертания, клубиться, двигаться. Внезапно Джеймс распознал в этих расплывчатых формах две огромных головы. Он захотел отскочить от них, но в очередной раз осознал своё бессилие. Головы стали видны совсем чётко: одна – с растрёпанными поседевшими волосами и напряжённым небритым лицом, изборождённом морщинами. Вторая – со светлыми короткими волосами, близко посаженными водянистыми глазами на бледном лице. Джеймс затаил дыхание, которого не было, и подумал о том, что уже преставился, а над всем миром, оказывается, властвует не какой-то единый бог, а целых две гигантских головы.

– Ничего страшного в том, что они красные, нет! – сказала голова с водянистыми глазами.

– А я вот не уверен, – пробубнила растрёпанная голова.

– Просто нейронная сеть находится в режиме ожидания. Наверняка её вчера перемкнуло из-за отключения электричества, – продолжала веселым тоном белобрысая голова.

– Придётся её перезапустить. У тебя есть отвёртка? Нужно снять заднюю крышку и нажать на кнопку «Reset», тогда всё должно заработать.

– Сейчас принесу, – сказала вторая голова и шмыгнула куда-то вверх. В опустевшем пространстве рядом с первой головой, всё ещё внимательно смотревшей прямо на Джеймса, тот увидел край стола, заваленного бумагами. Затем первая голова отодвинулась, и можно было разглядеть туловище, на которое она была посажена. Это туловище, облачённое в белый халат, безвольно опиралось на широкую спинку кресла. Голова смотрела куда-то в сторону.

Вернулся обладатель второй головы с отвёрткой в руках.

Первая голова сказала:

– Отлично! Я посмотрел в компьютере – все данные в сохранности, так что перезапустим наш замечательный искусственный интеллект прямо с теми же данными, на которых его отключило.

Вторая голова кивнула и приблизилась к Джеймсу. Изображение начало дёргаться и кружиться, на мгновение он увидел огромное помещение с десятками людей, сидящими за компьютерами и электрическими приборами. Затем на него полетела поверхность стола, и Джеймс захотел зажмуриться. Глупая попытка.

Сзади слышался лязг и шорох. Внутри что-то дёрнулось.

Темнота.

***

– Ну, вот и всё! – весело сказал белобрысый, поставив коробочку в нужное положение.

– Угу, – промычал Мартин, удостоверившись, что она снова мигает зелёными огоньками.

– Каковы первичные результаты? – спросил юноша.

– На выходе мы получаем адекватные данные, сеть хорошо справляется с обработкой той информации, которую мы ей скормили. Например, на смоделированную ситуацию об оказании элементарной помощи вроде открытия двери или поднятия упавшей вещи она не выбирает вариант с игнорированием ситуации. Ещё на инпут с набором  элементов какой-либо культуры она отвечает выбором аналогичных элементов, например, на данные о культуре Латинской Америки отвечает выбором музыки танго. А ещё…

– Мартин, подождите! – прервал впавшего было в лихорадку энтузиазма учёного молодой человек. – Посмотрите на эти числа!

– Что такое?

– Как? Вы не видите? Это же так называемая поздняя медленная волна!

Несколько секунд учёные смотрели друг на друга молча. Мартин первым прервал молчание и, прочистив горло, нервно засмеялся:

– Ой, да брось! Такого не может быть! У искусственного интеллекта не может быть сознания. Это просто коробочка и код – больше ничего! Он всего-навсего даёт нам верные ответы, мы не ставили задачей эксперимента создать сознание, это невозможно! Мы всего лишь проверяем механизмы работы памяти и обучаемости, всё!

– Но… Вы же видите эти числа… – робко сказал юноша.

– Это артефакт! Это просто фикция! Сто раз уже такое бывало. Да у простых мушек-дрозофил больше сознания, чем в этом наборе букв и железа!

Белобрысый молодой человек молча кивнул и вернулся на своё рабочее место. Мартин ухмыльнулся, посмотрев ему вслед:

– Фантазёр!..

***

Джеймс вздрогнул, ощутив на лбу холод зеркала, к которому он прислонился. Резко отпрянув от него, Джеймс уставился на своё отражение.

– Por una cabeza…

– Por una cabeza…

– Por una cabeza…

– Por una cabeza…

Вовсю заливался Карлос Гардель, повторяя одну и ту же фразу – пластинку заело. Джеймс направился к проигрывателю. Занеся руку над граммофонной иглой, он замер.

«Искусственный интеллект», – зловещим басом пронеслось в его голове.

По спине Джеймса пробежал холодок, захотелось срочно сесть, хотя бы на пол. Не успел он до конца оценить всё происходящее, как в дверь постучали. Почему-то совсем не хотелось открывать. Всё ещё с протянутой к граммофону рукой, он сверлил взглядом дверь. Стук повторился, более настойчиво.

– Por una cabeza…

– Por una cabeza…

Гардель продолжал смаковать пресловутую строчку.

Джеймс сглотнул, потому что в горле возникло ощущение неприятного кома. Он попытался ухватиться за мысль, которую всё силился додумать, но она ускользала от него, а он не особо резво стремился к ней. 

Вместе с очередным стуком из-за двери послышался женский голос:

– Джим, опять у тебя звонок сломан! Открой дверь, я слышу, что ты там! Что опять за детские фокусы?

Джеймс с опущенными плечами отправился к двери и вяло открыл её. Он моментально очутился в объятиях Ирен. В мокром пальто, источая через его холодную ткань тепло, она прислонилась влажной прохладной щекой к его виску и прошептала:

– Почему ты у меня такой странный?

Джеймс отстранился от неё с каменным лицом и, не глядя ей в глаза, произнёс:

– Проходи, я сейчас вернусь.

Повернувшись к ней спиной, он услышал позади её вздох и подумал о том, что на самом деле её сейчас там нет. Сейчас за его спиной был только звук, но больше – ничего. Сейчас он обернётся и увидит зияющую пустоту. Он медленно начал поворачивать голову, но уже краем глаза выхватил копну светлых вьющихся волос. Она там.

Джеймс, отчеканивая шаги, направился в свою комнату и упал навзничь на широкую кровать, глядя в потолок. Прокручивая в сознании всё то, что он видел в те ужасающие несколько минут, он боялся подойти к ядру, подытоживающему всё это. В какой-то момент в нём зародилась слабенькая, искалеченная надежда, что вся его жизнь – не иллюзия, а тот эпизод с двумя головами был всего лишь плодом его воображения. Но чувство реальности, испытанное им в те минуты мгновенно убило эту надежду, которая даже не пыталась сопротивляться.

Джеймса не было долго. Ирен нерешительно постучалась и приоткрыла дверь в его комнату. В образовавшуюся щёлку были видны очертания её пушистых волос, подсвеченных сзади торшером со стороны гостиной. Дверь открылась до конца, и её проём явил стройный женский силуэт в тёмно-красном платье, настолько красном, что даже в темноте это можно было различить. Она подошла к Джеймсу, не отрывающему глаз от потолка. Он шептал ослабевшими губами:

 – Всё сон… Всё… Ничего нет…

Ирен присела на край кровати и провела рукой по смолистым густым волосам Джеймса.

– Опять ты начитался своих философских трактатов, – ласково сказала она, коснувшись губами его высокого лба.

Внезапно Джеймс посмотрел на неё.

  – И тебя нет, – прошептал он. Его нижняя губа дрогнула.

Затем он резко отвернулся в другую сторону и судорожно сжал руками простыни.

– Глупый Джим,  – как ни в чём не бывало продолжала Ирен гладить его волосы, – пошли танцевать. Я пластинку перезапустила.

Она потянула его за теперь безвольно свисающую с края кровати руку и с озорством говорила:

– Вставай, меланхоличное моё создание, мы сейчас выбьем из твоей головы эту ерунду!

Джеймс поднялся с кровати и последовал за ней. В гостиной Гардель спасся из порочного круга зацикленности и продолжал петь.

Она стояла перед ним, такая пленительная, такая нарядная, такая живая… Вот её нежные губы двигаются, она что-то щебечет, поправляет прядь волос, спавшую ему на лоб, она дышит, от её рук исходит человеческое тепло, колючие ресницы вздрагивают. Теперь она кладёт его правую руку себе на талию, начинает плавно двигаться под аргентинское танго. Вот она приближается, он чувствует, как её волосы щекочут ему щеку. Её ладонь в его левой руке то толкает его назад, то утягивает за собой. Она танцует, она говорит, она улыбается, она прижимается к нему, она опаляет его своим дыханием, она смеётся, она говорит, она танцует.

Её нет.

– Уходи, – тихо сказал он, резко прервав танец глядя на носки своих лакированных туфель.

Она непонимающе улыбнулась. На её лбу проступила морщинка.

– Уходи, – повторил он.

– Джим, милый, – начала она было нежно, кладя длинные руки ему на плечи. Он схватил её за запястья, сжал их, оставляя алые следы, и прошипел:

– Ни слова больше! Вон!

На её глазах проступили слёзы.

– Но я же тебя… – решилась она произнести.

Джеймс не дал ей договорить, схватил за локоть, повёл ко входной двери, стараясь заглушить собственным криком «Пошла прочь!» её причитания и всхлипывания.

Когда дверь за ней захлопнулась, он ещё слышал, как она плачет, повторяя:

– Глупый Джим, глупый…

Спустя несколько минут раздалось удаляющееся цоканье её каблуков.

***

Решение было одно: положить этому конец. Джеймс стоял на табурете и закреплял на крюке, с которого до этого была снята люстра, верёвку с петлёй. До момента, пока его шея не оказалась в круге, очерченном петлёй, он вёл себя с крайней деловитостью, словно обустраивал комнату новым декоративным элементом вместо люстры. Но критический момент настал. Страшно. Но надо. Выбор между насмехающейся иллюзией и правдивым ничем должен увенчаться в пользу последнего.

Один шаг вперёд. Петля затянулась на шее, в которой что-то хрустнуло. В ушах возник неприятный шум. Джеймс не мог совершить ни вдох, ни выдох. Сильная боль пронзила его всего. Вот-вот должен наступить конец. Ещё пару секунд и …

Конец не наступал. Джеймс стоял у табурета и смотрел на своё болтающееся в петле тело с выкаченными глазами и высунутым языком. Опыт с таблетками привёл к тому же эффекту: Джеймс очнулся рядом со своим – уже вторым – распростёртом на кровати телом с остекленевшими глазами. Выпрыгнув из окна, Джеймс поднялся рядом со своим третьим мёртвым двойником, лежавшим прямо на проезжей части, но не успел отойти на тротуар, из-за чего его сбила машина, которая также не принесла облегчения: уже пятый Джеймс быстро скрывался в людской толпе.

Он перерождался так, как программный код перезагружается при очередной ошибке. Бессмертие в несуществующем мире – какая ужасная ирония!

***

Раннее утро в исследовательском центре начиналось, как обычно. Молодая уборщица, подвязав пышные волосы белым платком, очищала обитель науки. Сейчас она владеет всем этим пространством, а не нервозные людишки в белых халатах с синяками под глазами.

Она остановилась у одного стола, чтобы перевести дыхание. Внимание её привлекли бумаги, оставленные кем-то на виду. Поставив швабру с ведром рядом и присев в удобное кресло, девушка углубилась в чтение.

– Одни непонятные числа!.. – всплеснула она руками, посетовав, что, оказывается, наука не такая захватывающая, какой её изображают в кино или в романах. Она так огорчилась, что не заметила, как задела рукой коробочку, мигавшую зелёными огоньками, которые лишь на одно мгновение сменялись красными.

Коробочка пошатнулась, оторвалась от сковывающих её с компьютером проводов и упала прямо в стоявшее рядом ведро с мутной водой. Молодая уборщица вскочила с кресла, вытащила коробочку из ведра, озираясь, вытерла её тряпкой и поставила на место, подсоединив к ней наугад провода.

Не убирая оставшуюся часть помещения, девушка быстро скрылась.

***

Чуть позже, когда рабочий день был в разгаре, у стола одного из исследователей началась небольшая суматоха. Из гомона вырывались обрывки фраз:

– Не мигает!...

– Невозможно починить…

– Всё насмарку!

– Увольте эту Ирен, она со своей уборкой нам все проекты накроет!

Но паника была преувеличенной, поскольку спустя несколько минут выяснилось, что данные, полученные за срок, отведённый маленькой коробочке с уже потухшими индикаторами, оказались достаточными для дальнейшего этапа исследований.

Учёные поругались, покурили и успокоились. Отслужившая коробочка с наклеенной на неё этикеткой  «AI3972J» отправилась на склад и больше никогда оттуда не извлекалась.