Снегурочка

 

Из командировки мы возвращались вдвоём, я и Мишка – инженер-наладчик с нашего завода. К своим тридцати годам он слыл отличным специалистом, а по совместительству убеждённым сердцеедом.

Харьковский железнодорожный вокзал шумом и многолюдной толчеёй красноречиво намекал – не всё потеряно, шанс уехать и встретить Новый году дома у нас есть.

Вся надежда была на Мишку. Более авантюрной натуры, не обременённой ложными стеснениями и культурно-бытовыми комплексами, в нашей харьковской компании не было. Вот кто-кто, а Мишка без билета точно не останется, ну и я рядышком с ним, за компанию.

Мы разделились. Мишка отправился «решать вопрос» с билетами, а я, толкая ногами наш багаж, медленно полз в длиннющей очереди за пирожками с мясом. Пирожки заканчивались – давали не более двух в руки. Моя очередь ещё не подошла, когда я увидел Мишку с ребёнком на руках. Он что-то вкрадчиво, наклонив голову и лукаво сощурившись, говорил молодой симпатичной девушке, глядящей на него сияющими от счастья глазами. Девушку нельзя было не заметить – в своей белой шубке и белой меховой шапке она смотрелась ярким пятном радости.

«Кого-то встретил, – подумал я, – родственницу что ли?»

Мишка бережно передал девушке ребёнка, она поставила мальчишку рядом, порывисто обняла Мишку, поцеловала и быстро, с чемоданом в одной руке и с ребёнком в другой, поспешила в сторону перрона.

Мишка обалдело смотрел ей вслед. Медленно провёл рукой по расцелованной щеке, зачем-то понюхал ладонь, затем сделал в её сторону нерешительный шаг, затем второй, более уверенный и побежал. В три шага догнал девушку, галантно перехватил из её руки чемодан, она взяла на руки мальчишку, и они втроём почти бегом скрылись за дверью под большой вывеской «Выход к поездам».

– Родственница? – подозрительно спросил я подошедшего Мишку и уступил перед собой место в очереди. – Что с билетами? Достал?

Мишка победоносно посмотрел на меня и достал из кармана два билета:

– Держи. Новогодний подарок от Снегурочки.

Насладившись моим непониманием, он неторопливо, делая многозначительные паузы после каждого предложения, рассказал:

– Подхожу к кассе, очередь человек сто. В самом конце стоит молодая женщина с ребёнком, ну ты видел её, в белой шубке. Симпатичная такая. Пацанёнку её года три-четыре. Я подхожу и так вежливо спрашиваю, а почему вы, женщина с ребёнком, без очереди билеты не берёте. Не пускают, отвечает она. А пробиваться к кассе – так вещи деть некуда. Растерянная такая, но смотрит на меня подозрительно, мол, я ей сейчас предложу за чемоданчиком присмотреть, а сам его сопру.

– Короче, – поторопил я его, – очередь подходит.

– Короче… Спрашиваю, куда ехать, а она мне – в Уфу. Уфимский проходит здесь через день. Осталось пятнадцать минут до отхода, представляешь. Она отчаялась на него попасть и уже решила, что будет брать билеты на послезавтра и ночевать две ночи на вокзале. Одолжите, говорю я ей, мальчика на пару минут. И не дожидаясь ответа, поднимаю с пола пацана, сажаю на руки и бегом к кассе. Кричу – пропустите, я с ребёнком. Пришлось, конечно, кое-кому крепко ноги оттоптать. Но билеты взял… Ей до Уфы, а нам до Одессы. А ты говоришь, родственница. Бери выше. Я может десять минут был отцом её ребенка, считай законный супруг. Жаль, что судьба разводит в разные стороны… А что тут, с пирожками?

– Пирожки с мясом, две штуки в руки. Ты стой, не убегай, возьмём четыре.

Подошла наша очередь, Мишка забрал последние два пирожка. Сегодня его день.

Затоварившись на последние деньги в гастрономе, мы сели в подошедший поезд.

Было поздно, в вагоне все спали. Уворачиваясь от вылезших в узкий проход из-под тонких колючих одеял и сероватых простыней ног, ещё в Новосибирске одетых в носки, безуспешно стремящихся, блестя заскорузлыми пятками и растянувшись скатавшимися резинками, освободить сонного хозяина и всех окружающих от своего пахучего присутствия, мы нашли свои места. Поезд тронулся.

В вагоне было тихо. Железнодорожная тишина плацкартного вагона – это нескончаемый проигрыш заезженной пластинки, где на фоне бесконечного стаккато большой терции заунывного перестука колес назойливо проскальзывает лязгающий звон буферов и ярко, самобытно звучит импровизационный храп пассажиров.

Мишка разлил из шкалика в стаканы с подстаканниками водку, а я аккуратно очистил от прилипшей фольги плавленый сырок «Дружба» и, солидарно поделив его пополам, положил посередине столика.

– Ну, поехали! – во всех смыслах многозначительно сипло прошептал Мишка.

Мы чокнулись, он в два глотка с удовольствием выпил и, не выдыхая, отщипнул маленький кусочек плавленого сырка, забросил себе в рот и задумчиво прожевал.

– Какая девушка… – с нескрываемой тоской в голосе выдохнул наконец-то он и, разочарованно посмотрев в пустой стакан, перевёл мечтательный взгляд на мутное окно.

Я кивнул в ответ.

– Всё, решено, – как бы размышляя вслух, опять заговорил Мишка. – Завтра на вокзале беру билет на ближайший поезд и еду в Уфу.

– Сомневаюсь, – усмехнулся я. – Ни имени, ни фамилии… Где искать?

– Пацана Колькой зовут… Да, сплоховал я… Даже имени не узнал. Дурак! Вот если бы я её нашёл – замуж взял… Вместе с Колькой, – добавил Мишка, убеждая меня в своих благих намерениях. – А что? Нормальный пацан, будет мне за сына. Сначала разведусь, найду её и женюсь. Или наоборот. Сначала найду, а потом разведусь и всё равно женюсь.

Вместе с последним кусочком «Дружбы» кончился наш символический ужин. Осталось только перекурить перед сном, уснуть и проснуться за двадцать минут до Одессы, пока поезд не въехал в санитарную зону и можно ещё успеть нажать на подпружиненную педаль в туалете и полюбоваться мелькающими шпалами через открытое жерло нержавеющего унитаза под оглушающий близкий грохот колёс и пронизывающий ледяной сквозняк наружного воздуха.

Перекур был коротким. Зимний тамбур лучшее место для разговоров, которые длятся не дольше выкуренной сигареты.

– Я знаешь, что придумал, – задорно, глотая окончания слов затараторил Мишка, – я завтра прямо с вокзала поеду в аэропорт и полечу в Уфу… Представь. Прибывает поезд, она с Колькой выходит на перрон, белая шубка, белая шапочка, Снегурочка моя ненаглядная, а тут я с букетом красных роз …

– А рядом муж, – в тон Мишке продолжил я, – метра два ростом, косая сажень в плечах и без чувства юмора…

– Да ну тебя, – надулся Мишка, потушил сигарету и пошёл укладываться спать.

Громко хлопнула вагонная дверь, вернувшая нас из холодного прокуренного тамбура через отсек с неистребимым запахом вагонного туалета в тусклый склеп плацкартного вагона, выдохнувшего нам в лицо многодневный вдох спёртого и жаркого воздуха живых человеческих тел.

Легли молча. По мечтательному лицу Мишки можно было только догадываться как далеко на север улетели его новогодние мечты.

После месячного отсутствия Одесса встретила холодом и робким солнцем. О Снегурочке ни я, ни Мишка вслух не вспоминали.

Казалось, всё – растаяла Снегурочка, не дождалась даже весны. Сделала нам подарок и растворилась в снежной метели.

Приехали мы в Одессу очень рано. Даже слишком. Мишка торопился домой – сюрпризом, как снег на голову, без телеграммы и предупреждения. Хотели даже купить цветы, но денег осталось только на троллейбус.

Сюрприз удался. Дома его не ждали. За столом на кухне сидел молодой человек с ухоженной бородкой и в майке.

– А это что за Дед Мороз? – удивился Мишка, разглядывая на госте свои домашние тапочки.

– Это же Алтухов, одноклассник мой, – быстро объяснила жена, – в командировку приехал, вот зашёл навестить.

– А почему в майке?

– Так, это самое, из Сибири он. Говорит жарко здесь у нас.

Мишка не верил ни единому её слову. Ему было обидно и досадно. Хотелось мордобоя и скандала.

«Тапочки мои, гад, надел. Из Сибири он, видите ли. Жарко ему… Дед Мороз залётный, – проносилось у Мишки в голове».

Впервые в жизни он попал самую дурацкую ситуацию из самого пошлого анекдота. И, вообще, измены, по его глубокому убеждению, он прощал только самому себе. И чем чаще, тем искренней.

Не говоря более ни слова, Мишка вытащил из шкатулки с отложенными на мебель деньгами двести рублей, прихватил с пола свою дорожную командировочную сумку и вышел на улицу.

Такси быстро несло Мишку в аэропорт. Ясное солнце обещало лётную погоду.

Сказка продолжалась. Согласно жанру, возникали, конечно же, всяческие мелкие препятствия. Например, из Одессы в Уфу никогда самолёты не летали. Но разве это могло уже Мишку остановить?