Дорога На Юго-Запад - 12 Глава: Про Шевчука

Когда весна уже ощутимо вступила на питерские просторы, приключений, скажу прямо, не стало больше, не стало и меньше. Как-то раз мы с Шепой поехали сдавать предусмотрительно скопленную ранее стеклотару. Осуществив своё намерение и добавив немного «прайса», где-то в одном из «винников» центрального района купили три «батла» «Тарибаны» – белого добротного, по советским меркам, «крёпа» (креплёного вина). «Раздавив» (распив) один, отложили остальные на следующий день, ибо у нашего 10-го «Б» намечалась поездка на стрельбище, в рамках школьной военной подготовки, под Старый Петергоф. Я заботливо перелил свой батл в солдатскую флягу, и решил, на месте отстрелявшись «потрезвяку» (без спиртного в голове), после спокойно влить его в себя, и поехать на намечавшийся в ДК им. Дзержинского (что на Старо-Невском проспекте) акустический сейшн «ДДТ». На железнодорожной станции «Старый Петергоф», куда все мы приехали на электричке, наш класс ждала пара стареньких автобусов «Паз», готовых нас довезти до намеченной цели. Когда мы уселись в них и поехали, Петруха, «севший на хвост» Шепе, и сам он, не откладывая щекотливое дело в долгий ящик, сразу приговорили имевшийся у них батл. Доехали до стрельбища, благополучно отстрелялись, и тем же маршрутом вернулись к станции. Эти двое, разгорячённые «вайном», стали мне навязчиво предлагать «продолжение банкета» с моим то бишь участием, и, разумеется, батлом, на что получили быстрый и внятный, в шутливой, конечно, форме, отказ. Впрочем, я предложил им в ответ составить мне компанию – прогуляться в близлежащую рощицу, где неспешно намеревался залить внутрь свою драгоценную флягу. Они же, думаю, втайне всё-таки надеясь, что из её содержимого что-нибудь достанется и им, переглянувшись, послушно пошагали за мной. Погода как нельзя максимальнее способствовала распитию: было по-весеннему свежо, и новизна окружающего мира буквально сочилась из-за каждого деревца, стоявшего вместе с остальными, такими же, пока ещё голыми подругами, и, как мне тогда показалось, с радостью и восторгом наблюдавшими за вышеупомянутым процессом (хотя дереву, конечно, и не свойственны подобные чувства). Погуляв и вдоволь нарезвившись под сенью этого гостеприимного лесочка, мы двинули к дому. В электричке меня достаточно «развезло», и я, выйдя на «Сосновой Поляне» (попутчики поехали дальше), позвонил Сашке «Балтике», чтобы подъезжал в «час икс» на троллейбусную остановку у моего дома, где я, в его ожидании, намеревался немного отдохнуть и по возможности хоть сколько-то протрезветь. Когда Балтика вышел прямо на меня из троллейбуса, я, если честно говорить, чувствовал себя всё ещё не так, как этого требовали «суровые реалии» тогдашней жизни, но уже и не так пьяно, как этого, быть может, желал какой-нибудь ущербный мент, чтобы, прикрываясь законом и формой, безнаказанно пошарить в моих тощих карманах. Балтика сказал, что купил в достаточном количестве бутылочного «Жигулёвского», я же попросил его помочь мне дойти до дома. Подремав на диване минут тридцать, как это позволяло время, я поднялся, «выдринчал» (выпил) два батла пайва, и, вместе с «Жигулёвским» и Балтикой, (именно он меня и разбудил) выдвинулся к метро «Площадь Мира», где была забита стрела с остальными. Пригубленное дома пиво свой эффект оказало ещё в дороге, усугубив моё и так не совсем транспортабельное состояние. Посему, собрав последние силы, я добрёл с моими попутчиками до нашего чердака на улице Плеханова, где они решительно собирались, скажу прямо, догнать меня по «определённым параметрам», а может быть, и перегнать (у них это никогда «не ржавело»). Но мне, честно говоря, это, и ещё многое-многое другое, было уже полностью «до лампочки». Попросив «преследователей» оставить мне всего лишь батл «Жигулей», и задремав на деревянном настиле среди чердачного керамзита, я блаженно, по-детски вырубился. Они разбудили меня, когда выпили всё, что у них было, но батл пайва всё же стоял прямо перед моим носом. Взяв его в руку, и почувствовав себя значительно лучше после последнего «привала», я пошёл уже бодрее, держа путь вместе с остальными к Невскому. Пока я шёл, бутылка потихоньку опустела, и неизбежный, как карма, эффект (это же была не вода!) себя долго ждать не заставил. Пока ехали в троллейбусе до Старо-Невского, я опять ощутимо «поплыл», чёрт побери (и это притом, что пьянею я гораздо медленнее остальных моих сотоварищей, и вообще большинства выпивох)! Смешение различных напитков – вот то, что, несмотря на свои неоднозначные последствия, я также неотвратимо, вновь и вновь использовал в бесконечных процедурах и обрядах распития. Вот и сейчас: круг Сансары сделал свой закономерный, 777-й оборот. На нужной остановке мы, кто как, соответственно, «вышли» и направились к окружённому уже ментами и поклонниками ДК. Я тоже «подошёл» поближе, и в тот самый момент толпа, подхватив меня, как мне забавно показалось, вместо знамени, просто внесла в прохладный вестибюль, где я, стоя у пошатывающейся колонны, мог спокойно и как-то отвлечённо наблюдать за бегающими бабульками и ментами, пытавшимися безуспешно воспрепятствовать классической массовой вписке. Потом я решил, что было бы неплохо найти тихое место в зале, и спокойно там подремать до хотя бы минимального протрезвления. И, поскольку мне параллельно хотелось ещё и поприсутствовать на самом сейшене, я выбрал в ещё не заполненном помещении четвёртый ряд от сцены, и благополучно там приземлился. Сел – и, тут же, проснувшись (настойчиво растолкал меня Мартын), понял, что просто проспал всё действо напрочь. Разбудивший же меня стал горячо шептать мне на ухо: «Пойдём с Шевчуком знакомиться!» Я же, изрядно сомневаясь в целесообразности предприятия, «тормозил» (медлил), и, если честно, желал больше продолжить «общение с Морфеем», нежели вообще с кем бы то ни было знакомиться. Но Мартын не унимался. Я же, не видя другого продолжения для заканчивающегося вечера, поднялся, слегка пошатываясь, с откидного, потёртого матерчатого кресла, и медленно потопал за кулисы, к гримёркам. Да, тут хочу, по привычке, кое-что уточнить. Поскольку я, сколько себя помню, живу с Музыкой в голове (с Музыкой в голове – это значит, что алгоритмы и мотивы Музыки в моей голове постоянно крутятся и играют), считаю Её, само собой, чем-то очень своим, близким и родным. Это также вполне естественно распространяется, в моём представлении, и на тех, кто в своё, предназначенное для каждого из них, время, записал Её в ноты, аккорды, или песни. Да, именно, в большинстве случаев, записал, а не написал. С одной стороны – увы, с другой – напротив, прикольно. Ведь, как я это очень быстро понял, подавляющее большинство так называемых авторов классических песен русского (и не только) рока, в общем, мало того, что сами не понимали смысла написанных ими же произведений, и, создавая их, вкладывали на самом деле совершенно другой (мягко говоря), да ещё в реальной жизни представляли из себя нечто убогое и посему закономерно комичное. Однако, эти, для меня весьма существенные аспекты бытия, самому мне подчас вовсе не препятствовали прямо и просто вступать в разговор с кем бы то ни было из таких, нередко известных и почитаемых в народе, артистов. Для меня все всегда были равны, особенно перед Лицом Самой Музыки, радовавшей нас изо дня в день подобно тому, как мама веселит своих детей новыми забавами и играми. И, в противовес расхожим представлениям о «крутости», я имел своё, очень простое: всё зависит от самого человека, от его внутренней красоты или безобразия, и это не перебить никаким «прикидом» (внешним видом), и прочими похожими регалиями. Сейчас, в современных, видоизменённых (только лишь) категориях, это и ещё, быть может, «лайки», «просмотры», а также прочая стадная интернетовская хрень. Настоящая же «Крутотень» – это когда ты постоянно и чётко придерживаешься эффективно действующих в реальной жизни принципов, не взирая на то, какое количество людей рядом с тобой им следует или не следует. Попробуй осуществить это когда-нибудь, и Ты поймёшь, если ещё не понял, только одно: лучше этого ничего другого нет. Ведь, если в Тебе нет одного, то, значит, в Тебе есть тогда другое, и это тоже ясно, как белый день, причём неважно, кем Ты себя сам считаешь: «крутым» или «простым». Ты – тот, кто Ты есть, и по-другому было бы лишь в том случае, если бы ты переменил свои взгляды на противоположные, не свойственные тебе ранее. Не знаю ни одного нормального, хорошего человека, променявшего своё на чужое. Также редко встречаются пришедшие от чужого к себе. В основном, люди круты или нет уже до своего рождения на Свет. Да, и не сочти мои слова странными или опрометчивыми. Вот, и, стало быть, в тот вечер мы с моим попутчиком шли просто поговорить с Юрием Юлиановичем Шевчуком (или, если проще, ЮЮ), движимые, скажу прямо, противоположными (несмотря на нашу так называемую общность интересов) мотивами. Меня интересовала простая, непринуждённая всего лишь беседа «по пьяной лавочке». Мартын же, всегда болезненно мнительный, и склонный к глупому старческому тщеславию, напротив, предвкушал будущее количество готовых быть полученными из всего этого дивидендов. Но в тот вечер я о таких его «нюансах» столь ярко даже не размышлял. Мы завернули за угол открывавшегося артистического коридора, и в дверях первой же комнаты, оказавшейся гримёркой, лоб в лоб, что называется, столкнулись с оживлённым и разгорячённым, по ходу, чем-то, ЮЮ. Рядом стоял Вадик Курылёв, басист ДДТ, и духовик Миша Чернов. Быстро завязавшийся (по, естественно понятным причинам) разговор получился вполне, отмечу, насыщенным и толковым. Мы подробно поговорили о разной музыке, о противостоянии с «официальной системой взглядов и действий». Шевчук затронул тему важности в любой группе роли ритм-секции (связки бас-гитары и барабанов), слаженности и даже родства в этом самих музыкантов. Мы сошлись, в частности, на общем положительном мнении об «алисовской» ритм-секции – Пете Самойлове и Мише Нефёдове. Что на басе и барабанах, как на фундаменте, стоит в команде вся музыка, я знал ещё до этого, и поэтому воодушевлённо, горячо, и смело об этом говорил, так, как будто сам уже «рубил» (играл) в какой-нибудь команде. Немного удивлённый нашей непринуждённостью, и по-детски неприкрытым энтузиазмом, ЮЮ предложил в конце диалога: «Братья, приходите на наш следующий концерт, в «Юбилейный»!» Он сказал, что грядущий сейшн приурочен к какому-то красному военному празднику, и добавил, что, разумеется, для нас он будет бесплатным, то бишь что мы «впишемся» с помощью ДДТ через служебный вход. Для этого нам нужно было всего лишь подойти «в час икс» к «служебке». Там, сообщил ЮЮ, нас будет ждать кто-нибудь из группы, например, «дядя Миша» Чернов.

Через некоторое количество времени, ровно за день до намеченного мероприятия, я сходил в «пивняк» под смачным названием «Мутный Глаз», что на улице Зины Портновой, и купил там десять литров разливного «Жигулёвского». Три из десяти я сразу оприходовал, семилитровую же полную пластмассовую канистру поставил дома, за диван. Намерение было такое, чтоб напоить Шевчука и ДДТ народным напитком максимально обильно. Я знал, что на месте будет и другое бухло, а посему считал стоявший за диваном пайв вполне пригодным, добротным вкладом в «общее дело». На следующий день мы «забились» на «Горьковской», взяли в близлежавшем «виннике» портвейна, я привёз канистру, остальные притащили взятого у себя в округе разливного (кто не знает, термин «разливное» применялось почти всегда именно к пиву в разлив, в советские времена, преимущественно, к «Жигулёвскому», хотя, конечно, были и другие сорта, встречавшиеся, лично мне, значительно реже). Сев на трамвай, мы докатили до «Юбилейного», и, зайдя в ближайший же, пригодный для традиционного ритуала, «парадняк» (подъезд), не откладывая, плотно пригубили. Дойдя до «промежуточного градуса», я посмотрел на свои «карманные» – обычный, довольно увесистый, стандартных размеров, армянский будильник «Севани», который периодически путешествовал со мной в кармане моего военного плаща. Видя, что «время уже не ждёт», мы, не спеша двинули к месту назначения – непосредственно к «служебке» (служебному входу). «Дядя Миша» уже будто ждал нас, стоя и разговаривая с кем-то у прозрачных, стеклянных дверей. Мгновенно узнав, и, понимающе улыбнувшись, он позвал нас идти за собой внутрь, сказав двум бабулькам и менту, стоявшим на входе, что мы официально приглашены на этот концерт в качестве гостей. Подойдя вместе с нами к гримёркам, он предложил нам свободно располагаться в одной из них, сообщив, что они сами остановились в соседней, что справа, и, беззаботно пошутив о чём-то, ушёл. Мы расселись за продолговатым столом, стоявшим посередине хорошо освещённой комнаты, достали недобитый портвейн и пайв, и, накатив изрядно «по одной», дружно закурили. В этот же момент в дверь заглянуло какое-то женское растерянное лицо, и, немного помедлив, сообщило нам, что помещение, в котором мы, как я понял из её слов, довольно опрометчиво остановились, «зарезервировано» неким артистом Охочинским. На это её заявление я, в ответ, вполне безапелляционно отрезал: «Охочинский? Кто это? Передай Охочинскому, что здесь сидим мы, и шёл бы он на …!» Лицо мгновенно исчезло, и мы спокойно продолжили: после «второй» запили «всё это дело» разливным, подзакурили. Тут недавнее лицо снова появилось – уже в широко открытых дверях, вместе с каким-то мужиком, который начал пафосно и жеманно раскидывать руки, и, судя по его таким же, как жесты, словам, показательно претендовать на, едрёна в корень, нашу гримёрку. После своего «танца» он сказал, что он – Охочинский, и за ним изначально числится эта комната, на всё время концерта. Да, кстати, немного о распорядке всего выступления: в первом отделении, кроме беспардонно обиженного нами Охочинского, должны были играть «Голубые Береты», какая-то баба, и ещё что-то, вторая часть была полностью отдана ДДТ. За спинами «охочинсховцев» внезапно появилась фигура гитариста «Худого», энергично машущего нам рукой. Когда я, никак не реагируя на настойчивые призывы «немедленно очистить помещение», и, отстранив кого-то особо рьяного, подошёл к Худому, тот быстро сказал, чтобы мы брали свои «бэки», и шли за ним. Оставив почётного советского артиста в заслуженном покое, мы, похохатывая, ушли. Худой привёл нас в гримёрку ДДТ, и ЮЮ, извинившись за этот непредвиденный казус, любезно предложил нам оставить свои ноши здесь, и свободно располагаться, ничем не стесняясь. Поскольку в комнате народу было и так хоть отбавляй, мы, просто бросив бэки в общую кучу в углу, допили остатки «портухана», и, оставив лишь заветную канистру, пошли гулять по предконцертному «Юбилейному», благо нам были открыты, практически, все прикольные для осмотра и присутствия, места. На моё предложение ЮЮ распить пайв до сейшена тот благодушно ответил, что перед выступлением пьёт только «конину» (коньяк), так как от пайва садится голос, но вот после – тут он мне соответственно, по-заговорщицки ухмыльнулся, и подмигнул. Я вышел из гримёрки, догоняя остальных. Дальше всё проплывало, проходило, и пролетало, как в счастливом сказочном тумане – от, разумеется, внутреннего непередаваемого ощущения праздника, подогретого в нужное время и в нужном месте «нужным количеством и качеством». И, если всё первое отделение мы прошлялись, беззаботно глазея по сторонам, то на ДДТ «отрыв» был уже полнейший: напрыгались и натанцевались вволю. После сейшена, разгорячённые, все собрались «на опорной базе»: музыканты от своего, мы от своего. Когда страсти обсуждений и впечатлений немного поутихли, барабанщик Доца очень кстати вспомнил про отложенный мной пайв, и предложил совместно его приговорить. Я скромно, быстро, и бережно достал заветную канистру, и смело разлил её содержимое по пяти стеклянным стаканам. Люди пригубили, повисла странная, тягучая тишина. Доца с улыбкой спросил: «Ребята, а пиво, что, с димедролом?» Я тоже попробовал ещё совсем недавно такой качественный и убойный напиток, и мгновенно понял, что весь его эффект ушел в течении суток через пластмассовые стенки и маленькое, рядом с горлышком, отверстие. Но мы не были повинными поклонниками сомнительных кумиров – скорее, вольными раздолбаями (в лексиконе есть, конечно, более подходящее для этого описания слово!), а посему, поржав над ещё одной «горбухой» (смешной ситуацией), и, распрощавшись с ничуть не огорчившимися на нас «дэдэтэшниками», попросту вылили эту бурду где-то в одном из «колодцев» Петроградской стороны, и разъехались по домам. Вот так мы Шевчука пивом угостили.